|
Перерождение ради процветания Жить полноценно |
|
Адрес страницы (с 27 марта 2009 г.): http://marsexxx.com/ycnex/canfield-chicken_soup_for_mother.htm Исцеление души: С любовью к матери / Сост. Дж. Кэнфилд, М.В. Хансен, Д.Р. Хоторн, М. Шимофф; Пер. с англ. Е.В. Егоровой. — М.: ООО «Издательство ACT», 2004. — 347, р] с. — ISBN 5-17-024216-6 Дж. Кэнфилд, М.В. Хансен (Jack Canfield, Mark Victor Hansen) |
Джек Кенфилд, Виктор Хансен,
Дженифер Хоторн, Марси Шимофф
Куриный бульон для материнской души
Jack Canfield, Mark Victor Hansen, Jennifer Read Hawthorne, Marcy Shimoff. Chicken soup for the mother's soul
ВСЕ ЭТИ ГОДЫ ЗАКОЛКИ ДЛЯ ВОЛОС
СОЖМИ МОЮ РУКУ, ИЯ СКАЖУ, КАК ЛЮБЛЮ ТЕБЯ
ПИСЬМО МАТЕРИ СЫНУ, ИДУЩЕМУ В ШКОЛУ
БОЛЬШЕ НИКАКИХ ПОЦЕЛУЕВ НА НОЧЬ
ПРИЗНАКИ ВЗРОСЛОГО МАТЕРИНСТВА
КОГДА ВЫ ВПЕРВЫЕ ПРИНЕСЛИ МАЛЫША ДОМОЙ
ОСНОВНОЙ ЦИКЛ ДЕТСКОГО НАСТРОЕНИЯ
РАЗВИТИЕ РЕБЕНКА В ПЕРВЫЕ ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ
ДЕНЬ, КОГДА МЫ ЗАПУСКАЛИ ВОЗДУШНЫХ ЗМЕЕВ
КОГДА МАМА ПРИШЛА НА ВЕЧЕРИНКУ
КАПИТАНУ КАНДИ И ЖЕНЩИНАМ, ПОКОРИВШИМ НЕБО
Права на публикацию собранных в этой книге историй предоставлены следующими авторами и издателями.
ПОСВЯЩАЕТСЯ МАТЕРИ
Твоя нежная забота, несомненно, наложила свой отпечаток на все, что я совершил в жизни, на все, что я делаю сейчас, на все, что я когда-либо совершу в будущем.
Твой светлый образ всегда со мной: каким я был, какой я есть, каким я буду — все это ты.
Да, ты — часть моей жизни, что бы я ни сделал и кем бы я ни стал.
Поэтому всегда так выходит, что, когда я помогаю своему соседу, это ты помогаешь ему.
Когда я лечу заболевшего друга, он должен благодарить тебя.
Когда я посвящаю малыша в тайны жизни, это ты учишь его, ты — его единственный учитель.
Потому что этим я обязан тебе, это я узнал от тебя.
Все, что я могу исправить в жизни, все, чем могу помочь, любой подарок, который могу подарить, или ноша, которую смогу вынести, — все это лишь мизерный дар, который я могу принести тебе в знак признательности.
Потому что ты подарила мне жизнь и, что самое главное, научила жить. Ты — источник всего прекрасного, чего я могу достигнуть на этой земле за краткий срок моей жизни.
За то, какая ты есть, и за то, каким я стал, — спасибо тебе, Мама.
Дэвид JI. Уэзерфорд
С ЛЮБОВЬЮ
мы посвящаем эту книгу нашим матерям Эллен Тейлор, Юне Хансен, Морин Рид и Луизе Шимофф. Их любовь и забота стали основой наших жизней.
Также мы посвящаем эту книгу всем матерям мира, чьи любящие сердца и руки нянчили, лечили и растили всех нас.
ВСТУПЛЕНИЕ
Мы дарим эту книгу вам, матери всего мира. Подготавливая ее к изданию, мы хотели воздать должное каждой матери, но разве этот небольшой труд может отблагодарить за драгоценный дар жизни? Прочитав тысячу рассказов, готовившихся для книги, мы были очень тронуты глубиной чувств, которые люди питают к своим матерям.
Одни рассказывали о том, какие жертвы приносили матери ради детей. Другие рассказывали о мужестве своих матерей. И очень многие делились той светлой радостью, которую они в свое время получили от них. Но, к сожалению, ни одна тема не может полностью раскрыть природу материнской любви.
Мы случайно наткнулись на небольшую притчу, которая, как нам кажется, отлично выражает ее сущность.
В один тихий светлый солнечный день ангел покинул небеса и спустился в наш грешный мир. Он скитался по полям и лесам, городам и деревням. Когда село солнце, ангел расправил крылья и сказал:
— Ну что ж, мой визит окончен, и я должен вернуться назад в мир света. Но перед тем как уйти, я возьму что-нибудь на память о земле.
Он посмотрел на чудесный сад, где росли цветы, и сказал:
— Какие красивые и нежные тут цветы, нет ничего прекраснее и утонченнее их. — И нарвал букет самых редких роз.
Потом поднял глаза, заметил розовощекого малыша, улыбающегося своей маме, и воскликнул:
— О, улыбка этого младенца прекраснее букета цветов! Я возьму и ее тоже.
Но тут он увидел, как из сердца матери навстречу малышу льется безграничная любовь, и, потрясенный, прошептал:
— О, любовь матери — самая прекрасная вещь на земле, которую я видел! Я заберу ее с собой.
Вернувшись на небо, ангел подлетел к жемчужным воротам рая и остановился перед ними.
— Перед тем как войти, я проверю свои сокровища. Ангел посмотрел на цветы — они завяли, улыбка младенца исчезла.
И лишь материнская любовь осталась нетронутой и была все так же прекрасна, сияя чистотой и святостью.
Он выбросил засохшие цветы, пролетел сквозь жемчужные ворота и собрал всех ангелов на небесах.
— Вот достояние, обретенное мной на земле, сохранившее свою прелесть и на небесах, — это материнская любовь, — возвестил он.
Итак, мы от чистого сердца предлагаем вам эту книгу. Может быть, читая собранные в ней истории, вы почувствуете любовь, радость и вдохновение. Может быть, они затронут вашу душу и поднимут настроение.
Джек Кэнфилд, Марк Виктор Хансен, Дженнифер Рид Хоторн и Марси Шимофф
1
С ЛЮБОВЬЮ...
Любовь доступна в любое время года и всегда находится под рукой.
Мать Тереза
ВЫБОР
Прощать — значит любить. Рейнгольд Ниебур
Я торопливо юркнула в маленький автомобиль и устроилась рядом со своим женихом Грэгом. Мама стояла на тротуаре, а за ее спиной расстилался бруклинский квартал, где я и выросла. Она с надеждой улыбалась мне.
— Пока, мама, — бросила я небрежно.
Когда же она наклонилась, чтобы поцеловать меня на прощание, я слегка отвернулась в сторону. Я не хотела, чтобы она целовала меня.
Я очень надеялась, что Грэг не видел, какая обида омрачила лицо моей мамы. Но, к сожалению, когда мы отъехали, я заметила в его глазах тревогу. Я молча сидела рядом, неестественно выпрямившись в кожаном кресле, и упрямо смотрела на тени, пробегавшие по ветровому стеклу.
— Линда, — наконец проговорил Грэг, — конечно, это я настоял на встрече с твоей мамой...
Я по-прежнему молча смотрела вперед.
— И я рад этому. Она замечательная. Я ничего не ответила.
Грэг вздохнул.
— Я никогда еще не видел, чтобы ты вела себя так странно. Откуда такое равнодушие? Не знаю, что произошло между вами, но должна быть веская причина для неприязни, которую ты к ней испытываешь.
Причина! Да как он может меня судить? Но когда я потянулась к нему, то не увидела ни тени осуждения, только желание попять. Его рука соскользнула с руля и мягко накрыла мою руку. И тогда я медленно, запинаясь, начала рассказ о своих родителях...
В те далекие 50-е, когда я была маленькой, моего отца преследовали неудачи. Отцы других детей каждый день приходили с работы в красивых деловых костюмах, а мой сидел на скамейке перед нашим многоэтажным домом, одетый в порванные голубые джинсы и белую футболку. У него не было работы. Он просто сидел там, уставившись в пространство, и курил одну сигарету за другой.
Иногда я видела соседскую девочку. Она выбегала из квартиры встречать своего отца, который шел по дороге с блестящим кожаным портфелем. И тогда я уходила домой, чтобы скрыть горечь. В своих детских молитвах я никогда не забывала отца: «Господи, помоги папочке стать лучше».
Беспокойство мамы росло с каждым неоплаченным счетом, которые она складывала на полке кухонного шкафа. Самыми тяжелыми всегда были воскресенья. Отец спал целый день, а мама набрасывала на плечи плащ и бежала на улицу в газетный киоск, чтобы купить «Нью-Йорк тайме». Затем доставала красную ручку. Она садилась за белый столик и начинала яростно отчеркивать колонки в газете под заголовком «Вакансии для мужчин». Когда вся полоса заполнялась красными овалами, мама бросала газету отцу:
— Здесь есть несколько вакансий для тебя.
Но отец лишь глубже зарывался в старое одеяло.
— Я не могу, — шептал он. — Не на этой неделе.
Однажды мама не выдержала и схватила отца за плечи.
— У нас нет молока, у нас нет даже хлеба! — плакала она.
Отец беспомощно посмотрел на нее:
— Ты думаешь, мне самому нравится так жить?
Я думала, что нет. Но мама находилась на грани отчаяния и не могла ему сочувствовать. Она лишь плотно сжала губы. В следующее воскресенье она купила «Нью-Йорк
тайме» и стала подчеркивать колонки в разделе «Вакансии для женщин».
В 50-е годы нанимать женщину, имевшую ребенка, было не принято. Однажды вечером, сидя в темноте с сестричкой, я услышала тихую молитву матери. Она не произносила пышных фраз. Она беседовала с Богом как с другом, который никогда не подводил ее. «Мне так тяжело, Господи, — говорила она, — пожалуйста, не вводи нас в нищету. Я никогда не искала легких путей. Я найду работу, какую смогу, даже если придется работать за гроши. Я буду самым лучшим работником, которого они когда-либо видели».
Неожиданно знакомый ее подруги предложил маме секретарскую должность, но сразу же предупредил: «Я дам вам шанс. Но если вы собираетесь сбегать с работы каждый раз, когда заболеет ваше чадо, тогда лучше и не начинайте».
С тех пор мама никогда не оставалась с нами дома. Даже когда мы с сестрой заболели корью, она ходила на работу. Если нам требовался особый уход, мама отводила нас к соседке. Я лежала на кровати с лихорадкой и слышала, как соседка жаловалась кому-то по телефону: «Да какая хорошая мать оставит своего ребенка!» Мне никогда не нравилась эта женщина. Но ее высказывание заставило меня по-другому взглянуть на мою маму.
Папе становилось все хуже и хуже. Без мамы, без ее заботы и ухода он стал совсем вялым и рассеянным. Однажды я вернулась домой, а в квартире было полно дыма. Отец оставил на плите кастрюлю и забыл. Я побежала открывать окна, боясь, что мама узнает.
В другой раз я пришла домой и увидела, что мама в квартире одна.
— А где папа?
— Он мог тебя погубить, — сказала она рассеянно. — Он мог сжечь весь наш дом.
— Где же он? — спросила я.
— Я отправила его в больницу.
Я бросилась к двери, как будто он ждал меня там. Но, конечно, его не было.
Он очень болен, Линда, у меня не было выбора. Я не могу присматривать за всеми. — Наверное, она пыталась меня утешить, но я убежала от нее, расстроившись еще больше.
На следующий день мама снова пошла на работу, а отца отправили в психиатрическую лечебницу.
Выписавшись из больницы, он даже не пытался навестить нас. Его эмоциональные проблемы и глубокая депрессия не оставляли надежды на выздоровление. Ему было трудно содержать семью. Он жил один, время от времени находя малооплачиваемую работу. Я обвиняла маму в том, что она отняла у нас отца.
— Ты должна забыть прошлое, — говорила мне мать, когда я выглядела особенно несчастной.
Но я не могла. Я не могла простить ее за то, что она отослала отца прочь. Ни дня не проходило без этих мыслей. Я думала: «Что бы произошло, попытайся она ему помочь понастойчивее...»
За время рассказа Грэг доехал до моего дома. Мой голос дрожал, я охрипла от волнения.
— Твоя мама простила его? — спросил он.
— Нет. — Я вспомнила те обвинительные речи, которые мать до сих пор произносила в адрес отца. — Она не может забыть прошлое. Она все еще осуждает его за то, чего он не мог сделать. Она не может простить, не может забыть...
— Так, — мягко прервал меня Грэг. — А ты можешь?
— Конечно, могу! Я уже простила. Я знаю, что мой отец просто не мог иначе. Он никогда не хотел нас обидеть. Он...
— Я о другом, — терпеливо проговорил Грэг. — Можешь ли ты простить свою мать?
Воцарилась тягостная тишина. Лишь за окном шумели проезжавшие мимо машины. Я? Простить свою мать?
— Ты знаешь, Линда, — сказал Грэг, врываясь в поток моих мыслей. — Я знаю, что иногда наступает такое время, когда надо принять важное для себя решение. Сделать выбор, который может изменить всю жизнь. Как это вышло с твоей мамой. Вы подошли к той черте, когда вам стало нечего есть, поэтому она и вынуждена была сделать трудный
выбор. Твой отец был взрослым мужчиной, поэтому она выбрала тебя, она выбрала детей.
Я посмотрела на Грэга. Что он сказал? Мама выбрала меня. Я невольно стала перебирать в памяти обиды, но неожиданно все мои нехорошие мысли исчезли, и вместо них всплыл один эпизод из далекого детства.
Утро. Я сижу на зеленом диване, угрюмо уставившись на маму. Она собирается на работу.
— Тебя никогда не бывает дома, — говорю я. — Тебя никогда с нами нет. Ты ничего не делаешь для пас как настоящая мама. Мама Робина всегда печет булочки с вареньем на обед.
— Линда, — устало сказала мама. — Я хожу на работу для того, чтобы у вас был обед. Я очень устаю, у меня нет времени на готовку.
— У тебя ни на что нет времени!
— Ты же не хочешь, чтобы мы жили в нищете? — спросила она тихо.
Я плохо представляла, что это значит.
— Нет, хочу!
Мама побледнела.
— О, милая, ты думаешь, что нищета — это весело? Мы с моей матерью однажды оказачись в нищете. У нас не было ни одежды, ни еды, ни денег на врача и лекарства. Я просто хочу, чтобы вам с сестрой жилось чуточку полегче, но я не могу успевать везде. Я тоже устаю, я человек.
— Но в других семьях, — упрямо продолжала я, — мамы бывают дома.
Мама вздрогнула, но сделала вид, что ей все равно, и проговорила:
— А в нашей семье меня уволят, если я опоздаю, — и выбежала из квартиры, чтобы успеть на поезд.
На следующей неделе я нашла в своем портфеле три огромные булочки с вареньем. Но я никогда так и не поблагодарила маму, даже не сказала, что я видела их. Интересно, сколько раз я отказывалась замечать мамины попытки утешить меня?
И ног теперь воспоминания разом обрушились на меня. Йог мама поздно ночью пришивает оторванную пуговицу на моем платье. А вот учит заплетать в косы мои длинные черные волосы. Мама, которая всегда разнимала нас с сестрой во время ссоры. Как бы плохо я к ней ни относилась, она непременно оставалась на моей стороне. И почему же я до сих пор не замечала этого?
Сидя в машине, я сделала то, что так часто делала мама. Я склонила голову и тихо помолилась. Моя молитва была просьбой о прощении. «Пожалуйста, Господи, помоги избавиться от этой горечи!»
— Грэг, может, тебе это покажется странным, но...
— Ты хочешь вернуться назад к матери, — закончил он за меня. И, поворачивая машину, широко улыбнулся.
Чуть позже, сидя в маминой уютной кухне, я тихо благодарила ее. Я тысячи раз видела маму на кухне, но слишком злилась на нее, не замечая силу ее любви, постоянное тепло и поддержку.
— Мама, — смущенно проговорила я, не зная, как начать. — Как ты думаешь, ты могла бы в свободное время научить меня печь те булочки с вареньем?
Сначала я думала, что она так и не ответит на мой странный вопрос, но потом увидела, как мама кивает.
— Так ты все эти годы помнила мои булочки? — чуть слышно спросила она.
— Да, мама, — сказала я, — помнила.
Линда Браун
ДЕТСКИЙ САМОЛЕТ
Для материнской любви не существует препятствий.
Пэдцок
26 апреля 1975 года мы с моей подругой Кэрол Дей ехали по пыльным улицам Сайгона на скрипящем грузовике. Три месяца назад, когда Кэрол и я согласились отвезти шестерых вьетнамских сирот в Америку к новым родителям, путешествие показалось мне восхитительным и безопасным. Мы с моим мужем Марком и сами собирались усыновить кого-нибудь в ближайшем будущем. Все стремились им помочь. Ни я, ни Кэрол не подозревали, что путешествие из Сайгона станет таким опасным. Местность оказалась под обстрелом.
Бомбы падали менее чем в трех милях от города, и мимо нашей машины потоком неслись жители многострадального города. Свое имущество они везли на огромных телегах или в сумках на колесиках, а некоторые просто тащили на спинах в мешках. Однако возглавлявшая нашу группу Чери Кларк, директор зарубежного Центра помощи вьетнамским детям, казалась скорее взволнованной, чем испуганной. В тот самый момент, когда мы остановились, она неожиданно сообщила:
— Вы знаете, что президент Форд выделил огромный самолет для спасения оставшихся детей? Может быть, это последняя возможность! Поэтому вместо шести сирот вам придется взять с собой двести!
Мы с Кэрол в изумлении уставились друг на друга.
— Мы сумели отправить один самолет с детьми вчера, — продолжала Чери. — В последнюю минуту вьетнамское правительство отказалось выпустить его, но самолет уже взлетел. И теперь сто пятьдесят детишек летят в Сан-Франциско!
Мы работали медсестрами уже несколько лет, но оказались не подготовленными к тому, что увидели в Центре помощи вьетнамским детям. Каждый дюйм каждого этажа французского особняка был покрыт одеялами или матами, на которых лежали сотни детей, сотни плачущих и кричащих детишек, оставленных или сирот.
И хотя предстоящее путешествие могло быть опасным, мы с Кэрол твердо решили помочь подготовить детей. Мы должны были лететь первым рейсом. Каждому ребенку нужна была одежда или пеленки, строгая проверка и законное имя. Специальные добровольцы, американцы и вьетнамцы, работали здесь часами.
На следующее утро мы узнали, что из-за предыдущего незаконного вылета наш задерживается. Придется ждать специального разрешения вьетнамского правительства. Если только оно последует!
— Мы ничего не можем поделать, только ждать и молиться, — подвела итог Чери.
Все знали, что в Сайгоне время дорого и для американцев, и для вьетнамских детей. Мы с Кэрол присоединились к добровольцам, спешно готовившим детей к вылету в Австралию.
В удушающей жаре мы погружали детей в автобус, в котором была убрана часть сидений. Мы прибыли в аэропорт, но увидели, что транспорт не готов. Огромное облако черного дыма заслонило синее небо далеко впереди нас. Когда мы проходили терминал, то услышали ужасную новость: первый самолет с детьми, самолет, на котором должны были лететь мы, разбился сразу после взлета.
Нет, это не могло быть правдой! Лучше бы нам этого не знать. У нас, к сожалению, не было времени оплакивать погибших. Нам надо было срочно грузить хныкающих детишек в самолет, который должен был доставить их в свобод-
ную страну. Мы с Кэрол стояли, схватившись за руки, когда самолет взлетал. Вот он исчез из виду, и мы заплакали от радости. Один самолет вырвался!
Но наша радость была кратковременной. Вернувшись в Центр, мы увидели огорченные лица добровольцев. Чери подтвердила наши худшие опасения. Сотни детей и сопровождающие, летевшие на первом самолете, погибли. Никто не знал, был ли самолет сбит выстрелом специально, или в него случайно попала бомба.
Господи, какая трагедия! Да кто на такое способен? И сделают ли они это снова? Сраженная страшной новостью, я села на старую кушетку и разрыдалась. Самолет, на котором мы должны были лететь, разбился. Моя вера в благополучный исход таяла на глазах. Неужели я никогда больше не увижу своего мужа и дочерей?
Вечером Чери позвала меня к себе. Ее слова поразили меня в самое сердце. И это там, в непредсказуемом мире беды!
— В бумагах, которые ты привезла с собой, документы на усыновление ребенка. Так, может, вместо того чтобы ждать, ты сама пойдешь и выберешь его?
В тот день мои ожидания стали реальностью. Мои девочки непременно обрадуются появлению в доме маленького братика! Но... как же я смогу выбрать ребенка? С молитвой я зашла в соседнюю комнату.
Когда я медленно шла между детьми, ко мне подполз малютка, обвязанный пеленкой. Я подняла его, он свернулся в моих руках калачиком, положил голову на плечо и обнял меня. Я понесла его с собой по комнате, осматривая каждого ребенка и прикасаясь ко многим. Наверху, в зале, было еще больше детей. Малыш в моих руках, казалось, прижимался ко мне все теснее. Я молилась, прося Господа укрепить меня в моем решении. Я чувствовала на себе легкое дыхание малыша, и сомнения покинули меня.
— Здравствуй, Митчел, — прошептала я ему, — я твоя мама.
На следующий день нам сообщили, что вылет назначен после обеда. Вместе с добровольцами мы собрали сто пятьдесят оставшихся детишек.
Их разместили по три-четыре человека на место в старом городском автобусе. Мы с Кэрол тоже поехали. И снова несчастье. Мы прибыли в аэропорт и узнали, что вьетнамский президент отменил наш вылет. Стараясь не поддаваться отчаянию, мы с Кэрол помогли выгрузить детей. Неужели мы так никогда и не выберемся отсюда? Так все и умрем в осажденном Сайгоне?
Наконец Росс, один из работников Центра помощи вьетнамским детям, сообщил:
— Президент разрешил только один вылет. Медлить нельзя. Давайте загружать детей. И вы тоже полетите, — сказал он Кэрол и мне. — Это последний шанс!
— Нет, — сказала я. — Я оставила своего сына там, в Центре, для следующего рейса. Я должна вернуться и забрать его.
— Лиэнн, — сказал Росс, — ты же видишь, какая ситуация. Улетай, пока можешь. Я обещаю, что мы сделаем все возможное, чтобы вызволить твоего сына, и привезем его к тебе.
Да, я прекрасно все понимала, но не могла.
— Я никуда не полечу без Митчела!
— Тогда поторопись, — сказал Росс. — Я задержу самолет, насколько смогу, но мы не можем из-за тебя лишить шанса этих детишек.
Я помчалась к автобусу. Водитель быстро ехал по разрушенному городу и высадил меня в километре от Центра помощи. Ремешок моей босоножки лопнул и больно бил по ноге. Я оторвала его, чтобы не мешал. В боку кололо, когда я взлетала по ступенькам здания наверх.
— Самолет... — выдохнула я, когда Чери усадила меня в кресло.
— Знаю, я только что связалась по телефону с аэропортом. — И?
Чери улыбнулась:
— Самолет подождет тебя.
Я выдавила улыбку, хотя все еще не могла отдышаться.
— И не только это. Мы сможем собрать других детишек для этого вылета, и еще назначили второй рейс!
По моим щекам покатились слезы. Я нашла Митчела и крепко прижала к себе. Мысленно я поклялась никогда больше его не оставлять.
Несколько часов спустя я взбиралась по трапу грузового самолета. Мое сердце колотилось как сумасшедшее. Двадцать картонных коробок стояли рядами в центре салона. В каждой коробке — по два-три ребенка. Детишки повзрослее сидели на длинных скамейках, прикрепленные ремнями. На их лицах застыло недоумение.
Двери закрылись. Мотор угрожающе заревел. Я так и не смогла забыть черные облака на небе, не смогла выбросить из головы разбившийся самолет. У меня началась паника, и я крепче прижала к себе малыша Митчела. Я молилась Господу все то время, пока мы взлетали. И вот... мы в воздухе. Если мы выживем в следующие пять минут, то достигнем дома невредимыми. Я это твердо знала.
Наконец командир экипажа заговорил:
— Мы вырвались из-под обстрела. Мы спасены. Мы летим домой!
Крики радости наполнили салон самолета.
Когда я вспоминаю о хаосе войны, я молюсь за тех, кто остался. А потом произношу молитву благодарения. За то, что мы с Кэрол смогли изменить свою жизнь, так изменить, как даже и не мечтали. На нас лежала ответственность дать надежду тем, у кого ее почти не осталось, включая моего сына, о существовании которого я недавно еще не подозревала.
Лиэнн Тиэман Записала Шарон Линнеа
ПОДАРОК МАМЕ
На Рождество всегда были особенно ощутимы семейные радости и истинные отношения в родительском доме. Запахи жареной индейки, ветчины и домашнего хлеба витали в воздухе. Столы и стулья у нас стояли для всех возрастов: для малышей, подростков, родителей и дедушки с бабушкой. Каждая комната украшалась как-то по-особенному. Ни один из членов семьи никогда не пропускал Рождество у родителей.
Только в этом году все изменилось. Мой отец скончался 26 ноября, и это было первое Рождество без него. Мама старалась как могла, но я видела, как ей тяжело. Я чувствовала слезы, подступавшие к глазам. Я задавала себе вопрос: надо ли мне дарить ей мой специальный подарок, который я приготовила к празднику? Или же он стал не нужен после смерти отца?
Несколько месяцев назад я последний раз подновила портреты, на которых изобразила родителей. Я собиралась подарить им свои картины к Рождеству. Для них это стало бы великолепным сюрпризом, потому что я не занималась в специальной школе живописью и не планировала заниматься этим дальше серьезно. Для создания портретов мне потребовалось все мое упорство. В итоге сходство оказалось поразительным, но я все равно сомневалась в своем мастерстве.
Однажды, как всегда занимаясь в самодельной студии, я услышала звонок в дверь. Быстро накрыв холсты, я открыла дверь. К моему великому удивлению, на пороге стоял отец,
один. Он никогда прежде не навещал меня без матери. Улыбнувшись, он сказал:
— Я так скучаю по нашим утренним беседам. Помнишь, последняя произошла как раз накануне твоей свадьбы.
Не так давно я вышла замуж. К тому же я была единственной девочкой в семье.
У меня тут же возникло жгучее желание показать ему свои работы, но я боялась испортить сюрприз к Рождеству. И все же на этот раз как будто что-то подтолкнуло меня разделить свою радость с отцом. Я заставила его поклясться молчать и настояла, чтобы он закрыл глаза. Потом выставила портреты.
— Так, а теперь ты можешь открыть глаза!
Он казался ошеломленным, но ничего не сказал. Поднявшись, отец подошел поближе рассмотреть работы, затем отступил назад. Я пыталась унять сильно бьющееся сердце. По его щеке неожиданно поползла слеза, и он проговорил:
— Я даже не верю. Глаза такие живые, они смотрят на ' тебя, где бы ты ни стоял. Посмотри, какая красивая здесь мама!
Польщенная его вниманием, я на следующий же день понесла картины в багетную мастерскую, чтобы оформить.
Прошло несколько недель. И однажды ночью в ноябре зазвонил телефон. Я вздрогнула, и холодные мурашки пробежали по моей спине. Я взяла трубку и услышала голос мужа. Он врач.
— Я сейчас в реанимационной палате, у твоего отца удар. Ему плохо, но он жив.
Отец пролежал в коме несколько дней. Я пошла навестить его в больнице буквально за день до смерти. Вложив свою руку в его, я спросила:
— Отец, ты знаешь, кто я?
Он удивленно проговорил, изумив всех:
— Ты моя дорогая дочурка.
На следующий день он умер, и казалось, вся жизненная сила ушла из наших с мамой душ с его смертью.
Наконец я вспомнила о своем заказе и возблагодарила Господа за то, что Он дал шанс отцу увидеть мои картины.
Когда я получала заказ, то меня удивило замечание хозяина мастерской. Он сказал, что отец заходил в мастерскую после меня, заплатил за рамки и попросил завернуть картины в подарочную упаковку.
Несмотря на то что мы остались без главы семьи, на Рождество все собрались в прежнем составе. Все пытались быть веселыми и радостными. Когда же я увидела мамины грустные глаза и печальную улыбку, то тут же решила подарить ей наш с отцом подарок. Она сняла оберточную бумагу, и я увидела, как просветлело ее лицо. К картинам была прикреплена поздравительная карточка.
Посмотрев на портреты и прочитав карточку, мама просияла. Она встала со стула, передала мне карточку и попросила братьев повесить картины над камином. Отступив назад, она долго смотрела на них. С блестящими от слез глазами и широкой улыбкой она быстро повернулась к нам и сказала:
— Я знала, что отец будет с нами на Рождество!
Я посмотрела на поздравительную карточку, подписанную рукой отца.
«Мама, наша дочь напомнила мне, какой я счастливый человек. Я всегда буду смотреть на тебя. Папа».
Сара А. Риверс
ДЕНЬ МАТЕРИ
Прошло двадцать шесть лет с тех пор, как это случилось. Мы с моим армейским другом Дэном везли на его блестящем голубом «корветте» прохладительные напитки и одежду для отдыха. Мы миновали часового с суровым лицом, стоявшего у главных ворот форта Маклеллан. Вооруженные всевозможными принадлежностями для морской охоты и с карманами, полными новеньких шуршащих купюр, выплаченных нам за нашу первую неделю работы в армейском летнем лагере резервистов, мы ехали отдыхать во Флориду. Мы решили прокатиться по побережью. Нам казалось, что мы никогда еще так не нуждались в отдыхе. Четыре дня беспрерывной работы и москиты доконали нас на холмах восточной Алабамы.
Майская погода была превосходной, и мы катили по дороге в машине с открытым верхом и включенной музыкой. Когда заехали в Бирмингем, то решили остановиться в магазине, чтобы позвонить домой и поздравить наших мам с Днем матери.
Застав свою мать дома, я узнал, что она только что вернулась из лавки зеленщика. Я понял по ее печальному голосу, как она разочарована, что я не проведу этот особенный день с семьей.
— Что ж, приятной вам прогулки, и будь осторожен. Мы по тебе скучаем, — сказала она.
Вернувшись к машине, я увидел, что на лице Дэна отразилось чувство вины, схожее с моим. Тогда неожиданно мне пришла в голову отличная идея. Конечно, можно послать им цветы к празднику!
Остановившись у небольшого цветочного магазина, где-то в южной части Бирмингема, мы написали записки к букетам, которые должны были извинить нас и избавить от вины за то, что мы проводим свой выходной на морском побережье, а не рядом с дорогими мамочками.
Мы ждали, пока продавец обслужит маленького мальчика, который выбирал дорогую упаковку для цветов, очевидно, в подарок маме. Мы же теряли терпение, потому что хотели поскорее купить цветы и отправиться в путь.
Малыш, сияя от гордости, повернулся ко мне и показал свое приобретение, пока продавец оформлял его заказ.
— Я уверен, что маме бы понравились эти цветы, — сказал он. — Это гвоздики. Мама всегда любила гвоздики. Я собираюсь смешать их с цветами из нашего собственного сада, — добавил он, — перед тем как отнесу на кладбище.,
Я посмотрел на продавца, который отвернулся и достал носовой платок. Затем я взглянул на Дэна. Мы видели, как маленький мальчик покинул магазин со своим замечательным букетом и забрался на заднее сиденье отцовской машины.
— Так вы будете покупать цветы, а, ребята? — спросил продавец, когда смог нормально говорить.
— Полагаю, да, — ответил Дэн.
Он выбросил наши записки в мусорное ведро, и к машине мы вернулись в молчании.
— Я заберу тебя в воскресенье вечером около пяти, — сказал Дэн, останавливаясь перед домом моих родителей.
— Я буду готов к этому времени, — ответил я и выгрузил свой вещевой мешок из багажника.
Флорида может и подождать.
Ники Сепсас
ВСЕ ЭТИ ГОДЫ ЗАКОЛКИ ДЛЯ ВОЛОС
Две дочери моей подруги Дэбби учились в старших классах, когда она однажды почувствовала себя плохо и решила, что подхватила какую-то инфекцию. Семейный доктор сказал ей, что ее болезнь никакого отношения к инфекции не имеет, что Дэбби «заразилась» болезнью под названием «беременность».
Рождение Томми, здорового, красивого мальчика, стало событием, которое праздновали всей семьей. И каждый день его жизни приносил новую радость. Это был замечательный, умный малыш, ласковый и веселый.
Однажды, когда Томми исполнилось пять лет, они с Дэбби отправились к соседней мельнице. Как это часто бывает с детьми, Томми ни с того ни с сего спросил:
— Мам, а сколько тебе было лет, когда я родился?
— Тридцать шесть, дорогой, а что? — спросила Дэбби. Ей было интересно, какая мысль на этот раз одолевает малыша.
— Какая досада! — ответил Томми.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Дэбби, более чем заинтригованная.
Посмотрев на нее полными любви глазами, Томми произнес:
— Я просто подумал, как много лет мы с тобой не знали друг друга!
Элис Коллинз
Мне было лет семь, когда я услышала от одной из подруг моей матери, что завтра у нее день рождения и ей исполняется тридцать лет. Я удивилась, так как никогда прежде не задумывалась о том, что у моей мамы есть день рождения, и забеспокоилась, потому что не приготовила ей подарок.
Ну ладно, на этот раз я могу кое-что сделать! Я зашла в свою комнату, открыла копилку и взяла оттуда накопленные деньги. Целых пять долларов! Это были мои сбережения за месяц. Потом я отправилась в маленький магазин, находившийся на первом этаже нашего дома. Я поведала владельцу, мистеру Сейверу, что хочу купить подарок для моей мамы на день рождения.
Он показал мне все в своем магазине, что я могла купить на свои скромные сбережения. Там было несколько фарфоровых статуэток. Моя мама очень их любила, но она уже заставила весь дом этими фигурками. И я сама не один раз в неделю должна была стирать с них пыль. Нет, они явно мне не подойдут. Еще там было несколько маленьких коробочек с конфетами. Но моя мама болела диабетом, поэтому не могла лакомиться сладостями.
И последней вещью, которую показал мне мистер Сей-вер, оказалась коробочка с заколками для волос. У моей мамы были замечательные длинные черные волосы, и дважды в неделю она мыла их и закалывала обыкновенными шпильками. Распуская волосы, мама выглядела как кинозвезда. Волосы спадали ей на плечи длинными черными волнами, и это было замечательное зрелище. Поэтому я и решила, что
эта коробочка с заколками подойдет для подарка как нельзя лучше. Я протянула мистеру Сейверу мои пять долларов, а он отдал мне заветную коробочку.
Я принесла заколки домой и завернула коробку в цветную бумагу. Это был лист из моих любимых комиксов (денег на настоящую оберточную бумагу у меня не осталось). На следующее утро, когда вся семья усаживалась за праздничный стол, я подошла к маме, протянула ей свою коробочку и сказала:
— С днем рождения, мама!
Следующие несколько минут она молча сидела за столом. А потом со слезами на глазах сняла мою самодельную оберточную бумагу. Открыв коробочку и увидев там заколки, она заплакала.
— Прости, мамочка, — с недоумением сказала я. — Я не хотела, чтобы ты плакала. Я просто хотела пожелать тебе счастливого дня рождения.
— О, дорогая, я так счастлива! — сказала она мне. Я посмотрела ей в глаза и увидела, что мама улыбается сквозь слезы. — Да знаешь ли ты, что это первый подарок, который я получила на день рождения?! — воскликнула она.
Потом мама поцеловала меня в щеку и сказала:
— Спасибо, милая! — Она повернулась к моей сестре и произнесла: — Смотри, какой подарок мне подарила Линда!
Вскоре настала очередь отца и братьев любоваться заветной коробочкой. А потом мама пошла в ванную комнату, вымыла волосы и заколола их своими новыми заколками.
Когда она покинула комнату, отец посмотрел на меня и сказал:
— Линда, когда я был маленьким, мы жили на границе (отец почему-то всегда называл свой домик в горах Виргинии пограничным), у нас было не так много денег, чтобы дарить друг другу подарки, а особенно — взрослым. Мы дарили подарки только самым маленьким. И в семье твоей мамы тоже жили бедно. У них не хватало даже на самое необходимое. Но, увидев, как счастлива была сейчас твоя мама, я думаю, нам надо изменить укоренившуюся традицию. Я хочу сказать, Линда, что сегодня ты совершила переворот в нашей жизни.
Да, мой поступок многое изменил. После этого дня рождения моя мама получала подарки каждый год: от моей сестры, от братьев, от отца и от меня. И, конечно, чем старше мы становились, тем больше денег мы зарабатывали и тем разнообразнее становились наши подарки. К тому времени, когда мне исполнилось двадцать пять, я подарила ей стереосистему, цветной телевизор и микроволновую печь (которую она поменяла на пылесос).
На пятидесятилетний юбилей мамы я, мои братья и сестра сложились и купили ей очень дорогой и оригинальный подарок — золотое колечко с жемчужиной, окруженной бриллиантиками. И когда мой старший брат передал ей кольцо на вечеринке, которую устроили в честь юбилея, мама открыла бархатную коробочку и не отрываясь смотрела на подарок. Потом она улыбнулась и показала коробочку гостям со словами:
— Какие у меня замечательные дети!
Коробочка пошла по кругу, послышались восхищенные возгласы.
После ухода гостей я осталась помочь убрать со стола. Я мыла на кухне посуду и совершенно случайно услышала разговор между отцом и матерью, которые находились в соседней комнате.
— Да, Полин, — сказал мой отец, — это самое лучшее колечко, которое у тебя когда-либо было. Думаю, что сегодня самый лучший день рождения и самый лучший подарок.
Мои глаза наполнились слезами, когда я услышала ее ответ.
— Тэд, — проговорила она тихо, — может быть, это и , миленькое колечко, против этого никто не поспорит. Но ты
хочешь знать, какой подарок я больше всего ценю в моей жизни? Это та самая коробочка с заколками для волос.
Линда Гудмэн
СОЖМИ МОЮ РУКУ, ИЯ СКАЖУ, КАК ЛЮБЛЮ ТЕБЯ
Помните, когда вы были ребенком, вы часто падали и вам было больно? Помните, что делала ваша мама, чтобы облегчить эту боль? Моя мама, Грэйс Роуз, брала меня на руки, несла на кровать, сажала и целовала мое «бо-бо». Потом она садилась рядом со мной, брала меня за руку и приговаривала: «Сожми мою руку, и я скажу, как люблю тебя». Снова и снова я сжимала ее руку и снова и снова слышала в ответ бесценные слова: «Мэри, я люблю тебя».
Иногда я даже специально притворялась, будто мне больно, только для того, чтобы мама лишний раз напомнила мне о своей любви. Когда я выросла, многое изменилось, но мама всегда находила способ облегчить мою боль и поднять настроение. В трудные времена, когда я училась в колледже, она подкармливала меня своим любимым шоколадом с миндалем. Помню — мне было тогда двадцать лет, — как мама неожиданно устроила пикник в парке Эстебрук, просто желая отпраздновать обычный теплый день в Висконсине. После каждого очередного визита моих родителей ко мне я находила в почтовом ящике написанную от руки записку, в которой она благодарила меня за теплый прием. Я никогда не забывала, как я для нее важна.
Но самым замечательным признанием в любви была все же игра в «Сожми мою руку». Она так и не забылась. Я прекрасно помнила незабвенные слова: «Сожми мою руку, и я скажу, как люблю тебя».
Мне было уже за тридцать, когда однажды утром отец позвонил мне на работу. Только вчера они с матерью были у меня в гостях. Отец всегда был бодр и весел, но на этот раз я не сразу узнала его, столько страха и нерешительности было в его голосе.
— Мэри, с твоей мамой что-то случилось, и я не знаю, что делать. Пожалуйста, приезжай к нам как можно быстрее!
За те десять минут, что я ехала до родительского дома, моя душа наполнилась страхом и тревогой, и я тщетно гадала, что же произошло. Войдя, я увидела отца, в тревоге метавшегося по комнате, и мать, неподвижно лежавшую на кровати. Ее глаза были закрыты, а руки сложены на животе. Я позвала ее, пытаясь сдержать дрожь в голосе:
— Мама, я здесь.
— Мэри?
— Да, мама.
— Мэри, это ты?
— Да, мама, это я.
К следующему вопросу я не могла быть готова, и когда услышала его, то замерла, не зная, что сказать.
— Мэри, я умираю?
Слезы навернулись мне на глаза. Я смотрела на маму, на свою любимую мамочку, такую беспомощную и несчастную. Мои мысли неслись со скоростью света. И я подумала: «А что бы в таком случае сделала она?»
И тут ко мне неожиданно пришли слова:
— Мама, я не знаю, умрешь ли ты, но если это и случится, то знай: я люблю тебя.
Она заплакала:
— Мэри, мне так больно.
И снова я не знала, что сказать. Я села рядом с ней на кровать, взяла ее за руку и неожиданно для самой себя проговорила:
— Мам, если тебе больно, сожми мою руку, и я скажу, как люблю тебя.
Она сжала мою руку.
— Мама, я люблю тебя.
Бесчисленное количестве- пожатий и ответов прошло с тех пор, на протяжении этих двух лет, пока мама не ушла от нас, скончавшись от рака.
Мы не ведаем, когда придет решающий день, но теперь я знаю, что можно предложить каждому нуждающемуся в любви и тепле близкого: «Когда тебе больно, сожми мою руку, и я скажу, как люблю тебя».
Мэри Маркданте
ГЕНЫ?..
Молодая женщина по имени Мэри родила своего первого ребенка, сына. Ее муж, военнообязанный, находился тогда на службе. Поэтому пару недель после рождения малыша она прожила в доме у своих родителей.
Однажды Мэри сказала матери, что очень удивилась, когда ребенок родился рыжеволосым, в то время как она и ее муж были блондинами.
— Ну, Мэри, ничего удивительного, — успокоила ее мать, — ты вспомни, какие ярко-рыжие волосы у твоего отца.
— Но, мама, — мягко возразила Мэри, — это же не имеет никакого значения, я же приемная дочь.
Мать с улыбкой ответила:
— Ой, я всегда забываю об этом.
И это были самые приятные слова в жизни Мэри, которые ей приходилось слышать.
Лучшие истории и анекдоты
РОДИЛСЯ РЕБЕНОК*
Однажды в воскресенье накануне Дня благодарения Ангус Макдоннел, член нашей общины, рассказал мне, что у него родился внук, маленький Ангус Ларри, и попросил покрестить малыша. Наша община была против, потому что семья ребенка жила в другом штате. А церковь всегда серьезно относится к тем, кто хочет креститься.
Но желание Ангуса Макдоннела было слишком сильным, и в следующее воскресенье маленького Ларри окрестили. На церемонии крещения присутствовали его родители, Ларри и Шерри, дедушка Ангус и бабушка Минни, а также множество других родственников.
В нашей общине была давняя традиция. Священник спрашивал: «Кто встанет с этим ребенком?» — и вся семья крошечного создания поднималась и стояла в продолжение всей церемонии. И вот, стоя с Ангусом Ларри на руках, я задал вопрос, и все родственники поднялись.
После совершения обряда все заторопились домой праздновать событие, а я вернулся в церковь погасить свечи. На скамейке в первом ряду сидела пожилая женщина. Она робко поглядывала на меня и долго не могла вымолвить ни слова, хотя, судя по всему, ей надо было мне что-то сказать. Наконец она назвалась Милдред Кори и призналась, что ей очень понравилась церемония. А помолчав, добавила:
— У моей дочки Тины недавно родился ребенок. Его ведь надо крестить, святой отец?
Перевод В.В. Комаровой.
Я ответил, что Тина и ее муж могут мне позвонить и мы это обсудим. Милдред замялась и, впервые встретившись со мной взглядом, сказала:
— У Тины нет мужа. Ей всего восемнадцать. В этой церкви четыре года назад у нее была конфирмация. Она стала встречаться с парнем, который уже закончил школу... — Милдред запнулась и продолжала: — и забеременела. Ребенка она решила оставить, а теперь хочет его крестить здесь, в своей общине, но боится говорить об этом с вами, святой отец. Она назвала малыша Джеймс... Джимми.
Я сказал, что вынесу этот вопрос на совет общины.
На очередном собрании я объявил прихожанам то, что все уже и так знали: что Тина — наша прихожанка и мать-одиночка, а кто отец ребенка — неизвестно. Все, конечно, знали, кто отец: городок-то у нас маленький.
Прихожане спрашивали, будет ли Тина заботиться о религиозном воспитании малыша после крещения. Я заметил на это, что Тина и Джимми живут в нашем городе и мы всегда можем оказать им поддержку.
Проблема была только в том, что мы нарисовали себе весьма удручающую картину: Тина, девочка-подросток, с маленьким Джимми на руках, а рядом с ней только Милдред Кори. При этой мысли сердце каждого из присутствующих сжималось от боли. Но совет общины дал разрешение на проведение крещения, которое назначили на последнее воскресенье рождественского поста.
В тот день церковь была переполнена — как всегда в воскресенье, накануне Рождества. Тина смущенно и торопливо шла по проходу между рядами скамеек, улыбаясь мне одному. На руках она держала Джимми, которому только-только исполнился месяц.
Юная мама выглядела одинокой и беззащитной! Да, нелегко им придется — ей и маленькому Джимми.
Я произнес вступительные слова и задал традиционный вопрос: «Кто встанет с этим ребенком?» И слегка кивнул Милдред. Она поднялась, оглядываясь по сторонам, и улыбнулась мне в ответ.
Я продолжил церемонию и уже хотел было задать Тине иопросы, которые обычно задают родителям малыша, как вдруг уловил какое-то движение на скамьях.
Первым встал Ангус Макдоннел, за ним — его жена Минни. Потом — еще одна пожилая пара, преподаватель старших классов воскресной школы, парочка молодоженов. Моему изумлению не было предела — один за другим поднялись все присутствующие прихожане, чтобы стоять с маленьким Джимми.
Тина плакала. Милдред Кори оперлась о спинку скамьи дрожащей рукой.
Я прочел несколько строк Священного Писания:
«Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими... Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас... В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх».
И эти слова святого апостола Иоанна в тот день ожили, обрели плоть и кровь, и это почувствовали все, кто присутствовал при крещении.
Преподобный Майкл Линдволл
САМЫЙ ЛУЧШИЙ СЫН
Мне было двадцать шесть лет, когда я родила красивого мальчика. У моего сына Джорджа были черные волосы, зеленые глаза и самые длинные ресницы на свете. Он начал говорить на девятом месяце жизни, пошел на десятом, а в два годика уже умел кататься на лыжах. Он был моей радостью, и я любила его сильнее всех на свете.
Как любая мать, я мечтала, кем станет мой сын, когда вырастет/Наверное, инженером. И определенно — горнолыжником. Он был таким миленьким, что мы отдали его в школу для одаренных детей. Однажды я разговаривала с одной своей подругой, и она сказала мне:
— Да, несомненно, это хорошо, что твой Джордж такой замечательный. Но любила бы ты его также сильно, будь он не таким?
Поразмыслив над ее вопросом, я тут же о нем забыла. До следующего года.
Джорджу было восемь лет, когда пришла беда. Однажды утром он проснулся и не смог согнуть ножки. Теперь Джордж мог ходить только на мысочках. Доктора ставили разные диагнозы. Наконец мы узнали, что у малыша дистония конечностей, болезнь, очень близкая к церебральному параличу. Он будет жить, но не сможет нормально ходить.
Я страшно разгневалась: на Бога — потому что он дал мне больного ребенка, на себя — за то, что как-то физически его болезнь связана со мной, и на Джорджа — за то, что он такой немощный.
Мы шли по улице вдвоем, и люди оглядывались на нас и быстро отводили взгляд от мальчика, а на меня смотрели с жалостью. Мне было больно и досадно. Временами даже я сама не могла без жалости смотреть на него. Такой он стал уродливый и нелепый. Я злобно кричала на него, чтобы он выпрямился. Мне хотелось видеть его красивым. Он улыбнулся мне и сказал:
— Мама, я пытаюсь.
Для меня он уже больше не был красивым. Я сконцентрировала внимание на его болезни, на кривых непослушных ногах, руках, спине и пальцах. Я больше не хотела его любить, потому что боялась потерять. Я уже не мечтала о том, кем он будет, когда вырастет, я с ужасом думала о том, что он вообще не доживет до того возраста. Меня преследовала дурацкая мысль: я не смогу танцевать с ним на его свадьбе.
Однажды у меня чуть не случился разрыв сердца. Джордж попытался встать на свой любимый скейтборд. Я отняла у него доску и отложила до лучших времен, как и сказала ему. Мне было больно на него смотреть.
Каждый вечер, когда мы сидели и читали, Джордж задавал один и тот же вопрос:
— А если мы сильно-сильно помолимся, как ты думаешь, я смогу ходить, когда проснусь?
— Нет, но я думаю, что мы все равно должны помолиться.
— Ну, мамочка, ребята зовут меня кривобоким и больше не играют со мной. У меня нет друзей. Я ненавижу их. Я ненавижу себя.
Мы испробовали все лекарства, диеты и посетили всех докторов, которых нам советовали. Я пробилась в Медицинский центр исследования дистонии за рубежом и в Общество помощи больным дистонией в Англии. Я жила ради одной цели — найти лекарство против этой болезни. Я хотела, чтобы мой сын снова мог радоваться жизни.
Постепенно уход за больным ребенком научил меня терпению, но мой страх подчинял себе все мои действия. Подруга посоветовала мне сходить на курсы аутотренинга. Я тренировалась каждый день, и только после занятий насту-
пал некоторый покой. Раньше жизнь представлялась мне в радужном свете, чередой сплошных радостей и удовольствий. Теперь Джордж стал для меня своеобразным учителем. А любовь — важнейшим жизненным уроком.
Наконец я поняла, что Джордж всегда был и будет Джорджем, пусть немного кривым, немного не таким, как остальные ребята, но мой сын остался прежним. Я перестала корить себя за его болезнь, перестала обращать внимание на его нелепые движения. Я приняла его будущее, которое никогда не станет таким, как у многих нормальных людей. Зато он вырастет более терпеливым, чем другие, более целеустремленным и смелым.
Лекарства помогали Джорджу двигаться свободнее: руки и губы функционировали нормально. Ноги, правда, не слушались, и ему приходилось пользоваться костылями. Однако он никогда не оставлял лыжи. Используя вместо палок свои костыли, он катался с гор. Его даже взяли в команду, принимавшую участие в Параолимпийских играх. Джордж не мог ходить, зато мог кататься на лыжах.
Когда Джорджу исполнилось восемнадцать, он смог выпрямить одну ногу. Один костыль стал не нужен. На следующий месяц он выбросил и другой. Его походка не была идеальной, но он двигался сам, без чужой помощи. Однажды он навестил меня. Я стояла на пороге своего дома и смотрела, как ко мне идет высокий симпатичный молодой человек.
— Привет, мам, — улыбнулся он. — Хочешь потанцевать?
На недавнем собрании в школе, устроенном для родителей выпускников, все рассказывали о достижениях своих детей.
— Мой сын музыкант.
— А моя дочь доктор!
Когда настала моя очередь говорить, я произнесла с гордостью:
— А мой сын может ходить. Он самый лучший.
Я была и остаюсь самой счастливой матерью.
Шарон Дрю Морген
ДЕТИ РОЖДАЮТСЯ ТОЛЬКО РАЗ
Я любила тебя до того, как ты был зачат,
до того, как ты появился на свет,
я любила тебя.
И когда я умру — буду любить.
Все это — чудо любви.
Морин Хокинс
Когда мама нужна тебе, она всегда рядом. Она помогает, защищает, слушает и советует. Она доказывает всеми своими действиями, что любит семью двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, пятьдесят две недели в год.
Такой была моя мама в те несколько драгоценных лет, в течение которых я имел счастье любить ее. Но никакими словами я не могу описать ту жертву, которую она принесла ради любви ко мне, ее единственному сыну.
Мне было девятнадцать лет, когда я попал в концлагерь с большой группой евреев. Казалось, смерть неизбежно придет за нами. Неожиданно передо мной возникла моя мать. Она поменялась со мной местами. И хотя с тех пор прошло больше пятидесяти лет, я никогда не Смогу забыть ее прощального взгляда и последних слов.
— Я прожила довольно, а тебе надо выжить, потому что ты совсем юный, — сказала она.
Большинство детей рождаются один раз. Мне суждено было родиться дважды — от одной матери.
Джозеф С. Розенбаум
МЫ — ТРИ СЕСТРЫ
Наша мама умерла. После печальной церемонии похорон отцу пришлось взять на себя тяжелую обязанность разобрать ее вещи из летнего домика.
— Девочки, возьмите отсюда все, что хотите, — сказал он нам, и мы стали разбираться вместе с ним.
Я выбрала высокий столик, за которым мама так часто писала письма у окошка, в которое заглядывало солнышко. Бетти выбрала пейзаж с нашим летним домиком. Элен взяла скульптурную композицию с лошадьми, потому что они с матерью имели общую страсть — верховую езду. Затем мы стали разбирать пыльные кучи старых писем, слайдов и потускневших фотографий. Их мы собрали в двенадцать коробок, и каждая из нас забрала по четыре штуки.
Позже я уселась на верхнюю ступеньку крыльца и открыла коробку с альбомами фотографий. Здесь были фотографии моего отца в военной форме летчика и моей матери, прислонившейся к их первой машине. Я просматривала фотографии и видела, как менялась наша семья. Она росла, обновлялись машины, мы становились взрослее. Затем на одной большой странице я увидела фотографию трех сестер в одинаковых платьях.
Даже сейчас я отлично помню шелест накрахмаленных нижних юбок, которые мы надевали под юбки платьев. Я помню, как радовалась мама, когда отыскала этот набор одинаковых платьев в деревенском магазинчике для детей. Одно было моего размера, другое как раз для Элен, а для Бетти размера не нашлось. И тогда продавец пообещал нам до-
стать платье для Бетти к Пасхе. Если бы вы знали, как все радовались!
Наступил праздник, и мы получили коробку, распаковали ее и вынули платье, потом надели наши платья все вместе. Платья были из красно-белой шотландки с голубыми оборками. Юбки и воротнички были украшены синими бантами.
— Как раз к вашим глазам, — сказала мама.
Нам разрешили их поносить весь тот день, и мы устроили для отца вечером «показ мод». Когда мы вышли из своей комнаты в гостиную, отец захлопал в ладоши. Мы взялись за края юбок, присев в глубоком реверансе.
Я смотрела на давние фотографии и буквально чувствовала тепло весеннего дня и солнечные лучи, освещавшие наши лица. Мы так не хотели надевать поверх платьев пальто, чтобы идти в церковь. Все точно были бы поражены нашими платьями, и, кроме того, в платьях было особенно заметно, как мы друг на друга похожи.
Со временем я передала свое платье Элен, а она передала свое Бетти. Но эти платья были первыми ласточками. Я помню, как мы покупали одинаковые голубые брюки, и год, когда мы носили желтые свитера. Даже отец решил нас поддержать. Он вернулся из деловой поездки в Аризону с мексиканскими платьями для каждой из нас, включая маму.
У этих прекрасных белых платьев с рядами ярких лент, окаймлявших широкие воротники и подолы, юбки были скроены идеальным клешем. Отец поставил на проигрыватель пластинку со знаменитым «Болеро», и мы как сумасшедшие закружились по широкой гостиной, наши юбки разлетались, как крылья ярких белоснежных бабочек. Наконец мы запыхались и, рассмеявшись, упали на диван. Отец сидел в кресле и улыбался.
Я помню эти первые платья, но абсолютно не могу вспомнить последние. Может быть, мама поняла, что мы уже выросли из этой игры. Я думаю, она видела, какие мы разные, и перестала покупать одинаковые платья и костюмы.
Мы повзрослели и пошли каждая своим путем. Мама с грустью качала головой и говорила отцу:
— Как нам удалось воспитать таких сумасбродных дочерей?
Отец лишь мудро улыбался.
Мы знали, что очередное Рождество уже не будет таким веселым праздником — без мамы. Помнится, у нас была традиция — к каждому Рождеству отец дарил матери красивую ночную рубашку, длинную шелковую рубашку с белоснежными кружевами. И на этот раз в комнате сверкала разноцветными огнями елка, но под ней не было коробки с надписью: «Сладкие грезы». Однако нам пришлось быть веселыми ради наших собственных детишек. Многое, конечно, уже было не так, как при маме.
Неожиданно Элен вынула из-под елки три одинаковые коробки в одинаковых упаковочных обертках белого цвета. На крышке виднелись надписи, сделанные рукой отца: «От ночного гномика». Мы с бьющимися сердцами открыли наши подарки и вынули из коробок три одинаковые красные ночные рубашки.
Закричав от восторга, мы освободили их от оберточной бумаги и побежали в спальню примерять. Когда мы вернулись показать наши новые ночные рубашки, отец уже поставил запись «Болеро». Мы взялись за руки и станцевали экспромтом замысловатый танец. Когда музыка стала громче, мы закружились быстрее, быстрее и быстрее, не обращая внимания на удивленные взгляды наших мужей и открытые рты детишек.
Да, у любого появится широкая улыбка на лице при виде такого незабываемого зрелища: три взрослые женщины, одетые в красные ночные рубашки, кружатся в бешеном танце по гостиной, путаясь в пустых коробках и оберточной бумаге. Музыка закончилась звонким звуком цимбал, и мы остановились, хохоча и сжимая друг друга в объятиях.
Наши мужья только недоуменно переглядывались. Младшие дети забыли закрыть рты, а самые старшие покатыва-
лись со смеху, так их обескуражило наше выступление. И лишь отец понимающе улыбался нам: «Вот мои любимые девочки».
Мама просто не понимала, какую удивительную традицию она заложила.
Фейт Эндрюс Бедфорд
ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ
Когда ты была маленькая
И лежала рядом со мной,
Я накрывала тебя одеялом,
Чтобы ты не замерзла ночью.
Теперь ты взрослая
И далеко от меня,
Поэтому я накрываю тебя
Своей молитвой.
Дона Мэдакс Купер «Молитвы матери»
В одной шотландской семье, которая жила в Глазго, юная девушка, как и многие подростки сегодня, устала от дома и докучливых советов родителей. Дочь отказалась от религиозного образа жизни своей семьи и заявила:
— Мне не нужен ваш Бог. Мне надоело. Я ухожу!
Она ушла из дома, решив стать светской женщиной. Однако после долгих поисков и разочарований она так и не смогла найти достойной работы, поэтому стала продавать свое тело на улице. Прошли годы. Ее отец умер, мать постарела, а она скатывалась все ниже, не в силах изменить течение жизни.
Долгие годы мать и дочь не встречались друг с другом. До матери доходили кое-какие слухи о блудной дочери. Поэтому время от времени она предпринимала попытки ее разыскать. Она бродила по городу и искала женщину, похожую на свою дочь. Она останавливалась у каждой ночлежки с одной и той же просьбой:
— Будьте добры, возьмите эту фотографию.
Это была ее фотография, на которой она написала: «Я все еще люблю тебя... Возвращайся домой!»
Прошло несколько месяцев, но ничего не изменилось. Как-то однажды дочь забрела в один из приютов для бездомных в поисках еды. Она сидела на церковной службе с отсутствующим видом. Ее взгляд бессмысленно блуждал по доске с объявлениями. Внезапно она увидела фотографию пожилой женщины с седыми волосами и подумала: «Может, это моя мама?»
Ждать окончания службы она не стала, встала и подошла посмотреть на фотографию поближе. Это точно была ее мать, и еще там были слова: «Я все еще люблю тебя... Возвращайся домой!» Она долго стояла перед фотографией и плакала. Нет, этого просто не может быть, этого просто не может быть!
Близилась ночь, но женщину так тронуло послание, что она немедленно отправилась в путь. Ранним утром она подошла к своему родному дому. Она дрожала от страха, боясь, что ее не примут, и тихонько стояла возле двери, не зная, что делать дальше. Она постучала, но дверь оказалась открытой. Наверное, в дом кто-то зашел без спросу. Женщина испугалась. Она вбежала в спальню и увидела маму, спокойно спящую на кровати. Она разбудила ее нежным движением и стала повторять:
— Это я! Это я! Я дома!
Мама не могла поверить своим глазам. Она вытирала слезы. Две родные женщины обнялись. Дочь проговорила сквозь слезы:
— Я так испугалась! Дверь была открыта, и я подумала, что в дом кто-то пробрался!
На что мама спокойно ответила:
— Нет, дорогая. С того дня, как ты ушла из дома, я никогда не запирала дверь.
Роберт Стрэнд
МАМА НА ОДИН ДЕНЬ
Будучи матерью троих детей, я могу рассказать множество интересных и забавных историй. Но был один случай, который я могу назвать своим самым любимым. Мне довелось побыть мамой одного чужого мальчика. Этот случай по-настоящему трогательный.
Майкл попал в наш импровизированный лагерь прошлым летом. Его прислали к нам из одного приюта. Майклу было двенадцать лет, но его жизнь нельзя было назвать легкой. Отец привез его в США из страны, где бушевала война. Мать его погибла. И отец хотел для мальчика лучшей жизни. К сожалению, он остался на попечении тетки, которая угнетала его и физически, и морально. Он замкнулся, перестал доверять людям и был абсолютно уверен, что никому не нужен и его никто не любит.
В лагере он подружился с другими такими же парнишками, такими же злобными и замкнутыми. Их союз был ответом на враждебность мира, но мы постарались разрушить их недоверие. Мы полюбили их такими, какие они есть. Мы прощали все их выходки, так как понимали, что ребят в свое время сильно обидели.
На пятый день мы решили устроить ночевку под открытым небом. Когда Майкл узнал об этом, он назвал мероприятие глупым и отказался идти спать. Мы не стали с ним пререкаться и продолжили приготовления.
Вечер неумолимо приближался. Ярко светила-луна. Ребята раскатывали спальные мешки на ночь. Мы расположились рядом с озером, и было довольно прохладно.
Я заметила, как Майкл ходит туда-сюда, понурив голову. Он увидел меня и быстро подошел. Я подумала, что он возобновит свои жалобы, и наставительно сказала:
— Давай, Майкл, стели себе постель, выбирай подходящее местечко рядом с твоими лучшими друзьями.
— У меня нет спального мешка, — тихо сказал он.
— Это не проблема! — воскликнула я. — Мы как раз получили несколько новых мешков и добудем тебе одеяло накрыться.
Считая, что разрешила его проблемы, я собралась уходить. Но Майкл потянул меня за рубашку и отвел подальше от остальных ребятишек.
— Энн, — проговорил он, потупившись, — мне надо тебе кое-что сказать.
В этот момент я увидела на упрямом мальчишеском лице тень неуверенности и стыда. Тихим шепотом он рассказал мне свой секрет:
— Ты знаешь, у меня есть проблема... Я... писаюсь по ночам... Каждую ночь у меня мокрые простыни.
Хорошо, что он не видел моего лица. Он шептал мне на ухо и не увидел удивления на моем лице. Услышав эту новость, я поняла, почему он такой резкий и ведет себя так некрасиво. Я поблагодарила его за то, что он доверился мне. Мы вместе решили, что он будет спать в своей палатке один. От остальных он потихоньку уйдет, чтобы не заметили.
Я осталась с ним и по дороге к его палатке спросила, не боится ли он спать в одиночестве. Он уверил меня, что я могу за него не беспокоиться. «Я сталкивался с вещами и поужаснее», — признался он печальным голосом. Мы расстелили для него постель, накрыли новой простыней и одеялом. Он рассказывал мне о тех тяжелых временах, которые ему пришлось пережить. Он поделился со мной своей мечтой о новой лучшей жизни. Я уверила его в том, что у него есть все возможности устроить свою жизнь так, как он хочет. Его жизнь будет самой лучшей. Он впервые выглядел трогательным и жалким и в то же время искренним.
Майкл накрылся, и я спросила, можно ли мне подоткнуть одеяло.
— А что это значит? — спросил он тихо.
Со слезами на глазах я подоткнула одеяло и поцеловала мальчика в лоб.
— Спокойной ночи, Майкл! Ты замечательный! — сказала я.
— Спокойной ночи, и спасибо, что ты была такой же заботливой, как мама, — ответил он искренне.
— Дорогой, я была рада тебе помочь, — сказала я, обнимая его.
Повернувшись, я пошла обратно, по моим щекам катились слезы. В этот момент я благодарила Господа за любовь, которую Он даровал матери и сыну, пусть даже и на один день.
Энн Джордан
НАША МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА
Однажды я с моей годовалой дочкой навещала родителей. Вечером, когда все устроились спать, я услышала за своей дверью их разговор.
— На улице холодно. Пойди проверь, хорошо ли укрыта наша маленькая девочка, — сказала мать отцу.
Притворившись спящей, чтобы можно было наблюдать за действиями заботливого дедушки, я вскоре узнала, кто был «нашей маленькой девочкой». Вот отец зашел в комнату, но подошел не к моей малышке. Миновав ее кроватку, он подошел ко мне проверить, достаточно ли тепло я укрыта. Удостоверившись, он спокойно вернулся в свою комнату.
Записала Бренда Коллинз Блюм «Ридерз дайджест»
2
ЗАБОТЛИВАЯ МАТЕРИНСКАЯ РУКА
Господь не может успевать повсюду, поэтому он создал матерей.
Арабская поговорка
ПРОЧЕСТЬ, КОГДА ТЕБЕ ОДИНОКО
Мне было тринадцать лет, когда мы переехали в южную Калифорнию из северной Флориды. Мой переходный возраст проходил достаточно сложно. Я был агрессивным и злобным подростком, мало о чем рассказывал своим родителям. Они ничего не могли со мной поделать. Как и другие мои сверстники, я боролся против всего, что не соответствовало моему собственному взгляду на жизнь. Я был самостоятельным парнем и не нуждался в чутком руководстве родителей. Мне были противны малейшие проявления любви. Даже при одном упоминании этого слова я мог вспылить.
Однажды ночью, после особенно тяжелого дня, я ворвался в комнату, громко хлопнув дверью, и бросился на кровать. Когда я залег в свою постель, как в логово, куда никто не доберется, моя рука случайно скользнула под подушку. Там я нащупал конверт. Вынув его, я прочел надпись: «Прочесть, когда тебе одиноко».
Поскольку в тот момент я был один, и мне было очень одиноко, и никто не увидит, что я это читаю, я открыл конверт. Там было написано:
«Майк, я знаю, как тебе сейчас тяжело. Я понимаю, тебе очень одиноко, и, возможно, мы делаем что-то не так. Еще я знаю, как сильно я тебя люблю! И ничто сделанное или сказанное тобой не сможет этого изменить. Я всегда рядом с тобой, когда ты захочешь поговорить. А если и не захочешь, я не обижусь. Просто знай: не важно, что ты делаешь в своей жизни и куда идешь, я все равно буду тебя любить и
гордиться, что ты мой сын. Я всегда думаю о тебе и люблю тебя, и это никогда не изменится. С любовью, мама».
Это было первым письмом с пометкой «Прочесть, когда тебе одиноко». Когда я вырос, о них никогда не упоминали.
Сейчас я езжу по миру и помогаю разным людям. Однажды я был во Флориде, в Сарасоте, где проводил семинар. В конце дня ко мне подошла одна дама и поделилась своими проблемами. У нее с сыном не сложились взаимоотношения. Мы пошли с ней на побережье, и я рассказал ей о неумирающей любви моей матери и о письмах с пометкой «Прочесть, когда тебе одиноко». Спустя несколько недель я получил сообщение от этой женщины. Она рассказала, что написала свое первое письмо сыну.
Той ночью, ложась спать, я машинально залез рукой под подушку и вспомнил то непередаваемое чувство облегчения, когда находил там письмо. В те далекие бурные школьные годы эти письма поддерживали во мне надежду, что меня будут любить, несмотря ни на что. Перед сном я поблагодарил Господа, что моя мама своим материнским сердцем чувствовала, в чем я, подросток, нуждался тогда. И теперь в море взрослой жизни я знаю: под моей подушкой есть заверение в любви, постоянной, некончающейся любви, которая меняет жизни людей.
Майк Стейвер
С ЛЕГКОЙ МАМИНОЙ РУКИ
Мечтать о том, кем бы ты хотел быть, — значит потерять себя такого, какой ты есть.
Неизвестный автор
В один прекрасный весенний день мы с мамой возвращались с нашего ранчо в Оклахоме в Теннесси, в Нашвилл, где я должна была пройти собеседование и сделать запись своих песен. Мне было двадцать лет. Я окончила музыкальное училище и собиралась попытать счастья.
Мы миновали зеленые холмы, украшенные белыми, розовыми и красными розами, когда я почувствовала нарастающее волнение. Чем ближе мы подъезжали к столице музыки кантри, тем больше я боялась провала. Сначала я попросила маму проехаться по достопримечательностям, потом пойти пообедать, а потом уже совсем перестала соображать. Наконец я сказала: «Хватит!» — и мама припарковала наш голубой «форд» возле студии звукозаписи. Мама отлично знала о моих страхах.
— Риба Нелл, — обратилась она ко мне, для весомости прибавив к имени фамилию, — мы можем прямо сейчас развернуться и поехать домой, если ты этого желаешь, и я все пойму. Заниматься музыкой может далеко не каждый.
Я посмотрела на маму поверх тающего мороженого. Она не заставляла меня. Но она никогда не могла даже мечтать о той возможности, которая была предоставлена мне сейчас. Странно, при мысли об этом мне стало ужасно стыдно и неловко.
У нас в семье всегда была мечта. Музыкальные способности я унаследовала от матери. До окончания школы она тоже увлекалась музыкой, но потом была вынуждена работать. Мама преподавала в небольшой школе. Потом она вышла замуж и стала помощником директора. Все хозяйственные расчеты нашего ранчо мама тоже вела сама. И растила нас, детишек.
Мы с мамой обе третьи дети из четырех. За третьими детьми уже не так ухаживали, не так пристально следили. Я была девчонкой-сорванцом и любила повторять все, что делал мой старший брат Пэйк. «Все, что ты можешь, я могу лучше!» — было нашим общим девизом. Будь то метание камней, игра в футбол, верховая езда и кидание лассо. Я привыкла быть лучшей во всем, приходилось прикладывать немало усилий, чтобы меня заметили. Потом я научилась петь.
Я помню, на втором году обучения в музыкальной школе моя учительница, миссис Кантон, помогла мне разучить песню из фильма «Звуки музыки». Я тогда пришла домой и спела песню маме. Ее глаза заблестели от гордости. Мне пришло в голову, что, если маме нравится, значит, у меня определенно есть дар. Потом многие мне об этом говорили.
То же твердила и моя бабушка, мамина мама и моя тезка, когда я уже выросла. Она говорила об этом моем даре как о даре Божьем, ни больше ни меньше. Она была так же близка мне, как и мама. Мы с ней вместе даже удили рыбу в пруду. Наш улов никогда не был особенно богатым, но мы все равно упорно забрасывали наши удочки и терпеливо сидели на сыром берегу. Бабушка рассказывала мне разные истории, в основном из Библии. Она поведала мне о Давиде и Моисее и о том, какими дарами они были наделены Господом — мужеством и даром пророчества. Оказалось, Давид был талантливым певцом.
Возможно, больше библейских историй я запомнила из бабушкиных рассказов, а не из уроков воскресной школы. Она научила меня гимнам и псалмам, и я пела вместе с ней.
— Риба, — говорила она, — Господь всем нам дает определенные таланты, и тебе он дал свой особенный дар. А теперь тебе надо научиться правильно использовать его...
Красная ягода вишни сползла на рукав моего новенького костюма. Мама держала в руках чашку с кофе и смотрела в окно на бегущие мимо нас машины. Она не собиралась меня заставлять.
Мы немало попутешествовали вместе. Мои дедушка и отец были чемпионами по метанию лассо. Летом мы все ездили на родео с отцом. У нас была тяжелая повозка, куда запрягали двух лошадей. Мы, четверо детей, стояли сзади нее и толкали, чтобы отец мог привязать ее к «форду». Затем мы усаживались на заднее сиденье машины и отправлялись на родео в Вайоминг или Колорадо. Мы играли в обычные дорожные игры, например, считали столбы с отметками километров или встречные автомобили известных марок.
Затем кто-нибудь из нас затягивал песню, а остальные присоединялись. Мама дирижировала нашим хором. Она выстраивала наши голоса, показывая, как надо петь, чтобы песня звучала гармонично. Если наше пение сбивалось, она командовала:
— Так-так, стоп. Риба Нелл, помедленнее. А теперь снова! Одно ее слово направляло нас в нужную сторону. В тот
момент в ней говорил школьный учитель.
Когда мы стали старше, Пэйк, моя сестра Сыози и я организовали школьный музыкальный ансамбль в стиле кантри. Мы назвали нашу группу «Поющие Макентайры». Мы репетировали в гостиной, пока мама жарила картошку. Я помню, однажды мы распевались и немного сбились с тона. Я взяла тон Сыози или Сыози взяла тон Пэйка, я уже не помню, но Пэйк сбился окончательно и стал портить нам песню. Мама тут же появилась в дверях с ложкой в руке.
— Итак, — сказала она, — начинайте сначала.
Мы спели.
— Сьюзи, ты поешь в тоне Рибы, — сказала она, указывая ложкой в мою сторону. — А теперь попробуйте еще раз.
Мы снова спели.
— Так, уже лучше. Еще раз.
Мы спели.
— Отлично, теперь можете спеть еще раз, чтобы закрепить. С этими словами она ушла на кухню. В этом вся наша
мама.
Когда мой голос окончательно сформировался, я стала выступать на родео. Мне нравилось петь для большого количества народа. Я слушала своих любимых певцов в стиле кантри, таких как Лоретта Линн и Долли Партон, и старалась следовать их примеру, чтобы петь, как они. Думала, именно так я завоюю внимание публики. Однажды мама решила поговорить со мной по душам, этот разговор перевернул мое представление о себе и о музыке, которую я исполняю.
— Риба Нелл, — сказала она, — у тебя прекрасный голос. Если люди захотят послушать песни Долли или Лоретты, они купят их альбомы. А тебе надо найти свой собственный стиль. Пой то, что ты сама чувствуешь, пой от своего сердца, и ты откроешь в себе голос, который подарил тебе Господь.
Она оказалась права. После нашего разговора люди, работавшие в музыкальной сфере, начали обращать на меня внимание, и именно поэтому я приехала в студию звукозаписи.
Я взглянула на маму. Она вытащила из сумочки ключи
от «форда».
— Риба, — сказала она, позвенев ими в воздухе, — можно вернуться домой. Но я хочу, чтобы ты знала: если ты подпишешь этот контракт, я буду гордиться тобой. Если нет, я все так же буду гордиться тобой.
Потом она подошла и крепко-крепко обняла меня. И тут я вдруг вспомнила тот самый блеск в ее глазах, когда пела ей песню из «Звуков музыки».
Я знала, что означает это сияние в ее глазах. Все, чего мама хотела, все, чего хочет любая мама для своего ребенка,
это чтобы он был самим собой. А она знала, какой я могу быть. Ей не надо было меня заставлять подписывать договор, хотя это было мечтой всей ее жизни.
С тех пор я не раз заключала контракты с различными фирмами благодаря дару, о котором так часто рассказывала мне бабушка и который помогла раскрыть мама. Тот самый дар, посредством которого Господь делает уникальным каждого из нас.
Риба Макентайр
ТАК СКАЗАЛА МАМА...
Материнская любовь — особенный двигатель, с помощью которого мы совершаем невозможное.
Мэрион С. Гаретти
Я закончил военную академию Вест-Пойнт и получил направление на службу в армию Соединенных Штатов. После этого я провел несколько солнечных летних недель на родительской ферме в Мистике, штат Коннектикут. Однажды за обедом я сказал родителям о своем желании поступить зимой в школу рейнджеров.
Я подробно рассказал о ней родителям. На эти курсы армия посылает только лучших солдат. Там ребята получают еду один раз в день, спят два или три часа ночью и бегают по тридцать километров с полной выкладкой каждый день. Они учатся выживать на линии огня, учатся вести себя в походных условиях, в засаде и разведке. Обычно только один из трех студентов-рейнджеров успешно заканчивает школу.
Реакция мамы поразила меня. Вместо того чтобы немедленно меня поддержать и вдохновить, она заколебалась. Она хотела знать, могут ли меня ранить. Она попросила меня объяснить снова, почему я так хочу туда поступить. Моя мать знала, что солдаты иногда гибнут во время учений. По крайней мере так было когда-то.
Я объяснил, что не обязан идти в школу рейнджеров. Это ничего не изменит в моей карьере, я просто хотел узнать, смогу ли я это выдержать, хватит ли у меня характера. Мама внимательно выслушала меня и больше не задавала
вопросов. Тем не менее я знал, что она чувствует. Или думал, что знаю.
Вскоре после того разговора я покинул дом и приехал в учебный центр для новобранцев инженерных войск в форте Ленард-Вуд в штате Миссури. После окончания курса я должен был проходить службу в батальоне инженерных войск, дислоцировавшемся в Германии. На второй неделе обучения в центре я посетил семинар в школе рейнджеров, В конце семинара офицер сообщил нам новости. Оказывается, стать рейнджером было не так просто, как я думал. Только шесть лейтенантов из шестидесяти присутствовавших на семинаре могут пройти в школу рейнджеров. Следующие три месяца мы должны будем соревноваться в пяти дисциплинах: физические упражнения, морское дело, завязывание узлов, плавание и теория. К концу выберут только шесть лучших солдат, и именно они отправятся в школу рейнджеров.
Той ночью я позвонил своим родителям.
— У меня почти нет шансов поступить в школу рейнджеров, — сказал я и объяснил все то, о чем нам рассказывали на семинаре. Сказал и о том, как много надо преодолеть препятствий. Я был уверен, что эти новости прольются бальзамом на душу мамы. Но этого не произошло. По мнению мамы, гораздо опаснее поступления в школу была возможность потерять мечту. И ей не терпелось внушить мне мужество и веру в собственные силы.
— Ты сможешь это сделать, — сказала она мне, — я знаю, как сильно ты хочешь поступить в эту школу, и я знаю — ты поступишь. И с отличием закончишь школу рейнджеров.
Удивительно, но ее слова тотчас же развеяли мои последние сомнения.
На протяжении трех месяцев шестьдесят человек трудились на пределе возможностей. В конце каждой недели я сообщал родителям о своих успехах. Моя мать мужественно меня поддерживала. Она была уверена в моей победе и продолжала повторять, что я выиграю.
В конце октября я ехал в автобусе, который отвозил нашу группу назад с поля тренировок. Сегодня я прибежал чуть
позже обычного, поэтому вскочил в автобус последним. Когда я уже зашел в салон, кто-то сзади прокричал:
— Эй, Уиттл, ты слышал новости?
Я остановился у входа. Толпа младших лейтенантов смотрела на меня во все глаза. Каким-то образом я догадался, что новости были плохими. Я знал, что сообщение касается школы рейнджеров.
— Какие? — спросил я.
— Командир сказал, что ни один человек из тех, кого направляют на службу в батальон инженерных войск в Германию, не поступит в школу рейнджеров, — последовал ответ.
Я был сражен наповал. Вся моя работа, все тренировки были впустую. Я высоко поднял голову и смело оглядел автобус. В салоне повисла нехорошая тишина. Все наблюдали за моей ответной реакцией. И тут я вспомнил слова матери. Усмехнувшись, я заявил:
— Ерунда, это командир еще не разговаривал с моей мамой. Она сказала, что я непременно поступлю в школу рейнджеров.
В автобусе раздался оглушительный смех.
Мои слова быстренько разнеслись по факультету. Каждый, смеясь, удивленно качал головой. Спустя неделю командир изменил свое решение. Очевидно, он не пожелал иметь дело с моей мамой.
Когда объявили результаты испытаний, я оказался шестым. Итак, мама была права. 30 ноября 1990 года я поступил в школу рейнджеров, а 19 марта 1991-го закончил ее.
Роберт Ф. Уиттл-мл.
ПРОВЕРКА
Скауты разбили лагерь. На проверке директор обнаружил в вещевом мешке одного из мальчиков зонтик, аккуратно завернутый в простыню. Так как зонтик не был указан в списке необходимых вещей, директору пришлось спросить про этот предмет.
— Сэр, — ответил мальчик с тяжелым вздохом, — разве у вас никогда не было мамы?
Неизвестный автор Записал Глен Ван Экерен
КАКОГО ЦВЕТА ОБЪЯТИЯ?
Одно прикосновение стоит тысячи слов. Гарольд Блумфилд
Когда моей младшей дочери Бернадетте исполнилось десять лет, я очень за нее волновалась. Последние четыре года были необычно тяжелыми для нашей семьи. Бернадет-та сильно привязалась к своим дедушке и бабушке, которые посвящали ей все свое время. Но они умерли один за другим, очень быстро оставив этот мир.
Подобная потеря — испытание для любого, особенно для ребенка. Бернадетта переживала то, что я могла бы назвать депрессией. За целый год она улыбнулась едва ли один раз. Казалось, она раздумывала над смыслом жизни, глядя на нас грустными глазами.
Я не знала, что предпринять. Бернадетта видела, как я о ней беспокоюсь, и это немного облегчало ее страдания. Однажды, когда она пришла из школы, я сидела в гостиной в любимом кресле и размышляла о нашей семье. У нас были приняты разного рода объятия и поцелуи на ночь и на прощание. Словно дети, мои родители, дедушки с бабушками, дяди с сестрами каждую секунду были готовы броситься в объятия друг другу. Даже когда я оставила дом, какие бы проблемы на меня ни сваливались, я всегда представляла себя в объятиях отца, где мне было так тепло и уютно.
— О, папа, — шептала я своему умершему родителю. — Что мне сделать для Бернадетты, чтобы помочь ей?
Неожиданно мне пришла в голову потрясающая мысль. Я даже рассмеялась вслух, настолько все было просто. Совсем недавно я прочла в газете о терапевтическом эффекте объятий. Может быть, это повлияет на мою дочь и ей станет лучше?
Не зная, что испробовать еще, я старалась как можно чаще ее обнимать, даже не думая, как мне это поможет.
Медленно проходили недели, и Бернадетта становилась все веселее и спокойнее. Улыбка неожиданно озарила ее лицо, превращая понурую тень в живое подвижное существо, каким она была раньше. Светились даже ее глаза. Она работала и играла с энтузиазмом. Прошло несколько месяцев, и сердечные объятия одержали безоговорочную победу.
Я никогда не рассказывала Бернадетте о своем тайном плане. Но теперь она уже представляла, как важны в жизни дружеские объятия родных людей. Если у нее случались неприятности или она грустила, то просила меня обнять ее. Либо если она видела, как мне одиноко и грустно, то говорила:
— Тебя точно нужно обнять.
Надо же, как самые обычные вещи могут превратиться в традицию!
Прошли годы. Объятия сделали для нас гораздо больше, чем я ожидала, когда все только начиналось. Но пришло время, и моя дочь уехала на учебу в колледж, а это было очень далеко. Мы обе поняли, как нам придется трудно.
До ее отъезда в колледж мы с Бернадеттой отмечали мой день рождения. Неделей раньше она восторженно рассказывала о том, какая замечательная идея пришла ей в голову насчет подарка. Она предпринимала таинственные походы в магазин и периодически исчезала в своей комнате. Там она работала над своим сюрпризом.
В день рождения она презентовала мне красиво упакованный сверток и немного смущенно проговорила, что надеется, это была не глупость с ее стороны.
Я развернула сверток — там оказалась коробка и конверт. В конверте была запечатана ксерокопия рассказа, который она попросила меня прочитать вслух. Небольшой
рассказ «Судья-обниматель» из новой серии «Лекарство для души». Бернадетта слушала, как я читала о Ли Шапиро, ушедшем на пенсию судье, который предлагал объятия-те-рапию каждому, кто в этом нуждался, — будь то уволенный водитель автобуса или обиженная судьбой старая дева. Он придумал специальные подушечки в форме сердечек, которые мог предложить каждому в обмен на объятия. Ему самому пришлось убедиться в правоте собственной терапии, когда друг привел его в приют для инвалидов, где так много людей нуждалось в объятиях. В конце того печального дня его подвели к одному из умственно отсталых пациентов, который сидел и пускал слюни. После того как судья заставил себя обнять несчастного, пациент улыбнулся — впервые за двадцать три года. История заканчивалась словами: «Как мало нужно порой, чтобы раз и навсегда изменить жизнь других людей!»
Глубоко тронутая, я раскрыла коробку, и слезы заструились по моим щекам. Внутри коробки лежала подушечка в форме сердца, украшенная сверкающим словом «Объятия». Подушечка, которую сшила моя дочь собственными руками.
Теперь моя Бернадетта далеко от меня, но каждый раз, когда я смотрю на вышитую подушечку, я чувствую, что она обнимает меня снова и снова.
Некоторые родители оставляют своим чадам в наследство деньги и прочую собственность. Но я всегда помню о значимости объятий и твердо знаю, что, если бы традиция объятий сохранилась в будущих поколениях нашей семьи, я была бы безмерно счастлива.
Лоретта Холл
ЧЕСНОЧНЫЕ СКАЗКИ
Когда я вспоминаю мою маму, то всегда представляю ее на кухне. Она варит какое-то очередное лекарство. Мама не умела ни читать, ни писать, зато в ее памяти хранилась тысячелетняя народная мудрость. По ее мнению, Мала-ха-мувис, ангел смерти, всегда насылал на детишек своих помощников — болезни. Мама непрерывно боролась с этим коварным демоном. Для нее не было ни одной болезни, которую она не могла бы победить своими лекарствами. Единственная неприятность для нас заключалась в том, что все ее лекарства пахли чесноком!
— Так, прополощите этим горло и проглотите.
— Но, ма, — ныл я, — это же чеснок и трава. У меня будет пахнуть изо рта.
— И что с того? У тебя болит горло. Полощи! Мала-ха-мувис не выносит запаха чеснока.
Конечно, на следующий день все симптомы болезни исчезали. Так было всегда/Компрессы из чеснока против лихорадки. Сбор чеснока, гвоздики и перца против насморка и зубной боли. Некоторые семьи пахнут душистым мылом, но только не мы. Мы всегда пахли как цыгане.
Каждым своим новым лекарством мама хотела прогнать демона, но, кроме того, она над своим варевом произносила рифмованные песенки, призванные отгонять злых духов. Мы слушали таинственные звуки и пытались понять, что они означают. Можно, конечно, назвать эти песенки суевериями, но многие семьи в нашей округе пользовались ими, с некоторым этническим различием. У моей подружки Риччи были чайные
пакетики, заполненные итальянскими растительными лекарствами, зашитые в юбке. Какой кошмар! А мой греческий друг Стив был обвешан с ног до головы мешочками с табачным порошком. Он называл их амулетами удачи.
За много лет до появления чудес современной медицины все члены нашей общины имели свою определенную защиту от злых духов. Можете вы представить тридцать пять взрослеющих подростков, собравшихся в классе, с различными ароматами, витающими в воздухе? Господи, что это был за запах! Он сводил с ума нашу молоденькую учительницу мисс Харрисон, она выскакивала из класса как пробка из бутылки. Слезы застилали ей глаза — то ли от запаха, то ли от чувства смущения, до сих пор не знаю.
— Скажите своим мамам, чтобы прекратили кормить вас чесноком, — кричала она на нас, трогательно прикладывая к носу кружевной платочек. — Я не выношу этого запаха. Вы понимаете?
Очевидно, мисс Харрисон не принадлежала к нашей этнической группе, поэтому ей был ненавистен запах чеснока. Мы же, привыкшие к этому, ничего не чувствовали.
И вот, когда свирепствовал грипп, моя мама вновь использовала свое секретное оружие против темного демона, даже я не мог вынести запаха очередного лекарства. У каждого из нас было по три льняных мешочка, в которых содержался чеснок, камфара и еще бог знает что. Мы носили их на шее на веревочке. На этот раз мисс Харрисон решила сделать перемирие с пахнущими подростками и просто открыла окно чуть-чуть пошире. Наверное, таким образом мама победила еще одного демона. Никто из нас не заболел страшной болезнью.
Только однажды маму подвела ее «тяжелая артиллерия». Мой братец Гарри заболел дифтерией, и на этот раз чеснок помочь ничем особо не мог. Поэтому мама применила один из особых трюков. Гарри тяжело дышал, когда вдруг мама приказала всем нам вслух молиться за жизнь Дэвида.
— А кто такой Дэвид, а, мам? — спросили мы.
— Вот он, лежит в постели.
— Нет, мама, это же Гарри. — Мы подумали, что она потеряла рассудок.
Она обняла всех нас и тихим голосом произнесла:
— Это Дэвид, понятно? — А потом тихо-тихо объяснила: — Мы обманем духа Мала-ха-мувис. Если он будет думать, что это Дэвид, он оставит Гарри в покое. Говорите вслух то, что я вам скажу.
Мы внимательно слушали, как она заговаривала злого духа, ангела смерти.
— Мала-ха-мувис, — говорила она, — слушай меня. Ты выбрал неверного мальчика. Это Дэвид лежит на кровати. У нас дома нет никакого Гарри. Уходи прочь. Оставь Дэвида в покое! Ты совершил ошибку!
Потом она подала нам сигнал, и мы все вместе начали кричать:
— Мала-ха-мувис, это правда! Это правда! У нас нет брата Гарри. Это наш брат Дэвид. Это Дэвид, Мала-ха-мувис!
Так мы просили за жизнь нашего брата, а мама напевала песню на идише, перемешанном с другими языками, которые она помнила с детства. Снова и снова она повторяла свои песни. На протяжении всей ночи мы, трое напуганных маленьких душ, не спали, прося судьбу и заклиная злого демона смерти оставить мальчика.
Дэвид выжил. Да, правда, я сказал Дэвид. С тех пор имя Гарри навсегда исчезло из нашего маленького мирка. Суеверия? Но почему бы не попытать счастья?
Прошли годы, мы все выросли, оставили наше родное гнездо и сами выучились. Мама все меньше практиковалась в своей медицине. А потом, когда мне исполнилось сорок семь лет, со мной случился удар. Если бы вы знали, какое облегчение испытала медсестра, когда моя мама закончила свой визит и покинула палату.
— Что это за запах? Это чеснок? — спросила сестра.
Конечно, я ничего не почувствовал. Но когда я положил
руку под подушку, они там лежали. Три льняных мешочка с веревочками, полные чеснока, камфары и еще всякой всячины.
Майк Липсток
ЗУБНАЯ ФЕЯ
Родители всегда надеются воспитать у детей такой характер, чтобы потом в жизни им сопутствовали удача и успех. Однажды у моей старшей дочери Меган (а у меня пятеро детей) выпал верхний зуб. Ей было тогда всего шесть лет. Мы нашли такую записку, в которую был завернут этот первый выпавший зуб: «Дарагая Зубная фея. Пожаласта, оставь мне свою валшебную палочку. Я могу тебе памочь. Я тоже хачу быть зубной феей. С любовю, Меген».
Заприметив в характере ребенка способности руководителя, я написала ответ, воспользовавшись подходящим моментом для обучения. Ей пришло послание от Зубной феи. Вот его содержание.
«Дорогая Меган!
Я долго и упорно училась для того, чтобы стать Зубной феей, и я люблю свою работу. Ты еще слишком маленькая, поэтому я не могу дать тебе волшебную палочку, зато я могу дать тебе несколько советов. Если ты будешь им следовать, то успешно подготовишься к такой работе. Вот они:
1. Всегда прилагай усилия к любой работе, которую ты выполняешь.
2. Относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе.
3. Будь доброй и помогай другим.
4. Всегда внимательно слушай других, что бы тебе ни говорили.
Однажды, когда ты станешь взрослой, я приду и проверю твои способности и готовность к работе.
Удачи, Меган!
Зубная фея».
Меган была на седьмом небе от счастья, что Зубная фея ей ответила. Она приняла послание близко к сердцу и аккуратно выполняла все инструкции, всегда четко следуя написанному. Ее характер, сила и склонность к лидерству помогли ей добиться потрясающих успехов.
Закончив колледж с отличием, Меган стала заниматься менеджментом. Она работала упорно, и к двадцати семи годам была главным менеджером компании.
Однажды мы с Меган разговаривали о ее успехах. Она рассказала мне, как президент компании однажды спросил, что повлияло на ее характер и благодаря чему она достигла успеха.
— И что же ты ему ответила? — спросила я.
Меган улыбнулась:
— Мои родители, учителя и мои друзья. И, конечно, Зубная фея!
Сюзанна Мустакас
ЛЮБОВНЫЕ ЗАПИСКИ
С самого первого момента, когда мои дети пошли в школу, я собирала им обеды. И в каждый пакет, куда я клала еду, я вкладывала и записочку. Часто они бывали написаны на салфетках. В записках я благодарила детей за какой-то особенный момент в нашей жизни, напоминала о каком-нибудь счастливом эпизоде или о веселой поездке, которую мы ожидали, или же иногда подбадривала ребят в их учебе, когда они писали контрольные или играли в футбол.
В первых классах им очень нравились такие записки. После школы они их комментировали, и, когда я снова начала преподавать, они тоже стали вкладывать записки в мой пакет. Вскоре дети подросли и повзрослели. Они уже учились в старших классах, и однажды мой старший сын Марк сообщил мне, что больше не нуждается в моих ежедневных посланиях. «Да, конечно, я все понимаю», — сказала я. Но записки были нужны не только и не столько ему, сколько мне. Я, может быть, больше, чем они, нуждалась в этом ежедневном своеобразном общении с моими детьми. Поэтому решила продолжать.
Шесть лет спустя после окончания школы Марк позвонил мне и попросил разрешения навестить меня. Он хотел приехать к нам на пару месяцев. Он хорошо учился, окончил колледж с отличием и был принят в общество «Фи-бета-кап-па», старейшее братство студентов и выпускников университетов. Марк продолжил учебу и наконец стал профессиональным юристом. Сейчас он работал в Сакраменто в легислатуре штата Калифорния. Он жил далеко от нашего дома, изредка на-
вещая родительское гнездо. Поскольку его младшая сестра тоже училась в колледже, я была особенно рада видеть Марка у себя.
Марк погостил у меня только пару недель. В день отъезда я складывала в пакет обед для его младшего брата, ну и сделала то же самое для Марка. Представьте мое удивление, когда мне позвонил мой двадцатичетырехлетний сын и пожаловался.
— Что я сделал не так? — вопрошал он. — Я больше не твой ребенок? Ты больше не любишь меня, мама?
Он буквально забросал меня вопросами, на которые я не знала, что ответить. Я спросила, чем он недоволен.
— А где моя записка? — спросил он. — Где моя записка? В этом году мой младший сын стал старшеклассником.
И он тоже объявил мне, что уже достаточно взрослый и что ему не нужны мои послания. И все же, как его старший брат и сестра, он будет получать свои записки до тех пор, пока не закончит школу. Да и потом, в тех пакетах, которые я буду ему готовить в будущем, он тоже найдет записку с признанием в материнской любви.
Антуанетта Куршпц
ИХ СПАС РЕМЕНЬ БЕЗОПАСНОСТИ
Мне очень повезло в жизни. Я мать замечательного сына. У него прекрасный характер и привлекательная внешность, . это добрый, отзывчивый парень. Годами я не могла нарадоваться на него. В преддверии его шестнадцатилетия мы все восторженно ожидали великого события — он должен был получить водительские права.
За месяц до его дня рождения в школе, где он учился, проходили занятия по безопасности вождения. Рассказывали о необходимости использования ремней безопасности. Одна из участниц этого семинара, Кейти Хезлеп, рассказала, как в автокатастрофе потеряла своего сына. Когда Кейти попросили выступить на семинаре, то она долго не могла собраться с духом. Смерть сына очень тяжело подействовала на нее. Она чувствовала себя беспомощной и подавленной. Ей не очень хотелось выступать перед публикой, но директор школы упросил ее.
Кейти рассказала о том, как тяжела была для нее потеря сына. Бывали дни, когда ей даже не хотелось вставать с кровати. Она говорила так искренне, что мой сын принял ее слова близко к сердцу. Помнится, Алан пришел домой и рассказал мне об этом случае. Мы решили, что это удивительное совпадение. Женщина была матерью-одиночкой, как и я, и сын у нее был один, как и у меня Алан.
И вот наконец великий день наступил. Штат Флорида по своей бесконечной щедрости решил наградить моего ребенка правом на вождение. К тому времени у меня уже
сформировалось довольно неприятное чувство — мне не очень хотелось видеть, как мой сын один едет в машине.
В ту же самую неделю, когда Алан получил свои права, случился самый страшный кошмар, который только могут пережить родители. Где-то в середине дня мне позвонили из полиции и заявили, что мой сын проезжал по извилистой дороге и потерял контроль над управлением, потому что он еще неопытный водитель. Ему удалось успешно обогнуть озеро и все другие препятствия на своем пути, но он на скорости врезался в придорожный столб. Слава Богу, что он ехал не очень быстро. Потому что, если бы было иначе, мой сын и двое пассажиров точно погибли бы.
Меня привезли на место катастрофы, и, когда я увидела разбитую машину, мне стало плохо. Я не поверила собственным глазам, что мальчики смогли выбраться из нее живыми. Я подумала: «Наверное, у моего сына сильный ангел-хранитель». И оказалась права.
Посетив больницу, я смогла поговорить с Аланом об автокатастрофе. Он сказал мне, что никто из ребят не хотел пристегиваться ремнем безопасности, когда машина тронулась с места. Но история Кейти Хезлеп, рассказанная с такой искренностью, впечатлила моего мальчика, и он настоял, чтобы все пристегнулись. И это спасло им жизни.
Моя семья самая счастливая на свете. Мы до сих пор наслаждаемся самой большой радостью — мы рядом друг с другом. В моей душе живет бесконечная благодарность и уважение к Кейти Хезлеп. Ее выступление перед учащимися — это перст судьбы. Мать, несмотря на тяжелую потерю, набралась мужества и рассказала о своем горе, чтобы спасти жизни других. Для меня Кейти — самая выдающаяся женщина.
Рэнди Голдсмит
ДЕНЬ ОБЩЕЙ НЕУДАЧИ
Неудача — это всего лишь отсрочка. Это временная остановка, а вовсе не тупик. Уильям Артур Уорд
За все то время, что я была матерью, мне частенько требовался хороший совет. И тогда я вспоминала своих маму и бабушку, двух женщин, которые посеяли семена мудрости в мою душу, и они взошли и выросли, как прекрасный сад, поливать который мне иногда приходилось горькими слезами.
В один ненастный день я пришла домой и обнаружила не очень приятную вещь в почтовом ящике — чек за газ. К тому же мои дети находились в отвратительном настроении.
Одиннадцатилетний Томми страдал облысением. Его за это, конечно, дразнили. И он непрестанно жаловался, как пожаловался и в этот день.
— Моя учительница сняла с меня головной убор, сказав, что в помещении мужчинам положено ходить без него.
Потом детишки весь день дразнили его «лысым» и «яй-цеголовым», и ему приходилось закрываться от них руками.
Вторая жалоба исходила от Лизы. Она никак не могла справиться со своим неправильным произношением, поэтому говорила только одно слово: «Боюсь». Я повеселела.
И, в-третьих, Дженни сделали замечание на уроке, потому что она смеялась во время чтения и поэтому спотыкалась на каждом слоге.
— Так-так, ребятки, — совсем развеселилась я. — А вы знаете о том, что в жизни бывает так называемый День об-
щей неудачи? Сегодня как раз он и есть. Предлагаю его отметить! — Они с подозрением воззрились на меня, поэтому мне пришлось им объяснить: — Моя бабушка Таус всегда говорила, что самый лучший урок мы извлекаем из наших неудач, а не из побед. Чем большая неудача нас постигла, тем большего успеха мы добьемся в будущем. Так давайте сходим в «Макдоналдс» и отпразднуем наш первый День общей неудачи!
Вот так у нас появилась традиция праздновать неудачные дни. Мы привыкли праздновать наши мелкие неудачи, а не оплакивать их и жалеть себя. Надеюсь, что я тоже посеяла в души моих детей хорошие семена и со временем они соберут неплохой урожай.
Джудит Таус-Роберте
ПОЛУНОЧНЫЙ ГОСТЬ
Я росла в маленькой деревеньке в те дни, когда еще телефон был чудом, а машины казались бесполезной диковинкой, потому что на них невозможно было проехать по нашему деревенскому бездорожью. Это были те самые благодатные времена, когда слово «депрессия» еще не вошло в моду и когда люди могли спокойно полагаться на своих соседей. Я вспоминаю одну судьбоносную ночь.
Это было начало октября. Темная грозовая ночь жалась к стеклам окон, ветер и дождь барабанили с удивительной силой. Гул и грохот сотрясали наш маленький домик в Арканзасе. Казалось, буря проникла в наше скромное жилище и клубится над керосиновой лампой в туманной дымке.
Я тогда была беспокойным девятилетним ребенком, и мне казалось, что порыв ветра в любую минуту сдует наш дом. Отец уехал на север в поисках работы, и я чувствовала себя более незащищенной, чем хотела признать. Зато мама тихо и спокойно штопала свою одежду для лучшей погоды.
— О, мама, тебе же нужна новая одежда, — сказала я, пытаясь начать разговор. В такую ночь, как эта, мне хотелось почувствовать поддержку, услышать родной спокойный голос.
Мама обняла меня за плечи.
— Нет, это тебе нужна новая одежда, потому что ты идешь в школу.
— Но у тебя даже нет зимнего пальто!
— Ничего, Господь видит наши нужды. И Он не оставит молитвы нуждающихся без ответа. Все в свое время. И у меня будет одежда, не переживай.
Я порой завидовала ее упорной вере в судьбу. Особенно в такие ночи, как эта.
Неожиданно сильный порыв ветра завыл в камине и рассыпал угли из очага на пол.
— Мы можем закрыть дверь сегодня? — спросила я.
Мама улыбнулась и взяла маленькую черную лопаточку,
чтобы помешать красные угли в очаге.
— Эдит, мы не можем запереться от бури. И ты знаешь, мы не запираем двери ни от кого, так же, как и наши соседи, и особенно в такие ночи, как эта. Потому что в бурю кому-нибудь обязательно понадобится убежище.
Потом мама взяла со стола лампу и пошла в спальню. Я последовала за ней, едва не наступая на пятки.
• Она уложила меня в кровать. Но не успела она переодеться в ночную рубашку, как неожиданный скрип входной двери насторожил нас. Дверь распахнулась от отчаянного порыва ветра. Он принес с собой сырой запах дождя и звуки зашуршавших от ветра вещей в гостиной. Так же мгновенно дверь закрылась.
— Нет, это был не ветер, — проговорила мама. Взяв лампу, она пошла назад в гостиную. Я боялась идти с ней, но оставаться в одиночестве боялась еще больше.
Сначала мы увидели только разбросанное содержимое маминой корзинки для шитья. Потом наши глаза проследовали за грязными следами ног на деревянном полу. Они шли от двери до старого стула, стоявшего у огня.
Прямо на этом стуле сидел растрепанный, промокший насквозь мужчина. На нем был темный грязный костюм. Его дыхание было прерывистым. Его левая рука все еще сжимала деревянную трость.
— Мама, это же мистер Холл!
Мама просто кивнула мне в ответ. Она собрала догоревшие угли в камине, стряхнула сгоревшую золу, отнесла угли в специальную корзину на кухне и сказала:
— Я приготовлю кофе. А ты разожги огонь для соседа, чтобы он мог согреться и высохнуть.
— Но, мама, он же пьяный!
— Да, такой пьяный, что перепутал свой дом и наш. Забрел сюда, видно, по ошибке.
— Но ведь его дом находится в четверти мили отсюда.
— Маленькая леди, мистер Холл вовсе не пьяница. Я не знаю, что могло произойти сегодня вечером, но он замечательный человек.
Я знала, что мистер Холл утром по понедельникам встречает кого-то на дороге и едет в свой маленький магазинчик в Литл-Рок, где работает целую неделю. Каждую субботу днем он возвращается домой уставший, опираясь на свою трость.
Словно бы прочитав мои мысли, мама проговорила:
— Должно быть, иногда ему очень одиноко.
Я стояла в дверях кухни, и вдруг меня осенила одна мысль.
— Ой, мама, а что люди станут говорить о нем? Мистер Холл пьяный?
— Люди никогда не узнают. Ты меня понимаешь?
— Конечно, мама.-
Буря продолжала усиливаться. Мама принесла в комнату чашку горячего черного кофе. Она подняла голову гостя и заставила сделать глоток. Чашка почти опустела, когда он открыл глаза и.узнал ее.
— А, миссис Андервуд.
— Да, мистер Холл, сейчас вам станет лучше.
Мама отнесла пустую чашку на кухню, а мистер Холл попытался встать, опираясь на палочку. Он покинул удобное кресло и прошел к входной двери, а потом просто исчез в грозной темноте. Мы видели его нетвердую походку. Он шел к воротам, освещаемый вспышками молний.
— Кажется, теперь наш гость сможет сам добраться до дома."
— Мама, а почему ты назвала его нашим гостем? — спросила я. — Ведь он всего лишь наш сосед. Мы даже не приглашали его.
— Гость — это любой, кто зайдет к тебе домой на огонек. А что касается соседей, то ты помнишь, кто был ближним в истории о добром самаритянине?
— Человек, который помог страннику.
— Видишь, приютив ненадолго нашего соседа, мы дали ему прекрасную возможность стать нашим ближним.
Две недели спустя, вернувшись из церкви домой, мы нашли на столе огромный сверток, завернутый в бумагу. На нем стояла надпись: «Для миссис Андервуд».
— Возможно, это отрез для платья, который обещала миссис Чайлз. У нее есть дочка как раз твоего возраста. Открой, если хочешь, сама, — сказала мама и пошла переодеваться.
Я разорвала бумагу и вынула посылку.
— О нет, мама! — воскликнула я. — Это же пальто для тебя. И какое красивое!
Мама вбежала в комнату и посмотрела на вещь, которую я передала ей. С великой осторожностью она повернулась и надела пальто. Оно идеально подошло ей. Не поручусь, что тогда до меня дошел весь смысл соседской взаимовыручки. Все, что я поняла, это то, что мама выглядела замечательно в своем новом зимнем пальто.
3
МУЖЕСТВО МАТЕРЕЙ
Суровой зимой я наконец узнал, что в моей душе бушует непобедимое лето.
Альбер Камю
Эдит Дин
МОЙ СЫН РАЙАН
Прошло вот уже семь лет, как умер мой сын Райан Уайт. У Райана было наследственное заболевание крови, и он заразился СПИДом, когда ему кололи лекарство. Это было еще в то время, когда врачи очень мало знали о природе СПИДа. Мальчику было всего тринадцать лет. Доктора сказали, что ему повезет, если он проживет хотя бы шесть месяцев.
Райан прожил еще шесть лет и стал «тем ребенком, который первым взглянул в лицо смертельной болезни и помог стране узнать о ней больше». Так сказал о моем сыне президент Клинтон в тот день, когда подписал разрешение на исследование организма Райана Уайта. Разрешение предписывало медицинскую поддержку, лечение новыми лекарствами, пребывание дома и неусыпный контроль за тысячами больных американцев, живущих с этой болезнью. Я знаю, Райан бы радовался, что его жизнь и смерть помогли стольким людям.
Поначалу, когда я узнала, что у Райана смертельная болезнь, я пришла в дикое отчаяние. Я была матерью-одиночкой с двумя детьми, составлявшими смысл моей жизни. И вот мой старший сын, мой любимый сын умирает. Я не знала, как мне жить. Но вскоре мы были вынуждены смириться с неизбежным, надо было как-то существовать с тем страхом, который у всех вызывал СПИД. Райан хотел вернуться в школу, но ему не разрешили. Родители детей боялись, как бы их чада не заразились, находясь в одной комнате с моим мальчиком. Нам пришлось бороться за право учиться, и мы
выиграли эту битву. Но давление и негостеприимство общины были невыносимыми, поэтому мы переехали в другой город.
В новой школе было совершенно другое отношение. Одноклассники и преподаватели с радостью шли ему навстречу. Они даже организовали специальные занятия по проблеме СПИДа и созвали совет, решавший, как можно победить страх, который все еще жил в каждом подростке. Рассказывать людям об этой болезни стало для Райана целью жизни, можно сказать, профессией. Он стал международным борцом против СПИДа. Его показывали по телевидению, статьи с интервью появлялись в газетах и журналах всего мира. Это помогло ему найти смысл жизни, да и не только ему, всей нашей семье.
Вскоре мы научились жить с мыслью о СПИДе. Кошмаром оставалось другое: за одной инфекцией следовала другая, и так без конца. Я каждый раз боялась, что очередной кашель или ангина оборвет его жизнь. Со СПИДом ты никогда не знаешь, какой симптом окажется серьезным, а какой нет. Человек болеет и, не успев выздороветь, заболевает снова.
Райан почти всегда был в хорошем расположении духа. Даже когда ему пришлось лечь в больницу, он пытался мне улыбнуться, если я заходила в палату. Однако многого он не мог сделать, например, пойти на концерт, или встретиться с друзьями, или побывать в интересных местах, из-за быстрой утомляемости, и тогда он обижался и надолго расстраивался. Зачастую мне приходилось ему выговаривать. Он тотчас же раскаивался и признавал свою вину. Иногда присылал мне записку или открытку.
Больной человек зачастую оказывается сварливым и занудливым или просто чудаковатым. И если тебе приходится за ним ухаживать, ты никогда не будешь злиться на него лично, потому что знаешь, что в нем говорит всего лишь его болезнь и боль, а внутри живет любящее сердце.
Однажды Райан схватил мою руку и сжал ее.
— Райан. я знаю, когда ты так делаешь, то точно чего-то хочешь от меня.
— Нет, я ничего не хочу. Разве не может сын просто пожать руку своей матери?
— Да ладно, сынок...
— Нет, правда, мам. Я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты для меня сделала. За то, что всегда была рядом, как сейчас.
Никто не мог отнять у меня этих слов. Никто не может отнять у меня тех чувств, которые я испытала. Я помню, как однажды кто-то меня спросил:
— Джин, как ты живешь день за днем, зная, что твой сын скоро умрет?
Я ответила тогда:
— А мы не думаем о смерти, у нас просто нет на это времени. Мы не пускаем ее в нашу жизнь, иначе она нас съест. Ты должен жить своей жизнью, каждый день и час делать то, что должен.
Наконец наступило время, когда Райан больше не смог ходить. Когда Райан умирал, медперсонал, видно, думал, что мы сошли с ума. Вот умирающий ребенок стоит на пороге в мир иной, а рядом его полубезумная мать, которая зовет его по имени и разговаривает с ним, когда он ее не слышит. Возможно, он уже ничего не слышал, но мы включили для него музыку. Он ничего не видел, но мы становились на стулья и развешивали по стенам декоративные плакаты и разноцветные картинки. Мы не хотели сдаваться.
Я стояла над худеньким мальчишеским телом. Я знала тогда, что никто не может ему помочь. Еще на несколько минут врачи продлили ему жизнь, но я знала, что уже ничего нельзя изменить. Не оставалось ни единого шанса. Однако сознание того, что битва проиграна, не давало мне покоя. Этот момент стал самым невыносимым для меня и моей семьи.
— Если хочешь, скажи им, что больше не надо, — сказала мне близкая подруга. — Все кончено, Джин.
Я поговорила с родителями, с Андреа, сестрой Райана, а потом сказала докторам, чтобы они прекратили свои старания.
Доктор Марти Клейман, лечивший Райана с самого начала, который помогал ему жить все эти шесть лет, в то время как другие врачи предсказывали, что он умрет через шесть месяцев, вышел и объявил, что мальчик отошел в мир иной во сне, без боли.
Жизнь для меня остановилась.
Теперь, семь лет спустя, жизнь постепенно налаживается. В мое сознание снова проникает ее животворящий свет. Я открыта всему новому. Я даже вышла замуж. Мой новый муж, Рой, сделал мою жизнь осмысленной. Моя дочь Андреа превратилась в сильную и привлекательную женщину. Внутренне я готова ко всему, что может подарить нам жизнь: к приключениям, путешествиям, внукам. Теперь, после стольких лет, мне кажется, что я смогу дожить до того времени, когда чума XX века — СПИД — прекратит свое существование. Все чаще люди, чьи жизни находились под угрозой, выздоравливают. Идет всеобщее выздоровление. Оно почти рядом. Я чувствую, что с этим смогу выжить. Да и какой еще подарок может быть так дорог, как предчувствие счастливой жизни, без боли?
Меня спас мой сад. Здесь, среди ярких цветов и фруктов, я встречала каждый новый день. Я присматривалась к каждому новому листочку, на котором блестела росинка. Я усердно работала, сажая растения, и так я выздоровела. Мой дух воспрянул. Мне кажется, что каждый сорняк, который я выдергивала, — это росток горечи, которую я научилась удалять из сердца, слеза, которую высушивала в мгновение ока, чтобы культурные растения могли выжить.
Я смотрела на чашечки цветов, как на лица друзей, которых я потеряла, и видела лицо моего сына. Как прекрасны они на заре, раскрывая свои лепестки навстречу новому дню!
Спасибо тебе, Господи, за каждый новый день.
Джин Уайт
ВСЕ ХОРОШО, МАМА?
Как-то мне пришлось работать над одним докладом ночью. Только я глубоко задумалась, как вдруг зазвонил телефон. «Ну почему сейчас?» — подумала я раздраженно. Это звонила няня. Она сказала, что моему двухлетнему сыну стало плохо.
— Джордан очень странно себя ведет, — сказала она. — Это не похоже на лихорадку, скорее он в каком-то сонном состоянии.
По пути домой я успокоилась и привела мысли в порядок. Я думала о Джордане. Я вспоминала, как была удивлена, когда только-только узнала, что беременна. Я никогда не мечтала о детях и думала, что не захочу их иметь. Но, в конце концов, я не могла знать, что влюблюсь в отца двух прекрасных дочерей.
После пяти лет замужества я узнала радость любви и семейных забот. Я была рада заменить девочкам родную мать. Эта роль вполне подходила мне, и девочки платили мне взаимностью. Но я помню свое беспокойство по поводу новости о ребенке. Как они воспримут, что у них будет братик или сестренка? Ведь они уже привыкли, что все внимание достается им. Услышав ответ на мое сообщение, я рассмеялась. Девочки отвели меня в ванную, подальше от отца, и задали странный вопрос:
— Это значит, вы с папой занимались сексом?
Семь месяцев спустя после двадцати двух часов тяжелых схваток мы наконец смогли первый раз взглянуть на нашего Джордана. Мы совершенно не ожидали увидеть рыжеволо-
со го малыша, но именно он был перед нами. Замечательный здоровый малыш с глазами такими темными, что они казались совершенно черными.
— Он часть всех нас, — объявила старшая дочь, Вэл, когда с любовью взглянула на своего братика. — Он еще крепче свяжет всех нас...
Наконец я подъехала к дому и взволнованно вбежала в комнату. Джордан спал, но его дыхание было затрудненным, а на лбу выступили капельки пота. Я посадила его на сиденье машины и направилась к доктору.
Ведя машину, я временами посматривала то на дорогу, то на спящего мальчика. Вот его губы начали дрожать, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Вдруг у него на губах появилась пена. Я испугалась по-настоящему. Все его тело вздрагивало и тряслось. Глаза закатились под веки, он запрокинул голову назад. Его припадок прошел так же неожиданно, как и начался, и Джордан в бессилии свесился с кресла.
В панике я припарковалась на стоянке и быстро взяла мальчика на руки. Джордан как-то обмяк и отяжелел. Его безжизненные глаза смотрели в пространство. Тогда я поняла, что он не дышит.
— Случилось что-то ужасное! — крикнула я, вбежав в кабинет доктора.
Обеспокоенный врач взял Джордана из моих рук. Он пощупал пульс на шее, потом попросил медсестру вызвать реаниматоров и стал делать электрокардиостимуляцию. Другая медсестра поддерживала меня за руку в холле, пока я беспомощно смотрела, как пытаются воскресить моего сына.
— Ну же, малыш, давай, — говорил кто-то из них. — Возвращайся же к нам.
— Нет пульса! — послышался чей-то тревожный голос. Я не могла поверить в происходящее. Я боялась, что могу
потерять моего малыша. Я хотела быть рядом с Джорданом. Я хотела держать его за руку и поцеловать в лобик, сказать, что все будет хорошо. Мне было так страшно, что я не контролировала себя.
К тому времени как прибыли реаниматоры, Джордан все еще не дышал. Они работали с ним несколько минут, потом быстро увезли на носилках.
— Мы должны подключить его к приборам жизнеобеспечения, — объяснил мне врач. — Ваш сын сам не может дышать, поэтому мы ему поможем.
Муж ожидал меня в приемном покое больницы. Он опустился на колени и зарыдал, уткнувшись мне в юбку. Я никогда не видела, чтобы он плакал. В комнату зашла медсестра и сказала, что если мы хотим, то можем вызвать священника.
— Нет! — в гневе воскликнул мой муж. — С ним все будет хорошо!
Спустя час нам наконец разрешили увидеть Джордана. Мой драгоценный малыш выглядел таким маленьким и хрупким. Он все еще дрожал, и к его телу были подведены различные трубки и провода. Снова начался припадок, сразу после того как его оживили.
Врач уныло сказал:
— Я дал ему все необходимые лекарства, но его до сих пор колотит.
Прошел еще час. Джордан немного успокоился, и его перевезли в детскую больницу. Он все еще был привязан к искусственной системе жизнеобеспечения, но лихорадка наконец-то стихла. Электронная томография ничего не показала. Спинной мозг был в порядке. Никто не мог понять причину лихорадки Джордана, как никто не мог сказать, повредил ли мозгу недостаток кислорода. Мы с мужем остались с Джорданом в отделении интенсивной терапии. Я держала сына за руку, и целовала его в лобик, и говорила, что все будет хорошо. Поздно вечером, когда наш священник и все члены семьи молились в приемном покое, Джордан закашлял в свою трубку и впервые вдохнул воздух самостоятельно.
На следующее утро Джордан наконец открыл глаза. Мы с мужем просто не знали, что делать. Возможно, произошло повреждение мозга, но мы были уверены, что сможем выне-
сти все, что угодно. Единственное, к чему мы не были готовы, — так это потерять его.
Все еще заторможенный от успокоительного, Джордан попытался разглядеть окружающие его предметы. Я подумала, что, если он узнает нас, все будет хорошо. Медле.шо он посмотрел на меня и моего мужа. Вот он наконец меня увидел и проговорил:
— Мама, папа!
Я бросилась к нему, вскрикнув от радости.
Увидев мои слезы, Джордан удивленно спросил:
— Все хорошо, мама?
Я была тронута его вопросом. Я провела последние двадцать четыре часа, сражаясь за его жизнь, а он в это время волновался за меня.
— Да, да, мой дорогой мальчик, — ответила я и нежно погладила его по голове. — Со мной все хорошо.
С тех пор прошло шесть месяцев, и Джордан выздоровел окончательно. Я перестала спать в его комнате по ночам и больше не должна была следить за каждым его движением. Но оставалась некоторая неопределенность, поэтому Джордан должен был с этих пор в течение двух лет принимать лекарства против лихорадки.
Вчера вечером я видела, как Джордан играл в футбол со своими двумя сестричками и отцом на заднем дворе, и подумала, как близки мы были к печальному моменту. Мяч упал рядом со мной, и Джордан побежал за ним. Я передала ему мяч, и Джордан увидел слезы в моих глазах. Он положил свою маленькую ручку мне на колено и спросил:
— Все хорошо, мама?
— Да, мой мальчик, — ответила я, улыбнулась и крепко его обняла. — Со мной все хорошо.
Кристин Перез
СДВИНУТЬ ГОРЫ
ПРИТЧА
В Андах жили два воюющих друг с другом племени. Одно — у подножия гор, другое — у самых вершин. Однажды жители высокогорья напали на жителей долины и после страшного сражения захватили в плен, кроме взрослых, ребенка из одной семьи. Они забрали его с собой высоко в горы.
Жители долины не знали троп, которыми пользовались горцы. Они не знали, как можно забраться наверх. Попытались захватить в плен хотя бы одного горца, но им не повезло.
Тогда они снарядили целый отряд, состоявший из самых лучших воинов племени долины. Они должны были вернуть ребенка матери.
Мужчины упрямо выискивали тропы и лазейки, но после нескольких дней тяжелых трудов поднялись наверх только на сотню метров.
Окончательно потеряв всякую надежду и веру в удачный исход дела, люди долины решили вернуться домой, в свою деревеньку.
Они уже начали собираться в обратный путь, когда увидели, что мимо них проходит мать ребенка. Они поняли, что она только что спустилась с тех самых гор, которые они не смогли покорить.
И потом они увидели, что на спине она несет ребенка. Как это может быть?
Один мужчина поприветствовал ее и сказал:
— Мы не смогли залезть на эти горы. Как удалось тебе сделать то, что самые сильные и лучшие воины деревни не смогли сделать?
Пожав плечами, она ответила:
— Просто ребенка украли не у вас.
Джим Стоволл
ЛЮБОВЬ ЧЕРЕЗ РАССТОЯНИЕ
Мчась под жарким индийским солнцем, наш поезд приближался к южному городу Нагпуру. Был День благодарения. Рядом со мной сидел мой муж и два наших приемных сына-индийца. Мы ехали в Нагпур забрать маленькую индийскую девочку, чтобы пополнить нашу семью. К сожалению, процесс удочерения шел довольно медленно, поэтому мы не могли забрать девочку в США сразу. Но по крайней мере мы могли навестить ее и побыть с ней два часа.
Три года назад я приехала в Индию из своего дома в Мэриленде и поселилась в Хайдарабаде, как раз недалеко от детского приюта, откуда я и взяла двух сыновей. Теперь я снова остановилась в Хайдарабаде, рядом с тем же приютом, и мой муж смог приехать ненадолго из Мэриленда. Его организация поддержала нас и помогла ускорить удочерение. Длительность моего пребывания будет зависеть от того, как скоро закончат дело. Это всегда занимает слишком много времени в Индии, и мы ничего не можем здесь изменить. Но на несколько часов в этот жаркий день мы сможем быть целой семьей.
Вскоре после обеда грузовик доставил нас к переполненному детьми приюту. Сотни заинтересованных детских лиц выглядывали отовсюду. Каждый ребенок надеялся, что усыновят именно его. Зрелище было очень трогательным. Персонал приюта, впрочем, ухаживал за детьми достойно, и, хотя обстановка поражала своей бедностью, дети содержались в чистоте и порядке.
Мы ждали, ерзая на сиденьях. Но вот наконец в комнату вошла маленькая девочка, сопровождаемая персоналом. Я тут же сердцем поняла, что передо мной моя долгожданная дочь. Именно о ней я молилась денно и нощно почти целый год. Гита, наша дочка! Мы обняли и радостно поцеловали ее, раз и навсегда создавая определенные отношения на всю будущую совместную жизнь.
Гита не знала ни слова по-английски, но какое это имело значение! Мы купили мороженого и стали разглядывать книги с картинками. Но вскоре нам пришлось расстаться. Расставание не обошлось без слез. Улыбки тоже не покидали наши лица, потому что мы знали, что через месяц снова будем вместе, и уже навсегда.
Мой муж вернулся на работу в Штаты, а я осталась с сыновьями в Хайдарабаде, который находился почти в трехстах милях от приюта Нагпура. Мы с нетерпением ожидали завершения процесса по удочерению Гиты. Часто по ночам мне не спалось. Я представляла себе, как держу девочку на руках, защищая от невзгод переполненного приюта. Она была такой маленькой, хрупкой и доверчивой.
Наконец пришло радостное сообщение, что я могу приехать в Нагпур и немедленно забрать дочь. Не теряя времени, я заказала билеты на самолет, чтобы не таскать за собой лишний раз мальчиков. Но в это время случилось несчастье. Индуистский храм в городе Айодхая атаковали мусульмане. Мы находились за тысячи миль от города, но в Хайдарабаде преобладало мусульманское население. Все вылеты были отменены из-за угрозы терроризма, и весь город погрузился в безрадостное ожидание.
Я не могла успокоиться и примириться с создавшимся положением, поэтому решила поехать в Нагпур поездом вместо самолета, упросив друзей посидеть с мальчиками. Однако чаш водитель, сам оказавшийся мусульманином, высказался против моей идеи.
— Мадам, вы не сможете выбраться оттуда живой!
Он объяснил, что американская женщина, путешествующая в одиночестве, будет отличной мишенью для насилия.
Мои близкие друзья-индийцы дали мне тот же самый совет и настаивали, чтобы я изменила свои планы.
В конце концов я решила поехать в Нагпур на машине. Я подумала, что раз наш водитель мусульманин, он может мне помочь. Я доверяла ему. Он мне уже помогал покупать продукты во время комендантского часа. Мы невредимыми вернулись домой с детьми. Но на этот раз он обескуражил меня.
— Мадам, — сказал он, — я всего лишь человек. Что я могу сделать против банды разбойников? Хотите остаться в живых, сидите дома!
У меня уже было два сына, о которых я должна была заботиться, поэтому мне ничего не оставалось, как подчиниться судьбе. Мне приходилось только ждать.
Дни превратились в недели, недели в месяцы. Я каждый день молилась о моей маленькой девочке, оставшейся в приюте. О чем она думает? Она ведь даже не знает, почему я не приехала. Мои сыновья волновались все больше, им не терпелось поскорее забрать сестру. Мне тоже отчаянно требовалась поддержка, но мой муж и друзья были за тысячи миль от нас. Поскольку ситуация накалялась, я решила, что должна справиться с проблемами самостоятельно. «Спокойствие, только спокойствие. Веди себя адекватно. Господи, пожалуйста, дай мне силы пройти через все это».
Постепенно напряжение между индусами и мусульманами утихло, конфликт урегулировали. Комендантский час сняли, и жизнь в городе нормализовалась. Наступил март. С того солнечного Дня благодарения прошло уже четыре месяца. Четыре месяца с нашей первой встречи с Гитой. Ко мне снова приехал муж, и только тогда я поняла, что мне пришлось пережить за это время. Теперь я могла вздохнуть спокойно. В моем сердце поселилась уверенность — я скоро увижу свою дочку, которая уже давно жила в моем сердце.
Вскоре до нас дошли радостные новости, что разрешили вылет в Нагпур. Это было чудом! Мы собрали вещи и спустя несколько часов уже держали в руках билеты на самолет.
Когда мы приближались к приюту, нам казалось, что повозка рикши едет слишком медленно. Я едва дотерпела до конца пути. И вот наконец момент, которого мы так ждали, настал. Среди сотни окрыленных надеждой лиц я видела только одно — сияющее лицо моей девочки. Она шагнула ко мне и произнесла свое первое слово по-английски: «Мама!» Ее огромные глаза, размером с Вселенную, были переполнены любовью.
Амшева Миллер
НАСТОЯЩЕЕ ЗРЕНИЕ
Моя подруга Мишель слепая, но вы никогда не догадаетесь об этом. Она успешно пользуется другими чувствами, включая то самое «шестое чувство», интуицию. Поэтому она редко чего не понимает.
У нее тоже есть дети, как и у всех нас. Ее дочери Саре шесть лет, а сыну Аарону — девять. Им воистину повезло с матерью. Однажды Мишель рассказала мне, что иногда она переживает, что дети одеты не по ее вкусу. Обычно при выборе одежды она полагалась на своего мужа и друзей. Но поскольку друзья и отец не очень хорошо представляли, что любят дети, то Сара и Аарон часто отказывались носить купленные вещи. Однако Мишель не затевала скандалов по этому поводу. Если одежда новая и чистая и подходит по погоде, то этот вопрос не обсуждался. Она считала, что в таком возрасте дети сами могут для себя определить, когда им холодно, а когда жарко.
Другая тяжелая для Мишель проблема была связана с уборкой дома. Нет, конечно, она всегда знала, когда дома грязно и беспорядок. Натыкаясь на гору игрушек, валяющихся на полу, Мишель понимала, что пора бы и прибраться. Но в доме Мишель детишки быстро привыкли к порядку. Они четко знали, что за собой надо убирать, потому что напрасно волновать маму не хотелось. Да и в беспорядке ей будет опасно ходить по дому. В самом деле, Мишель так быстро передвигалась, что иные гости не догадывались о ее слепоте.
Впервые я узнала об этом, когда моя шестилетняя дочь Кайла пошла играть к детишкам Мишель. Она вернулась домой очень взволнованная и восторженная. Она рассказала, как они пекли пирожки, играли в разные игры и рисовали разные картинки. Но особенно ей понравилось рисовать пальцем. Это было особенным искусством, новым для нее.
— И знаешь что? — говорила смеясь Кайла. — Сегодня я научилась смешивать цвета! Синий и красный дает фиолетовый, а желтый и синий — будет зеленый! Здорово, правда? И Мишель рисовала вместе с нами. Она сказала, ей нравится, когда краска струится по ее пальцам.
Что-то в рассказе дочери насторожило меня, и я подумала, что никогда в жизни не рисовала с дочерью пальцем. Мне очень не нравился беспорядок. И в результате моя дочь узнала о красках от моей слепой подруги. Я в недоумении покачала головой и по-другому посмотрела на свои отношения с дочерью.
Кайла продолжала:
— Мишель говорит, что от моего рисунка исходит радость и чувство гармонии. Ома действительно видела, что я нарисовала!
Кайла была в восторге от нового способа рисования. Мишель показала ей, как это может быть замечательно: рисовать, не глядя на бумагу.
Я сказала, что Мишель не видит. Моя девочка молчала целую минуту. Она мне не поверила.
— Нет, мама! Мишель абсолютно точно знала, что было изображено на моей картине! — настаивала она.
И я знала, что ребенок прав, потому что Мишель внимательно слушала и слышала описание Кайлой своей работы. Мишель знала, как Кайла гордится рисунком. А ее восторгу по поводу смешения цветов не было предела. Она всегда радовалась новым открытиям.
Какое-то время мы помолчали, потом Кайла тихо произнесла.
— А знаешь, мама, Мишель и правда видела мою картинку. Она просто использовала мои глаза.
Я никогда ни от кого не слышала, чтобы о Мишель говорили как об инвалиде. Нет, она им и не была. Просто ее способ видения был особенностью ее материнской любви.
Марша Ароне
КАЖДОЕ УТРО — ДАР
Наверное, я никогда не смогу забыть ту ночь, когда начался наш кошмар. Я до сих пор, как наяву, вижу обеденный стол, как я поднимаю бокал, чтобы поздравить мою дочь и ее жениха.
Все члены семьи и друзья присутствовали на помолвке, смеющиеся лица в свете свечей. Мой муж Стив наклонился и поцеловал меня.
Эти веселые часы были последним нашим счастьем. После начались одни страдания. Той ночью, когда я лежала в постели, наша жизнь изменилась навсегда.
Недели две я чувствовала некоторое недомогание и думала, что у меня просто заболела спина. Проснувшись посреди ночи, я ощутила резкую боль в груди — это сердце.
— Отвези меня в больницу, — захрипела я, обратившись к Стиву.
— С тобой все будет в порядке, — повторял мой муж.
Он был так напуган, что заплакал. И, Господи, я тоже!
В больнице я припомнила другой случай. Это было, когда мне исполнилось всего десять лет. Я стояла у кровати отца. Он перенес первый инфаркт.
Моя мама умерла за несколько лет до него, родив мою сестру, поэтому отец был для меня всем. Он умер, когда мне было двенадцать лет. Последний инфаркт оказался смертельным. Мне не удалось с ним даже попрощаться: он умер на работе. Горечь, поселившаяся в моем сердце, казалась бесконечной. Теперь в больнице очутилась я. «Только бы мне до смерти успеть попрощаться с детьми, — молилась я. —
Джеффри только двенадцать лет... Джейсону пятнадцать, он только-только начинает взрослеть. А Триша вышла замуж! Как я ей сейчас нужна».
Стив поехал за детьми, а мне в это время сделали ангио-грамму, чтобы увидеть всю картину болезни.
— Три из четырех главных артерий блокированы, — сказали врачи.
— Но мне только тридцать девять лет! — зарыдала я. Мой врач объяснил, что я унаследовала болезнь сердца
от моего отца.
— Вам нужно оперироваться, — сказал он. — Но ваше сердце так сильно затронуто, что не рекомендуется никакое вмешательство, или же оно...
Убьет меня! Я задрожала от страха. Нет, это был не страх смерти. Нет. Я боялась оставить моих любимых одних, боялась, что они будут горевать обо мне. Это чувство было мне знакомо с детских лет.
— Я могу не выжить, — сказала я детям со слезами на глазах и увидела их слезы.
В те дни, перед операцией, Стив навещал меня как можно чаще. Он пытался выглядеть бодрым, но я видела страх в его глазах.
Мы со Стивом поженились всего год назад.
— Мы так ждали друг друга. У нас еще с тобой столько дел, — прошептал он.
Я задумчиво кивнула.
Триша рассказывала мне о приготовлениях к венчанию. Я улыбалась. Джеффри и Джейсон говорили о своей школе.
— Когда ты вернешься домой... — непрерывно повторяли они. Они все пытались верить и быть веселыми, но на самом деле ощущали панический страх.
В то утро я смотрела в окно, наблюдая восход солнца над озером. По поверхности воды скользила лодка. Я пыталась представить, что я на ней. Но время операции приближалось, и мирное чувство природы сменилось страхом неизвестности. Поцеловав Стива и детей, я увидела слезы в их глазах. И тут во мне проснулось сильное желание жить.
«Господи, — молилась я, — если ты позволишь мне дожить до того, как вырастут мои дети, я не буду терять ни минуты...»
Очнувшись, я поняла, что операция закончилась. Я лежала на кровати, и меня держал за руку Стив. Я видела лица своих детей. «Как нежно он держит меня за руку, какие красивые у них лица. И теперь у меня будет время наслаждаться их обществом», — думала я.
Два дня спустя врач объяснил мне, что закупорка сосудов может повториться в любой момент. А мое сердце наверняка не выдержит еще одной операции.
— Операция продлит вам жизнь всего лет на шесть, — сказал он. — Мне очень жаль.
Шесть лет! Да это мгновение по сравнению с целой жизнью! Мое сердце сжалось, а на глазах выступили слезы, я не могла дышать от волнения.
Потом я вспомнила, что выиграла эти шесть лет у судьбы. Моему младшему сыну скоро будет восемнадцать. Я смогу проводить побольше времени со Стивом. Да, Господь выполнил свою часть сделки. Теперь, радовалась я, мне нужно сдержать свое обещание — не терять времени даром.
Так я праздновала возвращение к жизни. Я видела, как моя дочь идет к алтарю. Я наблюдала за первой влюбленностью моих мальчиков. Я проводила выходные в объятиях Стива. Я пекла торты на праздники.
Каждый обычный момент жизни, от поздравительной открытки до укачивания малыша, обладал своей определенной магией, волшебством.
Когда же прошли эти долгие шесть лет, боли возобновились.
— Мы ничего больше не можем сделать, — говорили доктора.
Знакомый страх заполнил мою душу. Однажды Джеффри положил свою голову мне на плечо и заплакал. На другой день со слезами на глазах Триша сказала мне:
— Мама, ты мне нужна! А моим детям — бабушка!
— Я буду с вами столько, сколько смогу, — говорила я каждому из них и улыбалась. И почему я тогда думала, что через шесть лет моя семья лучше подготовится к моей смерти? Шесть лет, десять... двадцать! И этого было бы мало!
«Борись за свою жизнь, Бев!» — кричало все во мне. Так я начала читать книги о диетах и по изменению мировоззрения. «Я выживу!» — поклялась я себе.
Может быть, это был подарок от Господа. Может быть, то была моя собственная сила, но два года спустя мне стало лучше, чем я могла надеяться.
Я продолжала ценить жизнь. И, сжимая в объятиях Стива, я благодарила Господа за каждое мгновение.
Я знаю, что однажды придет день, когда солнце встанет, а меня уже не будет. Я плачу, когда думаю, что не увижу первый реверанс моей внучки, когда она пойдет в школу, или же первый футбольный матч ее маленького брата. Но Господь уже дал мне больше того, о чем я его просила. Я научилась самому главному — ценить каждый момент своей жизни.
Бев Шорт
Записала Дебора Бебб Из «Женского международного журнала»
ЛЮБОВЬ БЕЗ ГРАНИЦ
Мужество — это способность стойко выносить все то, что посылают нам небеса.
Еврипид
Мое самое любимое занятие — смотреть, как мой сын Эндрю играет в парке близ нашего дома в Балтиморе. Эндрю не такой быстрый или разговорчивый, как все остальные дети, но он такой же милый и красивый, как они. И теперь я знаю, что по-своему он может дать миру так же много.
Но было время, когда я сомневалась, что хочу быть матерью. По крайней мере матерью Эндрю. Мне было семнадцать лет, когда я узнала, что беременна. Мой школьный товарищ Джим женился на мне сразу после окончания школы. И хотя мы оба хотели детей, никак не думали заводить их так рано. Но этого ребенка мы полюбили сразу, как только я забеременела.
Мой живот становился все больше. И я все чаще представляла себе, как наш ребенок играет в малой лиге, как я любуюсь им на празднике, посвященном окончанию школы. Как и большинство родителей, мы мечтали, что наш ребенок будет самым красивым, самым сильным и доброжелательным в округе.
А потом, где-то на восьмом месяце, внезапно началось кровотечение, и Джим отвез меня в больницу.
Доктора вкололи мне уколы для задержания родов, но УЗИ показало, что мой ребенок на удивление маленький.
— Это может быть синдром Дауна, — сказали мне врачи.
Мы с Джимом стали молиться.
— Господи, пожалуйста, пусть с нашим малышом все будет в порядке.
Обследования показали, что, кроме болезни Дауна, у ребенка не все нормально с желудочно-кишечным трактом, и это требует немедленной операции. Однако, даже если он выживет при рождении, он легко может умереть на операционном столе.
Я лежала в больнице, обнимая рукой свой живот. Из описания болезни Дауна я поняла, что мой сын никогда не будет играть в малой лиге, ходить в обычную школу и иметь собственную семью. Он всегда будет другим — немного заторможенным — и не сможет делать все то, о чем мы так мечтали.
Быть матерью в такой ситуации оказалось очень трудно. Раньше, еще ничего не зная о своем ребенке, я волновалась лишь о том, смогу ли я дать ему должное количество любви, понимания, смогу ли достойно воспитать.
Теперь же это беспокойство переросло в панику. Но доктор мне сказал:
— Дженнифер, ты хочешь, чтобы мы спасли твоего сына? Я смотрела на него непонимающим взглядом.
— Спасли?..
Его слова эхом отозвались во мне. «О чем он говорит?» — подумала я. В этот самый момент во мне и возникла та безграничная любовь к сыну, которая никогда больше меня не покидала.
Конечно, я хотела, чтобы они спасли моего сына! Горячая волна любви затопила меня. Это же был мой сын, как я могу хотеть иного?
— Я должна родить этого ребенка, — сказала я доктору со слезами на глазах. — Я буду любить его, несмотря ни на что.
Той ночью врачи работали со мной, вызывая роды. Когда они дали мне маленького Эндрю, я покрыла его поцелуями. Он выглядел как маленький ангел, и мое сердце сжалось, когда врачи забрали его на операцию. «Только выживи, — молилась я. — Мама любит тебя».
Операция прошла успешно, и мы смогли забрать ребенка домой. Я ликовала, но была поражена жалостливыми взглядами моих друзей и сотрудников, когда они увидели маленького Эндрю.
«Нет, это не так страшно!» — думала я. Но мне тоже было жалко маленького сына.
— Столько в жизни вещей, которые будут ему недоступны! — рыдала я. — Как это несправедливо!
Ища помощи, я связалась с группой поддержки, которую предложила больница. Сюда входили люди, страдающие болезнью Дауна. Слушая рассказы других родителей об их надеждах, я поняла, что я не одинока. Более того, мне сказали, что Эндрю сможет ходить на работу, иметь друзей и жить собственной жизнью. Он даже будет счастлив. А что может быть важнее для матери?
Когда Эндрю сделал свои первые шаги и промычал свое первое «мама», я не тревожилась о том, как поздно это произошло. Вместо этого я вдохновилась на дальнейшие действия. Я сделала все возможное, чтобы помочь ему достичь лучших результатов.
Я записала его на специальные занятия по развитию речи и на физкультуру. А дома мы выполняли специальные упражнения для развития двигательных способностей. Вот он первый раз поел сам. А вот впервые бросил мяч. Мы хлопали ему и смеялись.
Сейчас Эндрю пять лет, и он непрестанно восхищает меня. Он ходит в школу и дружит с ребятами, я не волнуюсь, что кто-нибудь из них будет задирать его. Нет, они его любят!
Но моя душа все еще болит, когда я вспоминаю о том, что ему недоступно. Однако, припомнив все то, чего он уже достиг, я начинаю гордиться и радоваться за него и за нас. Остальное подождет. Я знаю одно — мужество и любовь способны на многое.
Дженнифер Хилл
Записала Чет Дембек
Из «Женского международного журнала»
БОРЬБА ЗА РЕБЕНКА
Ни один язык не сможет достаточно хорошо выразить силу, красоту и героизм материнской любви.
Эдвин Г. Чапин
Ли и Фрэнк поженились в 1948 году. Он был студентом духовной семинарии, она — воспитанницей монастыря. Когда они завели семью, Ли решила, что у них будет шестеро детей. Первый родился в 1951 году, остальные пять появились на свет в течение следующих одиннадцати лет. Когда Ли родила последнего ребенка — Тома, она уже знала, что больше у нее детей не будет.
В шесть месяцев Том все еще не мог держать головку, и Ли поняла: с ребенком что-то не так. Она отправилась к педиатру, но тот стал уверять ее, что все нормально и беспокоиться не о чем.
— Я прекрасно знаю, что нормально, а что нет, — спокойно сказала ему мать. — У меня шестеро детей, с ребенком что-то неладно.
Потом она обратилась к другому врачу, который посоветовал ей подождать годик и посмотреть, каким будет развитие. И Ли ждала и наблюдала.
Постепенно Том научился держать головку, но во многих других вещах неизменно отставал. Он часто отказывался есть. Либо ел, а потом срыгивал. Так продолжалось до тех пор, пока его кожа не приобрела желтоватый оттенок. Но самыми странными в его поведении были неожиданные вспышки ярости. Он нападал на своих братьев и сестер, ког-
да они смотрели телевизор, или бил Ли со своего заднего сиденья, когда она пыталась вести машину. Ли знала, что характер ребенка и должен быть живым, но не настолько же. Истерики Тома беспокоили ее.
Когда ему исполнилось полтора года, Ли снова пошла по докторам и специалистам. На этот раз ей говорили, что развитие малыша идет неправильно. Один врач поставил ему диагноз, согласно которому у Тома была болезнь, вызывающая задержку в развитии. Другой опроверг этот диагноз, но поставил другой: асфиксия при родах. Целый год Ли ходила по врачам, и все в один голос ей твердили, что Том никогда не сможет жить нормальной жизнью и его надо поместить в специальную больницу.
Ли испугалась. Как она может отдать свое дитя в больницу, где возможность нормального развития точно будет исключена! Ли и Фрэнк посетили то специализированное медицинское учреждение, которое посоветовали доктора. Дети, которых она там увидела, очень сильно отставали в развитии, многие из них не могли разговаривать. Да, у Тома были проблемы, подумала Ли, но здесь она его не оставит.
Одна медсестра посоветовала Ли поехать в больницу в Энн-Арбор. Там могли помочь Тому. Доктора и психиатры вынесли приговор: Том умственно отсталый и никогда не сможет закончить школу. Социальный работник в больнице предположил, что Ли и Фрэнку будет очень тяжело растить сына с такими отклонениями.
— Он никогда не сможет быть никем, кроме землекопа, — заявил врач.
— Неужели? — возразила мать. — Знаете, что я вам скажу? Мне все равно, чем он будет зарабатывать на жизнь. Я одинаково люблю всех своих детей. И я люблю их не за умственные способности. Если Том не гений, это не изменит мою любовь к нему.
Но Том опроверг предсказания врачей. Они с неохотой разрешили ему посещать начальную школу. И хотя Тому поначалу пришлось трудновато, он не только закончил школу, но еще два года отучился в колледже. Каким-то образом
его умственные способности стабилизировались, и теперь он ничем не отличался от других людей.
Я очень рад, что Ли не сдалась, потому что тем трудным ребенком был я. Я всего лишь использую некоторые лекарства, чтобы контролировать психическую сферу. И когда я вспоминаю мои детские годы, я благодарю Господа, что у меня такая упорная мать. Она не стала слушать пессимистические предсказания врачей о моем безрадостном будущем. Моя мать так любила меня, что слушала прежде всего свое сердце. Потому что самое лучшее на свете лекарство в борьбе за жизнь ребенка — это безграничная вера и любовь.
Том Маллиган
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГОЛЛАНДИЮ
Меня часто просят рассказать о своем опыте воспитания умственно отсталого ребенка, чтобы помочь другим людям понять это, чтобы вдохновить их, а некоторым — поведать о том, что такое бывает и как себя при этом чувствуешь. Вот на что это похоже...
Ожидание ребенка во многом похоже на сборы в долгожданное путешествие — в Италию. Ты покупаешь кучу книг-путеводителей и строишь потрясающие планы. Посетить Колизей. Увидеть Давида Микеланджело. Прокатиться в гондолах Венеции. Возможно, выучить десяток фраз на итальянском. Как все это восхитительно!
Месяцы ожидания прочь — и долгожданный день наступает. Ты упаковываешь вещи, собираешь чемоданы и отчаливаешь. Несколько часов спустя самолет приземляется. Стюардесса заходит в салон и объявляет:
— Добро пожаловать в Голландию.
— Голландию? — восклицаете вы. — Вы сказали: Голландию? Я же брала билеты в Италию! Я хотела побывать в Италии! Всю свою жизнь я мечтала об Италии.
Но расписание самолета изменилось. Он приземлился в Голландии, и здесь ты должна выйти.
Самое главное, они ведь не высадили тебя на ужасной, отвратительной и грязной земле, полной болезней, голода и холода. Это просто другая страна.
Итак, ты должна выйти и купить новый путеводитель. Более того, тебе надо учить совсем другой язык. И ты встретишь совсем других людей, о которых ничего не знаешь.
Это другая страна. Здесь все не так, и погода хуже. Но после недолгого пребывания ты можешь немного осмотреться... и увидеть, что в Голландии есть мельницы... и тюльпаны. В Голландии есть Рембрандт.
Но ведь все, кого ты знаешь, очень озабочены путешествием в Италию. Одни там уже побывали, другие только отправляются. То и дело ты слышишь чудесные рассказы о чудесной стране. Тебе очень трудно с этим примириться. Но в конце концов ты непременно скажешь: «Да, я тоже планировала там побывать. Это именно то, чего я так долго ждала».
И сколько в тебе будет боли от того, что этого никогда, никогда, никогда не будет... потому что потерять надежду и мечту об этом очень, очень и очень тяжело.
Но... если ты будешь всю жизнь жалеть об Италии, ты никогда не узнаешь многих радостных, особенных вещей, которые есть... в Голландии.
Эмили Перл Кители
4
РАДОСТИ МАТЕРИНСТВА
Любовь матери похожа на круг. Она не имеет ни начала, ни конца. Она все ширится и ширится, накрывая каждого, кто встречается ей на пути. Она обволакивает его, как утренний туман, и накрывает одеялом из вечерних звезд. Материнская любовь похожа на круг, не имеющий ни начала, ни конца.
Арт Урбаи
СЛОВО МАТЕРИ
Мама — это Господь для ребенка. Уильям Теккерей
— Мама, — послышался детский голос в шумном магазине.
Я повернулась на голос девочки, так же, как и еще несколько матерей. Не важно, что я пришла в магазин одна, что мои дочери гораздо старше обладательницы голоска и в данный момент ушли в школу. Когда я слышу слово «мама», я готова на любые подвиги.
Конечно, дочка впервые произнесла слово «папа», но мы, женщины, знаем, что это просто потому, что ее артикуляционный аппарат не способен сначала произносить звук «м». Как и эсперанто, слово «мама» на всех языках имеет одно и то же значение. Это совершенная азбука Морзе, сообщение любви.
— Мама, мама, — слабый голосок коснулся моего слуха.
Она уронила бутылочку и вылезла из-под одеяла. Я зашла в комнату и взяла бутылочку с молоком. Я накрыла ее мягким покрывалом, склонилась над кроваткой, поцеловала в лобик и прошептала слова любви. Маленькие глазки сомкнулись, и я легла в кровать. Мне не нужен был свет, я слишком хорошо знала свой путь.
— Мама! — донесся до меня крик, когда я ехала из городского учебного центра.
В этом центре работали первоклассные учителя, люди с добрыми сердцами, классы были светлые и яркие, детские
спальни — маленькие и уютные, а образование — особенное. Но моя дочка плакала так, будто я оставляла ее не в этом блестящем центре, а бросала на произвол судьбы в какой-нибудь старой и грязной хижине.
Моя машина застряла в пробке, словно заставляя меня вернуться и вырвать несчастного ребенка из заточения. Приехав на работу, я позвонила в учебный центр, ожидая услышать крики дочери, разносящиеся далеко-далеко.
— Да нет, Джессика перестала плакать в тот самый момент, как вы уехали, — уверил меня учитель.
В словаре слово «мама» определено как «родитель женского рода». Но мои дети использовали это слово и во многих других значениях.
Саре четыре года, и если она кричит «Мааам!», то я знаю, что расстегнулась ее рубашка или сломалась молния.
Джессика, которой семь лет, кричит «Мама!» обвинительным тоном, и я знаю: она не может найти пару к носку и ошибочно думает, что это моя обязанность.
Тон Джессики изменился, когда она повзрослела. Она уже научилась произносить это слово мягче. К нему она добавляла тихую просьбу:
— А ты не погладишь мое желтое платье?
Когда Сара училась в средних классах, она громко кричала: «Мам!» — это значило, что она желает купить себе новое платье, потому что больше не может ходить в «этих лохмотьях».
Теперь Джессика водит машину сама и ездит на ней в школу. И до сих пор ее «мама» значит «испачкалась одежда». «Мама» переводится как: «Можно я надену твою новую шелковую блузку? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!»
— Мам!
Она стала взрослее и реже стучится в мою дверь по утрам. И все же я непрестанно узнаю беспомощность в ее голосе.
— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе набрать текст? — спрашиваю я ее, выпрыгивая из кровати, как это водится. И смотрю, чем могу помочь.
Она кивает и передает мне кипу бумаг по истории, затем начинает жаловаться:
— Мне больше не нравится Джон. — Ее слова прерываются слезами. — Он бешено ревнует меня, а я не знаю почему, и он не хочет со мной разговаривать, и...
Я обнимаю ее и веду на кухню. Готовлю чай, передаю ей коробочку с печеньем и жду продолжения рассказа. Какая-то часть меня хочет укрыть свое чадо от жестоких напастей судьбы. Другая же моя часть знает, что она только наберется сил, если лучше поймет мужчину, вошедшего в ее жизнь.
— Мама, что мне делать?
Слово вонзается в мое сердце как стрела. Я хочу найти простой ответ, как это делала всегда: найти ее носок, погладить юбку, одолжить блузку и снова быть ее героем.
У меня слишком много работы и мало времени. Я устала отвечать не только за себя, но и за своих дочерей. Я устала быть взрослой. Я говорю со своими подругами, и они мне сочувствуют. Я жалуюсь своему брату, и он меня успокаивает.
Потом я набираю домашний номер, на который звонила из колледжа, из своего трейлера в Алабаме, из гостиницы в Германии, из всех своих домов и квартир.
— Алло, — отвечает мне старческий усталый голос.
— Мам? — спрашиваю я.
— Дорогая, у тебя все в порядке? — интересуется моя мама.
Иногда это все, что я хочу от нее услышать.
Дебора Шуз
МАТЕРИНСТВО — «ПРОСТАЯ ИГРА»?
Я уверена, все знают о «Простой игре», популярной настольной игре, основанной на простых вопросах и ответах. Я зачастую думаю о материнстве как о явлении, во многом похожем на эту игру. Мы проводим огромное количество времени, имея дело с заурядными бытовыми вещами, каждый день находя простые ответы на простые вопросы. При этом мы так и не знаем, выигрываем или нет.
С этой мыслью я решила создать свою игру для матерей. Правила просты: начинаем с десяти очков, набираете или вычитаете остальные очки во время игры.
Вы готовы? Тогда начинаем...
1-й ход. Вы ожидаете рождения своего первого малыша. Если вы смотрите на свой растущий живот и говорите: «Как только ребенок родится, я снова буду 46-го размера», — вы выиграли два очка за смелую надежду.
2-й ход. Два года спустя. Вы готовитесь родить второго ребенка. Для того чтобы подготовить первого малыша к появлению братика, вы занимаетесь с ним обучающими играми: даете ему самостоятельные задания, как то: накормить, искупать и убаюкать куклу. Таким образом, когда в доме появляется младенец, старший брат будет во всеоружии. Вы завоевали одно очко, так как ревнует ваша собака.
3-й ход. Ваш первый сын только что объявил за обеденным столом, что он играет Дерево в школьной пьесе и к завтрашнему дню ему срочно нужен костюм. Если вы не спали до трех часов ночи, второпях придумывая сыну одея-
ние, можете начислить себе три очка, поскольку вы являетесь удивительным примером для всех нас. С другой стороны, если вы дали мальчику коричневый пакет с прорезью для головы и рук и нарисованными зелеными листьями спереди и сзади, возьмите себе пять очков — вы ловко обвели всех вокруг пальца.
4-й ход. Теперь детей уже трое, и все ходят в школу. Вы недавно открыли для себя, что слово «мама» равноценно «скорой помощи». В самый обыкновенный день вы отводите своего младшего малыша на урок музыки, затем идете со старшими на тренировку в малой лиге. Потом возвращаетесь за малышом в музыкальную школу и забираете своих грязных сыновей домой. Вы ужинаете на ходу, потому что одному надо к семи вечера быть на занятиях по хоровому пению. Наступает ночь, и вдруг вы понимаете, что каким-то образом у вас дома оказался лишний ребенок. Но вы не паникуете... ведь так бывало и раньше. Вы просто звоните своей подруге и узнаете, что в ее семье не хватает малыша. Вы заслужили пять очков за находчивость.
5-й ход. Маленькие детишки, которых вы на протяжении многих лет любовно укрывали одеялом и которым пели песенки, начинают обращаться с вами как с ненормальной. Им не нравится находиться рядом с вами. Догадались? Теперь вы — мама подростков, этих странных созданий, которые воображают о себе слишком много. Если вы сможете выжить в этих трудных условиях, тогда вы набрали еще восемь очков за героизм на поле сражения. До тех пор всегда помните: у вас есть прекрасное оружие — ключи от машины!
6-й ход. Вы понимаете, что ваш старший сын вернулся из колледжа, по грязному белью, брошенному на диван в гостиной. Если вы собрали одежду и отнесли ее в стирку, а потом погладили, как в прежние времена... возьмите три очка, и да будет вам стыдно! Если же вы, напротив, взяли его за руку и показали комнату, где находятся стиральная машина и утюг с гладильной доской, вы выиграли пять очков. Некоторые самые важные вещи в жизни не выучишь в колледже.
7-й ход. Каким-то чудом ваши дети выросли ответственными. Случайно вы подслушали, как старший сын рассказывает своему новорожденному те же самые сказки, которые так долго рассказывали ему вы, и внезапно слезы начинают капать у вас из глаз. Не отчаивайтесь, это и есть жемчужины материнства, и на этом заканчивается наша игра.
Поздравляем вас. Вы пересекли финишную линию, и пора подсчитать очки. Игра, в которую вы только что играли, называется «Материнство», и, если вы не потеряли ни одного очка, вы выиграли!
Жаклин Ли Линдстром
первый рисунок
В тридцать четыре года, когда у меня было трое детей, я заканчивала курс живописи в колледже. Однажды наш преподаватель объявил, что картина, которую мы написали на нашем первом занятии, должна стать самой главной частью нашего дипломного проекта.
— А можно мне написать другую картину? — взволнованно спросила я. — У меня больше нет моей первой работы.
Тогда учитель спросил, что с ней случилось.
Помолчав, я смущенно ответила:
— Она висит на холодильнике в доме моей мамы.
Неизвестный автор Записала Яна Баретт
ПИСЬМО МАТЕРИ СЫНУ, ИДУЩЕМУ В ШКОЛУ
Дорогой Джордж!
Когда мы с твоим старшим братом и маленьким щенком шли провожать тебя в первый класс, ты, конечно, не мог знать, как я себя чувствую.
Ты был так взволнован, что то и дело запаковывал и распаковывал свои новые цветные фломастеры и ножницы, и проделал это почти десять раз подряд.
Я наверняка буду сильно тосковать по тем спокойным дням, когда мы с тобой провожали твоих брата и сестру в школу. Я сидела с кофе и газетой, а тебе давала комиксы и цветные карандаши, и ты шел смотреть «Улицу Сезам».
Потому что ты мой самый младшенький, и к твоему рождению я уже узнала массу полезных вещей. Я уже знаю, что кажущиеся бесконечными дни детства пролетают как молния. Не успела я и глазом моргнуть, как твой старший брат и сестричка пошли в школу. Так же быстро пошел в школу и ты.
Я одна из самых счастливых матерей. Я могла в свое время выбирать: сидеть ли с вами дома или работать. Но к тому времени, когда пришла твоя очередь идти в школу, блестящая перспектива устроить карьеру и удвоить доход потеряла свою привлекательность. Прогулка по лужам в новеньких красных ботинках или простое перечитывание — мама, еще раз! — твоей любимой книжки «Лягушка и жаба — друзья» стали для меня гораздо важнее.
Ты не ходил в детский садик, но, надеюсь, это не повредило твоему развитию. Я учила тебя счету, когда ты помогал
мне считать пустые бутылочки из-под содовой, которые мы сдавали в магазин. (Ты однажды удивил меня, когда показал, что вполне можешь справляться с деньгами, вырученными за бутылочки.)
Я не владею палмеровским методом обучения, но ты проделал великолепную работу, написав на тротуаре мелом свое имя большими буквами, чтобы выглядело красивее. И как-то само собой ты схватывал все особенности языка. На другой же день ты спросил меня, почему я называю тебя «любимый», когда мы читаем сказки, и «малыш», когда прошу помочь по хозяйству. Мои объяснения по поводу моего разного настроения, кажется, удовлетворили тебя.
Я должна признать, что мой образ матери в собственных глазах изменился, когда ты пошел в школу. Теперь я листаю фотоальбом и смотрю на твои фотографии, теперь у меня появилось время написать роман, который я всегда откладывала на потом. Все лето, залечивая тебе ссадины на коленках и разводя ваши ссоры с братьями, я только и мечтала, когда же придет сентябрь.
А потом тем утром я проводила тебя до ступенек школы, зашла в твой новый класс, на одной стене которого висел портрет президента, а на другой — картинка с Бэмби. Ты нашел на вешалке свой крючок, на нем было написано твое имя. И именно в тот раз ты обнял меня особенно крепко. Так бывало, когда мы расставались. На этот раз ты был готов уйти, а я — нет.
Может быть, когда-нибудь ты тоже поведешь своего малыша в школу. И тогда у тебя заслезятся глаза, а на лице проступит едва заметная улыбка. Когда наступит твоя очередь провожать ребенка в школу, он или она будут болтать со своими новыми знакомыми, а ты в этот момент почувствуешь на своем лице влагу...
И вот тогда ты все поймешь.
С любовью, твоя мама.
Ребекка Кристиан
СПОРТИВНАЯ МАМА
Прохладный майский день, суббота. Я могла бы сейчас самозабвенно выметать пыль из углов своей комнаты или свернуться клубочком в уютной кровати. Вместо этого я сижу на неудобной холодной металлической скамейке в бейсбольном парке Киркленда, штат Вашингтон. Холодный ветер продувает мою теплую куртку. Я согреваю замерзшие руки теплым дыханием, отчаянно жалея, что не взяла перчатки.
— Миссис Бодмер? — обратился ко мне тренер Мэттью, моего сына. — Сегодня ваш сын начнет игру. В этом году Мэттью очень хорошо работал, и, я думаю, он заслужил такую честь.
— Спасибо, — говорю я, гордясь своим сыном, который так старался весь год. Он отдавал тренеру и команде всего себя. И я прекрасно знаю, как он ждал этого момента. Я рада, что его тяжелая работа не оказалась напрасной.
Неожиданно я замечаю, что волнуюсь за всю его команду, которая выходит на поле в своей белой с полосками униформе. Я глазами ищу номер своего сына, но его там нет. Вместо него на поле выходит менее опытный игрок по имени Эдди. Я смотрю, не веря своим глазам. Что происходит?
У меня возникает жгучее желание расспросить тренера, но я знаю: Мэттью это точно не понравится. Я уже понимаю, как должна вести себя образцовая мамаша. Разговаривать с тренером можно лишь тогда, когда он первый к тебе обратится.
Мой сын, схватившись за сетку, натянутую вокруг поля, выкрикивает слова поддержки своим товарищам. Я пытаюсь
прочесть его чувства по лицу. Но знаю, что, как и все мужчины, мой мальчик умело скрывает свои эмоции. Я переживаю за него. Ведь он так старался весь год, а вместо награды — разочарование. Не понимаю, как мальчишки могут переживать такие моменты.
— Давай, давай, Эдди! — кричит отец, подбадривая сво его сына. Я уже видела этого человека раньше. Он уходил со стадиона разочарованным, когда его ребенок пропустил мяч. Но теперь он может гордиться своим сыном.
К четвертому иннингу мои пальцы заледенели от холода, а ноги онемели от долгого сидения в одной позе, но я не обращаю на это внимания. Мзттью встал, выбрал защитный шлем и вышел на поле. Я сцепилась в жесткое сиденье. Он сделал несколько пробных ударов. Каким взрослым он выглядит! Интересно, кто-нибудь видел его свидетельство о рождении?
Удар первый.
— Отличный удар! — крикнула я.
Второй удар.
— Меткий глаз, меткий глаз!
Я молюсь. Скрестила пальцы. Последовал третий удар. Я задержала дыхание. Следующий удар. Мой сын уныло опустил голову... Я бы всем сердцем хотела ему помочь, но знаю, что сейчас не в силах этого сделать.
Я сижу здесь уже в течение восьми лет. Я выпила сотню литров кофе, съела тысячу отвратительных хот-догов и горы соленого попкорна. Я здесь мерзла, меня палили солнечные лучи, на меня капал дождь и падал снег.
Наверное, многие люди удивятся, зачем разумному человеку так поступать? Я это делала не потому, что хотела видеть своего сына чемпионом. Я это делала не для того, чтобы гордиться им. Хотя, конечно, я им гордилась. Я наблюдала, как два моих сына забивали голы и выигрывали в бейсбол, баскетбол и футбол. Я наблюдала за ними, когда они забивали самые неправдоподобные голы, но чаще всего я видела только боль.
Я ждала вместе с ними звонка, который возвещал о собрании команды. Я видела, как кричат на них тренеры. Я
смотрела, как они, опустив головы, сидят на скамейке после игры. Я сидела в медицинских комнатах, когда им вправляли вывихи и лечили синяки. Я сидела здесь год за годом, наблюдая все это. Я и до сих пор удивляюсь, почему я это делала...
Игра закончилась. Я вытянула ноги и попыталась вернуть жизнь онемевшим конечностям. Тренер встретился с командой. Они выкрикивали что-то наперебой, а потом разошлись к своим родителям. Я видела, как широко улыбался отец Эдди и похлопывал сына по плечу. Мэттыо побежал за очередным гамбургером. Пока я ждала его, ко мне подошел тренер. Я не могла заставить себя посмотреть на него.
— Миссис Бодмер, я хочу, чтобы вы знали, какого замечательного человека вы воспитали.
Я ждала объяснения с бьющимся сердцем.
— Когда я предложил вашему сыну начать игру, он поблагодарил меня и отказался. Он сказал, пусть игру начнет Эдди, для которого это значит чрезвычайно много.
Я обернулась и увидела, как мой сын ест гамбургер. Теперь-то я наконец поняла, почему сидела здесь все эти годы. Где же еще я могла наблюдать, как мой сын превратится в настоящего мужчину?!
Джуди Бодмер
БОЛЬШЕ НИКАКИХ ПОЦЕЛУЕВ НА НОЧЬ
Молодая мать пишет: «Я помню, Вы писали раньше о том времени, когда дети покидают родительское гнездо. Сейчас я прохожу период стирки и мытья грязной обуви. У младшего режутся зубки. Подростки дерутся. Муж звонит и просит поужинать без него, а я давно уже перестала соблюдать диету. Умоляю, скажите мне, когда это кончится?»
Хорошо. Однажды настанет день, когда ты закричишь:
— Да ведите же себя нормально!
И они будут вести себя нормально.
Или ты скажешь:
— Эй, вы, идите отсюда и займитесь чем-нибудь полезным. И не хлопайте дверью!
И они не будут больше хлопать дверью.
Ты уберешь детские комнаты, наведешь там чистоту: фантики от конфет не валяются оде попало, белье поглажено и расстелено, игрушки расставлены по полкам. Вешалки на местах в шкафу. Животные в клетках. И ты говоришь:
— Отныне здесь должен быть порядок!
И так и будет.
Ты приготовишь потрясающий обед с салатом, который никто не попробует, и пирог, с которого никто не слизывает крем. Ты говоришь:
— Вот, обед для всей компании.
И ешь его одна.
Ты требуешь:
— Мне нужна тишина в доме. У меня важный разговор по телефону. Не танцевать. Не визжать. Тишина! Вы слышите?
В твоей квартире полная тишина.
На скатерти ни одного пятна от соуса для спагетти. По стель больше не смята, она ровная до безобразия. Никто не хлопает дверью и не раздражает тебя. Под кроватями не валяется ни одного лишнего носка или гольфа. Больше никто не ползает в манеже.
Ни одной тревожной ночи над кроваткой больного ребенка. Ни песчинки грязи на полу или простыне. Ни одной наклейки в ванной комнате. Ни фантика от конфет, ни заколок для волос, ни смятых ботинок или развязанных шнурков.
Представь себе! Нетронутая помада на полке. Никакой няньки на Новый год. Стираешь только раз в неделю. На кухне чистый пол, никто не крошит хлеб.
Никаких родительских собраний. Никого не надо подвозить в школу. Не орет радио. Никто не моет голову в одиннадцать часов вечера. У тебя есть свой собственный скотч.
Подумай об этом. Больше никаких спичечных домиков в подарок на Рождество. Никаких звонких поцелуев на ночь. Ни Зубных фей, ни смеха в темноте, ни ободранных коленок. Никакой ответственности.
Только один твой голос слышен в тишине:
— Господи, да когда же вы вырастете?
И лишь эхо звучит в ответ:
— Мы выросли.
Эрма Бомбек
ПРИЗНАКИ ВЗРОСЛОГО МАТЕРИНСТВА
Может быть, это начинается, когда ты вдруг обнаружишь, что тебя раздражают рок-концерты. Или когда разговор с ребенком ты прервешь фразой: «Потому что я мама».
Итак, ты достигла нового уровня материнства. Все тревожные симптомы налицо. Ты переступила порог взрослого материнства, если:
Ты подсчитываешь количество изюминок на кусочках пирога и внимательно следишь, чтобы каждому из детей достались одинаковые куски.
Ты хочешь поговорить с приятелем своего сына, который сломал его любимую машинку и заставил его плакать.
У тебя есть время побрить только одну ногу.
Ты прячешься в ванной, чтобы побыть одной.
Твоего ребенка вырвало, и ты это убираешь.
Если на вечеринке вырвет чужого ребенка, ты продолжаешь спокойно есть.
Ты считаешь, что рисование пальцем — самый лучший способ рисования.
Ты освоила мастерство расположения большого количества блинов и яиц на тарелке, не съев ни одной штуки.
Твой малыш упрашивает тебя почитать вслух свою любимую сказку «В некотором царстве, в некотором государстве» у входа на вокзал «Грэнд-сентрал», и ты делаешь это.
Ты начинаешь защищать моральные основы и выступаешь против игрушечного оружия, потому что твой сын вылепил из куска хлеба пистолет.
Тебе остается надеяться, что кетчуп — это овощное блюдо, потому что это единственная еда твоего любимца.
Ты уверяешь ребенка, что центральный универмаг — музей игрушек, а не магазин.
Ты не можешь вынести разговоров о первой подружке сына. А о его будущей жене ты и мысли не допускаешь.
Ты обнаружила, что делаешь своему мужу сандвич необычной формы.
Ты прокручиваешь то место на кассете, где охотник убивает маму олененка Бэмби.
Ты становишься завсегдатаем трех зоопарков, потому что твой сын любит акул.
Ты сердишься, когда твой сын цепляется за твою одежду. Это он в первый раз идет в первый класс. Затем тебе становится грустно, когда он не цепляется за твою юбку.
Ты не можешь выбросить одежду, из которой вырос твой ребенок, потому что это означает прощание с его детством.
Ты слышишь слова своей матери, когда произносишь: «Только не в новой одежде!»
Ты перестаешь критиковать методы воспитания своей мамы.
Ты не спишь по ночам.
Ты прочитала, что обыкновенный ребенок пяти лет должен задавать 437 вопросов в день, и гордишься своим малышом, который явно перевыполняет эту норму.
Ты нанимаешь сиделку, потому что никуда не выходила со своим мужем Целую вечность, а потом всю ночь не отходишь от детей.
Хоть раз в день ты говоришь: «Я не справлюсь с этой работой», но никогда бы ты не променяла ее ни на какую другую.
Лайан Капферберг Картер
ВСЕГДА, НАВСЕГДА И НАВЕЧНО!
Нет дружбы и любви сильнее, чем между матерью и ребенком.
Генри Уорд Бичер
Наша дочь Ариана быстро выросла из младенца в годовалого ребенка, получив свою долю ударов и ссадин. В таких случаях я обнимала ее и говорила:
— Иди ко мне.
Она забиралась ко мне на колени, я начинала ее укачивать и говорила:
— Ты моя девочка?
Она кивала мне сквозь слезы. Тогда я спрашивала дальше:
— Моя дорогая, дорогая Ариана-дочка?
Она кивала головой, на сей раз с улыбкой на лице.
И я заканчивала:
— И я люблю тебя всегда, навсегда и навечно!
После жарких объятий она со смехом убегала, готовая к новым подвигам.
Теперь Ариане исполнилось четыре с половиной года. Мы продолжаем игру «Иди ко мне». У нас всегда находится на это время. Я утешаю ее расстроенные чувства. Так мы начинаем и заканчиваем наш день.
А несколько недель назад у меня был один из сложных дней. Я устала, и меня вконец достали мои четырехлетние ребята-близнецы и домашняя работа. Каждый телефонный звонок и стук в дверь раздражали меня, напоминая о том,
сколько дел мне еще предстоит сделать. Я дошла до белого каления и ворвалась в комнату с криком.
Ариана подошла ко мне и сказала:
— Иди ко мне.
Она обняла меня, погладила по щеке и сказала:
— Ты моя мама?
Сквозь слезы я кивнула.
— Моя дорогая, дорогая мамочка?
Я кивнула -и уже улыбнулась.
— И я люблю тебя всегда, навсегда и навечно.
Я радостно засмеялась, крепко обняла дочурку, готовая к новым испытаниям.
Джанетт Лизевски
МОЛЧАЛИВЫЙ ГЕРОЙ
Был День матери, день, который празднуют все мамы. Но я должна признать, что этот день в 1996 году был для меня и сладким, и горьким одновременно. Я была матерью-одиночкой, и мне приходилось тщательно рассчитывать свои доходы. Сколько бессонных ночей я провела над книгами, чтобы поступить в колледж, а потом закончить его. Сколько покупок мне приходилось откладывать, потому что невозможно было купить все на зарплату официантки.
Но зато какие замечательные у меня дети! Моя дочь Мария учится в колледже, нацелившись получить диплом с отличием. А Дэнни, мой малыш, решил навестить меня. Он приехал из Филадельфии, где учится в Пенсильванском университете. Они никогда в жизни ни на что не жаловались, мои детки, но я же знала, сколько всего я для них не могла сделать. Я просто надеялась, что они все понимают.
Когда я пошла на кухню готовить завтрак, то увидела на столе огромный букет красных роз. Почти что дюжина огромных роз стояла в хрустальной вазе! И когда только Дэнни удалось проскользнуть сюда и оставить цветы, чтобы я не заметила? Но даже их неземная красота не могла сравниться с запиской, лежавшей рядом с вазой. Она была написана тем самым быстрым мужским почерком, который был мне так хорошо известен. Вот ее содержание:
«Она взяла выходной на своей работе специально, чтобы он смог увидеть своего кумира на стадионе «живьем». Туда надо было добираться три с половиной часа, и они были вынуждены оказаться там загодя, чтобы он смог увидеть ку-
мира в процессе тренировки. На деньги, доставшиеся ей с таким трудом, она купила футболку с изображением его кумира. После игры он должен был во что бы то ни стало взять у своего любимца автограф, поэтому она задержалась вместе с маленьким мальчиком до часа ночи, несмотря на то что ее будильник был заведен на самый ранний час. Сколько же времени мне понадобилось для того, чтобы наконец понять, кто же мой настоящий кумир».
И вот тут я поняла, что это самый счастливый день в моей жизни, несмотря ни на что.
Дэшш Маккормик и Лиза Маккормик
ВЫРАСТИТЬ РЕБЕНКА
У меня есть сын, который сначала был малышом, а теперь ему три годика. Я вырастила его до стольких лет и не стала детоубийцей (дамы, вам должно быть известно это нехорошее чувство). Вдобавок ко всему я потратила кучу времени на размышления о детях и наблюдала за ними где только возможно. Даже на автостоянках. Таким образом, я могу считаться профессионалом по выращиванию детей. Могу и вам помочь тем или иным советом.
Вот вам некоторые из них.
КОГДА ВЫ ВПЕРВЫЕ ПРИНЕСЛИ МАЛЫША ДОМОЙ
Нет ничего прекраснее того момента, когда молодая пара покидает роддом. Наконец они стали родителями, и теперь их заботит только одно: как поддержать головку малыша. Наконец-то! Вас только трое, и вы начинаете самостоятельную жизнь!
Эта независимость продолжается до тех пор, пока вы идете из больницы домой. А вот дома вас встречают советы мудрой бабушки. Конституция Соединенных Штатов предполагает, что бабушки вправе вмешиваться в жизнь молодых людей с помощью своих советов. У них всегда готов ответ на любой вопрос, к тому же они с ходу заявляют, что ребенок и . дня не проживет с такими неопытными родителями, какими вы являетесь в данный момент.
Самый лучший способ контролировать сердобольных бабушек — это признать ценность их советов, но самим поступать как хочется. Затем попробовать убедить их, что ребенок не погибнет в руках своих родителей. Если не получится, то полагается нападать на них с веником до тех пор, пока они не уберутся из вашей жизни. Иначе они будут преследовать вашу семью и до самой смерти стоять под окнами.
ОСНОВНОЙ ЦИКЛ ДЕТСКОГО НАСТРОЕНИЯ
Только что родившись, младенцы всегда следуют одной и той же схеме поведения. У них сформировался определенный цикл смены настроений.
Настроение номер один. Сейчас заплачет.
Настроение номер два. Плачет.
Настроение номер три. Закончил плакать.
Ваша задача — как можно дольше сохранять у младенца настроение номер три. Вот традиционный метод, как этого добиться. Когда ребенок начинает плакать, вы и ваш супруг передаете его с рук на руки и повторяете уже заученные слова:
— Ты думаешь, он голоден? Нет, он не голоден. Он только что поел. Может быть, у него пучит животик и ему надо выпустить газы? Нет, не то. Может быть, надо поменять пеленки? Но он сухой. Или ты думаешь, что он голоден?
И так далее, до тех пор, пока ребенку не надоест этот хоровод и он не заснет сам.
КОГДА НАДО КОРМИТЬ МЛАДЕНЦА?
Днем вы должны кормить ребенка именно в тот момент, когда звонит телефон. Ночью вы должны кормить ребенка сразу же как заснули. После каждого кормления вы должны похлопывать малыша по спинке до тех пор, пока он не срыгнет на ваше плечо.
ЧТО ТАКОЕ КОЛИКИ?
Колики — это когда ребенок кричит все время, и знающие люди рассказывают вам, как у их детей были колики семьдесят один месяц подряд. Если у вашего ребенка колики, вы должны показать его врачу, чтобы тот сказал: «Здесь не о чем волноваться», что, конечно, является правдой, с его точки зрения, потому что он живет за много миль от дома, где орет малыш с коликами.
РАЗВИТИЕ РЕБЕНКА В ПЕРВЫЕ ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ
Первые шесть месяцев — это время, когда ваш ребенок растет с невероятной скоростью. Он учится улыбаться, держать головку, сидеть, играть в погремушки и ломать игрушки.
Ха-ха! Просто шутка. Шутка для тех родителей, которые, как коршуны, наблюдают за своими детьми, чтобы заметить каждый их новый шаг в росте и развитии. На самом деле лишь потом понимаешь, что в течение этих шести месяцев дети только и делают, что лежат и писают.
ВОСПИТАНИЕ НОВОГО ЧЕЛОВЕКА
В 50-е и 60-е годы родителям внушали, что детям надо все разрешать. И вот, пожалуйста, результат вашего воспитания на сегодня. Поэтому мы, профессионалы, советуем вам воспитывать ваше чадо начиная с самого рождения. В случайных перерывах в течение дня вы должны посадить вашего ребенка перед собой и суровым голосом заявить:
— Никакой беспокойной ночи сегодня, молодой человек.
Вы можете подумать, что это напрасная трата времени, но ученые определили, что трехдневный малыш уже может понять по тону взрослого, сможет ли он безобразничать сегодня ночью или нет.
НЯНЕЧКИ
Без всякого сомнения, самые лучшие сиделки — это ваши бабушки. С ними вы чувствуете себя надежно, вы можете безоговорочно доверить им ваше драгоценное дитя на долгое время. Потому-то большинство бабушек улетает во Флориду сразу же, как только вы в них нуждаетесь.
Если нет ни одной бабушки, то вы обычно нанимаете студентку. Нет, конечно, современная молодая девушка вас не интересует, ну, такая, которая любит бездельничать, играя в компьютерные игры. Нет, вам нужна серьезная, ответственная девушка, которая в детстве мечтала быть монахиней. Но даже если вы такую находите, то и тогда ваше сердце не на месте. В первый раз, когда она появляется у вас, вам нельзя далеко отходить от дома, Вы делаете вид, что уезжаете, оставляете машину за углом, потом незаметно прокрадываетесь назад, подходите к окну и внимательно прислушиваетесь. Позднее, если вы прониклись доверием к вашей нянечке, вы можете спокойно есть сандвичи, сидя под окном, и даже тихо слушать радио. В конце концов, у вас свободный вечер!
ПЕРВАЯ ТВЕРДАЯ ПИЩА
Мы небрежно употребляем слово «пища». Но как иначе назвать ту ерунду в маленьких упаковочках и баночках, которыми пестрят полки детских продуктовых магазинов. Дети ненавидят эту еду. Да и кому бы она понравилась?
Дети едят пищу очень интересно. Они, вероятно, впитывают ее через кожу, потому что лицо под конец кормежки становится похожим на кремовый торт. Поэтому самым эффективным способом кормления будет следующий: надо всего лишь вымазать едой лицо ребенка.
К сожалению, большинство неопытных родителей настаивают, чтобы дети ели через рот. Они дают им ложку за ложкой, искренне надеясь, что совершают нечто невероятно важное, вертясь вокруг стульчика, как юла. После окончания кормежки родители понуро отправляются чистить место происшествия. И именно в этот момент ребенок начинает отчаянно выплевывать проглоченную еду, как мизерный вулканчик. Тогда его лицо становится похожим на кремовый торт. И вот к чему мы приходим под конец — дети впитывают еду кожей.
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Большинство детей учатся ходить где-то на двенадцатый месяц после рождения, хотя никто никогда не может предсказать этот момент. Все родители одинаково волнуются по этому поводу, хотя непонятно почему. Ведь следующие двенадцать месяцев их малыш будет беспорядочно ползать по всему дому, собирать пыль и падать. Вам никогда не удастся схватить его раньше, чем он упадет; Они падают так неожиданно, что ни один взрослый глаз не может засечь этого момента.
В течение этого времени ваша задача как родителя — следить за вашим отпрыском повсюду, держа его за руки. Вам придется быстро поднимать ребенка с пола, иначе он рискует подобрать что-нибудь не очень чистое и взять это в рот.
КОЛЫБЕЛЬНЫЕ
Я вам не советую исполнять колыбельную «Баю-баюш-ки-баю», потому что это злая и старая песня, а ее конец не настолько привлекательный, как нам казалось раньше. Куда как лучше сравнительно новая песня «Спи, моя радость, усни».
Спи, усни...
Спи, усни...
Спи, усни...
И самой не спать до шести с половиной утра.
Дэйв Барри
РЕБЕНОК ИДЕТ В КОЛЛЕДЖ:
Как ты узнаешь, что плод созрел ? Он падает с ветки.
Андре Жид
Мне показалось, что я отвожу ее в школу. Тогда что я делаю в этом университетском городке? Разве не я так долго стелила ей постель? Зачем ей одеяло на этой странно неудобной кровати? Что мы здесь делаем? Она так взволнована, а я... я притворяюсь, что камень, который лежит у меня на сердце, вовсе там не лежит. Эти восемнадцать лет, куда они унеслись?
Ну вот, все сделано! Кровать застелена, чемоданы распакованы, она даже постеры на стены наклеила. Неужели это означает, что мне надо уходить? Я поцеловала ее на прощание, улыбнулась и пожелала счастья — но чтобы за студенческими тусовками она не забывала об учебе. Потом я вышла за дверь и оказалась в объятиях золотой осени. Открыла машину, скользнула на водительское кресло и заревела.
Дорога домой долгая и унылая. Я вошла в дом. Так тихо, будто здесь никогда никого и не было. Ее комната такая пустая и гулкая, ах, Господи, какая тишина! Я не могу в это поверить. Даже на полу ничего не валяется! Постель аккуратно застелена. Под кроватью не видно ни одного чулка. Занавески висят на окнах слишком прямо, а ванная не занята. Но... что это? Да это под кроватью валяется какой-то мусор!
Так вот куда все время исчезали мои чашки и хрустальный бокал, и все это лежит на фотографиях бывших друзей-
мальчишек. А вот ее любимая блузка в уголке. Она ее забыта. Неужели она забудет и меня так же, как эту блузку?
Я услышала шум школьного автобуса, проехавшего мимо нашего дома, и мое сердце подпрыгнуло, потому что на какой-то миг я подумала, что она вернулась домой. Потом с глубоким вздохом вспомнила, что школьный автобус больше не нужен. Водитель свернул за угол, взревел мотор, и автобус скрылся из виду. А я смотрела на пустую дорогу. Здесь больше нет школьницы, не будет и дома, полного друзей и подруг, не будет ни беспорядка в ванной комнате, ни грязных следов у двери. Только чистота, тишина и скука.
Этим утром я продолжала оставаться матерью, какой была все восемнадцать лет. Когда я впервые осознала себя матерью, я была растеряна так же, как и сейчас. Что же мне теперь делать? Кого мне опекать и воспитывать? За кем ухаживать? Ведь я так хотела, чтобы она была во всем независимой. Я бы очень хотела для нее хорошую работу. Но почему мне никто не сказал, как я себя буду чувствовать, когда это время наступит?
Не вчера ли только она бросалась в мои объятия и ее кудряшки блестели на солнце? А вот она свернула за угол и упала — ее первая катастрофа, — она разбила колено. А вот у нее выпал зуб. Теперь же перед ней расстилался широкой лентой новый путь, и катастрофы обещали быть больших размеров. Например, разбитое сердце и мечты. И больше я не смогу утешить ее поцелуем. Больше не сработают любимые шоколадные конфеты и мультики про Микки-Мауса. Я бы хотела уберечь ее от потерь и разочарований, но не могу. Она должна научиться всему сама. Сама лечить сердечные раны и глотать слезы.
Я-то думала, что готова к этому моменту, я думала, что все было спланировано заранее. Я начала новую карьеру, заполнила календарь предстоящими делами. Я не собиралась сидеть дома и рыдать в опустевшем родительском гнезде. Только не я. Я же выше этого. Я же современная женщина: яркая, эффектная, уверенная в себе. Тогда почему же я схватила любимую куклу своей дочери, обняла ее и реву?
Тогда я вспомнила одну сцену. Была другая осень, другое место. Я была юной девушкой, которая отправлялась на учебу в далекий колледж. Свежий воздух вдохновлял меня и манил новыми перспективами. А на прощание мне махал рукой мой отец, все его тело сотрясалось от боли. О, папочка, как я теперь тебя понимаю!
Тяжелая ноша — жить одному теперь, когда твой ребенок ушел и в тебе больше не нуждается. В сердце саднит тяжелая рана, и она не заживет еще много-много лет.
Я надеялась, что смогу найти новое занятие, смогу мечтать о новой жизни, заполнить освободившееся время, пролить свою любовь на что-нибудь еще и привыкнуть к чистой ванне. Но теперь, на пороге новой золотой осени, я думаю, что я просто буду сидеть в детской комнате моей дочери, сжимать старую и сильно любимую куклу, плакать и вспоминать.
Фшъшс Волкенс
МАМИНА ПОМОЩНИЦА
В тот год, когда я приехала в Даллас, я узнала, что настоящими матерями никогда не рождаются. Я только что устроилась на новую работу в филиал Эн-би-си на севере Далласа. Будучи «Мисс Америкой», я понимала, что меня могут воспринимать как королеву красоты, поэтому мне было трудно самоутвердиться. Мне пришлось удвоить усилия, потому что я люблю работу, но еще я люблю и семью. Трудности с новой работой, новым домом, четверо детей и техасская жара делали все возможное, чтобы вывести меня из себя.
И самым тяжелым испытанием было выделить денек для общения с Тайлером, моим трехлетним сыном.. В Оклахоме он три года находился в совершенно замечательной семье, рядом с нашим домом. Все члены семьи относились к нему как к приемному сыну. Если бы я смогла остаться там, то моему счастью не было бы предела. А теперь передо мной стояла задача найти этой семье достойную замену. Но вот прошло несколько мучительных дней наедине с моими детьми, и я поняла, что найти нянечку надо как можно скорее.
И именно тогда, когда я почти отчаялась, мне на помощь пришла подруга Кармен. У нее в Сан-Антонио жила тетя, которая могла переехать в Даллас и поработать у нас, если нас это устроит. Поэтому я тотчас же позвонила Мэри и воспрянула духом.
Женщина, появившаяся в дверях, не соответствовала моим представлениям об идеальной нянечке. Она была маленькой и довольно старой. Ее одежда была потрепанной и
ветхой, и кое-где виднелись заплаты. Удивительно скромная, она говорила на ломаном английском. Впрочем, говорила она редко, только тогда, когда я задавала ей вопросы. А когда она улыбалась, то обнажала удивительно некрасивые зубы. Как я могла нанять ее? Как я смогу давать ей указания и доверять ее решениям? Как она могла заботиться о маленьком человечке?
С первого же момента появления Мэри Тайлер развеял все мои сомнения. Он взял ее за руку, провел в дом, и там они провели несколько веселых часов, наслаждаясь компанией друг друга. Мэри слушала малыша и смеялась. Они сидели в кресле и смотрели телевизор. Затем переместились на пол. Она не переставала восхищаться моим сыном, он был для нее таким замечательным. И я видела: они многому учатся друг у друга.
Одежда, которую мы купили для Мэри, так и осталась в ее шкафу «для особенных случаев», как сказала она. Но Тайлер даже не замечал, и ему было все равно, что Мэри одевается не так, как большинство людей. Он просто гордился своей новой компаньонкой. Каждый день без исключения она шагала к его школе, садилась на скамейку в холле и наблюдала за детишками. Когда наконец звенел звонок, Тайлер находил ее, и они вместе шли домой. Однажды начался дождь, и я второпях поехала за моим малышом, но он не захотел ничего слышать. Он желал идти домой с Мэри, потому что ему хотелось побегать с ней по лужам. В конце концов, невзирая на непогоду, Мэри и мой сын шли домой вместе, в обнимку, как закадычные друзья.
Мне всегда вспоминается один случай, который отлично характеризует их дружбу. Это был визит к глазному врачу. Мэри всегда была робкой и скромной в общественных местах, и перспектива посетить огромный институт казалась ей слишком волнительной. Но я настояла на этом походе, потому что она отчаянно нуждалась в очках, и мы пошли. Она выглядела несчастной и незащищенной в огромном кабинетном кресле, и Тайлер тоже видел ее смущение. Он придвигался к ней все ближе и ближе, и тут свет погасили. Доктор
включил светлый квадрат с буквами на стене, и Мэри неуверенно прочитала верхнюю строчку, а нижние строчки читала с трудом. Потом уголком глаза я уловила еле заметное движение рядом с собой. Тайлер подошел к ней за кресло с лукавой улыбкой на лице. Он подсказывал ей ответы!
Слава Богу, работу матери могут выполнять не только сами мамы. Я особенно благодарю тех женщин и мужчин, которые имеют возможность отдавать свою любовь и заботу чужим детям. Как это прекрасно, когда дети видят вокруг себя так много взрослых, готовых их любить. Это и медицинские работники, и члены женской организации скаутов, и тренеры малой лиги, учителя, нянечки, соседи, и дяди, и тети, разумеется. Спасибо таким людям, как Мэри, они поистине ангелы-хранители.
Джейн Джеиро
МАЧЕХА
После развода мы с моим бывшим мужем Эриком сохранили -дружеские отношения, которые нас вполне устраивали. Мы распределили наши родительские обязанности и расписание посещений. Чарли, наш сын, был рад такому разрешению вопроса. Он пребывал в добром расположении духа.
Поэтому, когда я впервые встретила невесту Эрика, женщину, которая должна была стать мачехой моего сына, я очень расстроилась. Вне всякого сомнения, Бонни должна будет влиять на жизнь моего ребенка. Но что мне не понравилось больше всего, так это то, что она будет влиять и на мою жизнь тоже.
В первую же нашу с ней встречу я поразилась, насколько она не похожа на меня. Она была одета в костюм деловой женщины и всем видом демонстрировала свою нацеленность на успех. В то время как я всегда одевалась неброско. Она была привлекательной, яркой и уверенной в себе. Я же суетлива, нервозна и беспокоилась по пустякам. Я чувствовала себя смущенной и была подозрительной. Критиковала каждую деталь в ее поведении, поскольку она должна была стать мачехой моего сына. Первое, о чем я подумала: «Как она будет себя вести с моим сыном?»
До нашей встречи у меня было несколько вариантов предположений насчет характера будущей мачехи. Один тип — это «злая ведьма», ужасная особа, которую мой сын будет бояться. И тогда, конечно, в поисках душевного тепла он обратится ко мне, его настоящей мамочке, которая поддер-
жит его своей мудростью и терпением, как только родная мама и может.
Другой тип пугал гораздо больше, несмотря на то что он был более положительным. Этот тип представал мне в таком образе: Бонни — это надежный берег, к которому будет причаливать мой сын в поисках утешения и рассказывать о том, как его не понимала собственная мать. Или еще хуже. Она была веселой женщиной, поэтому сын мог бы мне сказать: «Нет, я не могу прийти сегодня вечером. Бонни купила потрясающий костюм, в котором я пойду на бой быков».
К сожалению, сбылась моя последняя фантазия. Эта женщина смогла стать для моего ребенка второй матерью, мне же оставалось только ждать и наблюдать за этим медленным процессом.
Со временем я стала менее подозрительной и враждебной по отношению к Бонни. Она показалась мне менее официальной и более доброжелательной ко мне. Мы распределили наши обязанности по отношению к сыну, кто, когда и чем с ним занимается, ходит на родительские собрания и спортивные игры.
Однажды мы с моим новым мужем пригласили Эрика и Бонни к нам домой на чашечку кофе. Это было как раз после очередного школьного собрания. Чарли, которому всегда нравилось столпотворение, был доволен. В течение вечера все напряжение и официальный тон исчезли. Мы с Бонни открыли друг другу души, и наше общение стало дружеским. Вместо того чтобы быть «бывшей» и «мачехой», мы стали просто друзьями.
Несколько месяцев спустя мы вчетвером встретились, чтобы поговорить о школьных успехах Чарли. На эту встречу Бонни не принесла свои записные книжки, тетради и книги, как это было раньше, она держалась просто и с достоинством. Она рассказала о том, что ей тяжело пока справляться с Чарли в его возрасте (он же был подростком). Может быть, она слишком много от него требует или, наоборот, слишком мало?
Мое сердце дрогнуло, и я встала на ее сторону. Точно такие же страхи посещали и меня одно время. Она думала, чувствовала и вела себя, как родная мать.
Итак, вторая мать Чарли не была ни злой ведьмой, которая будет обижать и ненавидеть моего сына, ни сказочной волшебницей, которая заберет его от меня. Она была обыкновенной женщиной, которая просто любила моего мальчика. Она волновалась о нем, сражалась за него и хотела защитить от горестей.
Теперь я изменила свое отношение к Бонни. Ведь сначала я ее боялась. Сейчас же я радовалась ее появлению в моей жизни и жизни мальчика. Мне нравятся некоторые ее идеи по поводу воспитания сына, мне даже понравились ее деловые бумаги. Я также признала свою собственную неправоту — мне не надо было держать сына у своей юбки. Может быть, я первая его полюбила, но это не значит, что не будет любить кто-то еще. Теперь на свете есть еще одна женщина, которая любит его так же сильно, как и я. И я рада этому.
Дженнифер Грэм
5
СТАТЬ МАТЕРЬЮ
Мередит Грей
Я БЫ ТАК ХОТЕЛА...
Я бы так хотела быть мамой,
Как никто другой на земле,
Родить одного или двойню,
Чтобы радостно было мне.
Я бы так хотела их нянчить
У своей теплой груди,
Где висит медальон сердечком
И цветут цветы любви.
Я бы так хотела накрыть их
Одеялом тепла и света,
Чтобы были они в моем доме
Защищеннее всех на свете.
Я бы так хотела умыть их
Чумазые и веселые лица.
Мне приятнее это будет,
Чем иметь все богатства мира.
Каждый ребенок, рожденный на свет, — это новая мысль Господа, новая блестящая возможность.
Кейт Дуглас Уиггин
РАДОСТЬ ПРИШЛА В МИР
Боли начались сразу же. Я вдруг почувствовала тяжесть внизу живота, но не придала этому особенного значения. Наступил канун Рождества, а я готовилась родить где-то в конце января, поэтому была уверена, что ждать еще долго. Скорее всего я что-нибудь не то съела.
В 1973 году мы с мужем праздновали наше первое Рождество в маленьком городке в штате Мэн, в нескольких милях от базы, где он служил летчиком. Наши родители были далеко, и я решила в это Рождество совместить традиции обеих семей — ореховую начинку для пирога, которую обычно готовила его мать, и пирог по рецепту моей матери, их традицию украшать елку в ночь перед Рождеством и нашу традицию присутствовать на вечерней службе в церкви.
Единственное, что я не могла предугадать, так это погоду. Весь день шел снег, огромные пушистые снежинки накрывали землю в ледяной тишине. Снегопад задержал Билла на целый час. Он остановился в десяти милях от дома, когда ехал с базы, которую окутал белый туман. В результате мы решили остаться дома у огня, а не ехать на службу в церковь.
Дома пахло вкусным пирогом и сосной. Из магнитофона неслись звуки рождественских песен, а в камине весело потрескивал огонь. В доме царила гармония. Только боли у меня внизу живота все усиливались, и снегопад тоже.
Где-то в семь часов мы с Биллом решили принять меры. Мы подумали, что у меня расстройство желудка, и поэтому я выпила лекарство. Затем мы стали наряжать елку красны-
ми и золотыми шарами, которые я купила накануне. Как только я вытянула руку, чтобы повесить очередной шар на самую высокую ветку, резкая боль пронзила спину насквозь, и я закричала.
Билл бросился ко мне и помог добраться до ванной. Воды отошли, я рожала.
— Но ведь еще так рано! — бормотала я в растерянности, а муж пытался высчитать периоды пауз. Каждая казалась короче другой, и мы пребывали в дикой растерянности.
— Нам лучше поехать в больницу, пока еще возможно, — сказал Билл, вспомнив про погоду.
— Может быть, это ложная тревога? — усомнилась я, но боли возобновились с новой силой.
— Нет, мы едем прямо сейчас, — сказал он.
Билл помог мне надеть пальто и понес к машине. К тому времени снег превратился в отвратительный ледяной дождь. Я взяла с собой старое одеяло, которое положила на сиденье. Муж накинул поверх моего пальто теплую шаль и сам скользнул на сиденье водителя. Машина завелась отлично, но нам пришлось потерять несколько минут, так как шины буксовали на мерзлой дороге.
Наконец нам удалось тронуться, и мы поехали. Чтобы хоть немного снять напряжение, Билл включил радио. Знакомые звуки гимна «Радость приходит в мир» наполнили салон машины. Словно невидимый хор пел для нас в темноте, но, к сожалению, он не облегчил мои боли и нарастающий страх.
Ближайший город располагался в долине в шести милях от дома. Больница базы находилась в четырех милях, а погодные условия были просто угрожающими. Машина едва двигалась по свежему снегу, превратившемуся в жидкое грязное месиво на льду. К тому же мешал туман. Ничего не было видно уже в метре.
— Где я нахожусь? На своей ли полосе? — спрашивал Билл, выключив радио. Он склонился вперед, всматриваясь в темноту. — Господи, я ничего не вижу!
Это вряд ли была молитва, но сейчас я думаю, что он молился. Мы не видели других машин ни впереди себя, ни позади, но внезапно рядом с нами остановился старенький грузовичок, в котором виднелась темная фигура водителя. Вместо того чтобы уехать вперед, водитель чуть притормозил, яркие фары его машины осветили для нас дорогу вниз. У нас не было выбора, мы вынуждены были следовать туда же, куда и он.
Грузовичок медленно направлял нас по дороге и привел к стоянке машин возле церкви, располагавшейся на окраине городка. Сквозь туман я могла различить многочисленные машины и позолоченный прямоугольник церковной двери. Мы следовали за грузовичком до тех пор, пока не нашли свободное место для стоянки. Грузовик же продолжил свой путь и остановился поодаль.
Билл выскочил из машины и бросился в церковь в поисках помощи. Священники уже готовились к проведению рождественской службы, но служительница знала, что делать. Она вызвала «скорую помощь» и помогла Биллу вытащить меня из машины. Пять минут спустя под звуки торжественного гимна «Радость приходит в мир», доносившегося из церкви, появилась на свет наша маленькая дочка. К тому времени, как прибыла «скорая помощь», малышке уже было десять минут. Она была такой маленькой и хорошенькой! Ее голая головка прижималась к одежде священника, а сама она была завернута в пеленку.
Служительница, добродушная и отзывчивая женщина, поехала вместе со мной в машине «скорой помощи» в ближайшую больницу, а муж последовал за нами на своей машине.
— Ничего, один раз отец может приготовить себе завтрак и сам, — проговорила служительница, подмигивая мне.
Она улыбнулась, посмотрев на малюсенький сверток, покоившийся у меня в руках.
— Вы можете назвать ее Кэрол*, — предложила она. — Или, может быть, Ноэль или Глория.
* Carol — рождественская песня (англ.); Noelle — новогодняя (фр.); Gloria — слава (англ.).
— Думаю, мы назовем ее Джой*, — сказала я, вспомнив о том самом гимне, который первым приветствовал появление моей дочери на свет. — А вторым именем станет Дороти, это имя моей матери.
Служительница удовлетворенно кивнула.
— Дороти значит «дар Господа», — сказала она с улыбкой. Прошло несколько часов после появления младенца на
свет, уже наступило утро Рождества, и лишь тогда я вспомнила о водителе грузовичка, о том человеке, который привел нас к церкви. Мы даже не поблагодарили его, а он стремительно исчез после того, как совершил самое доброе дело на свете.
— Интересно, кто это мог быть? — спросила я служительницу, описав грузовичок в надежде, что она может знать водителя. Возможно, один из их прихожан? Но она не имела понятия, кто бы это мог быть. В городе нам тоже никто не мог помочь. И все же водитель точно знал, куда нам нужно.
Годы спустя мои друзья, которым я рассказала об этом случае, предположили, что скорее всего той ночью нас вел сам ангел Господень. Может быть, так и было. Иногда некоторые вещи объяснить нельзя. Но все равно, был ли наш таинственный проводник обычным человеком или ангелом, одно я твердо знаю: Господь был с нами в ту ночь, когда родилась на свет наша доченька Джой.
В. Ширли Нанс
* Joy — радость (англ.).
НЕОПИСУЕМЫЙ ПОДАРОК
В уютной простоте первых дней после рождения ребенка вы снова оказываетесь в той волшебной атмосфере единства двух душ, которые существуют друг для друга.
Энн Морроу Линдберг
Она пришла в этот мир и легла в мои руки, посланная небесами. Да, она была послана нам самим Господом. Это бесценный подарок небес. Когда я посмотрела на нее, мир и покой заполнили все вокруг. Сквозь слезы радости я прошептала:
— Мы так рады, что ты с нами. Мы так долго этого ждали!
Она открыла глаза, и я замерла. Вот оно — мгновение вечности, дарованное жизнью. В ее глазах я увидела полное понимание, бесконечную любовь и полное доверие. Я — мама. Все, что мне было нужно для ее воспитания, уже находилось в моем сердце.
Она спала между нами, своими отцом и матерью. Мы играли с ее пальчиками и не переставали удивляться, какая же она маленькая. Мы сравнивали ее с нами и выискивали знакомые черты. Нам не надо было что-то говорить, потому что наши сердца были переполнены любовью. Мы уже строили планы на будущее. Мы размышляли о том, кем она станет и какие изменения внесет в нашу жизнь. Смотреть на нее и испытывать любовь и радость, которые она уже принесла с собой, было для нас верхом блаженства. Мы были на пороге какого-то радостного события, мы даже не могли себе точно дать отчет в этом. Той ночью мы так и не заснули от волнения и радости.
Прошли дни и годы с того знаменательного дня. Теперь мы уже увидели все то, о чем мечтали для нее. И первую улыбку, и первое слово, и первый самостоятельный шаг. Все шло как должно, и все же это была ее неповторимая жизнь. Она снова учила нас играть, жить размереннее и видеть мир по-другому. Открывать заново те вещи, к которым мы уже привыкли, по-новому их узнавать. Да, она могла помнить и знать то, о чем мы уже давным-давно забыли и без нее так и не смогли бы вспомнить.
Время летело быстро. И совершенно неожиданно она выросла, превратившись в прекрасную леди, готовую влиться во взрослый мир и дать ему то, к чему она была предназначена. Отпуская ее в этот мир, мы все же не могли отпустить ее из своего сердца. Да, она многому научила нас, подарила бесконечную радость, восполнила нашу семью и соединила с Господом.
Джанетт Лизевски
МАТЕРИНСКАЯ ИНТУИЦИЯ
Подходила к концу моя беременность. Мне был предписан постельный режим. После того как у меня чуть не случился выкидыш, мы не желали больше рисковать. Лежа в кровати, я не могла ничего делать, поэтому занималась тем, что разговаривала с моей малышкой (я знала, что это девочка) и прислушивалась к ее движениям внутри. Она приветствовала меня каждое утро в одно и то же время, как будто по часам, двигалась внутри, танцуя во мне, потом находила удобное положение и наконец успокаивалась.
За две недели до установленного срока я проснулась утром и ничего не почувствовала. В одной книжке, посвященной беременности, было сказано, что иногда такое случается, поэтому я успокоилась. Но когда в 10.00 на телеэкране появился Фил Донахью, все еще не было никакого движения. Тогда я забеспокоилась по-настоящему и позвала доктора.
— Не волнуйтесь, — сказал он мне. — Такие вещи иногда случаются. Если пройдет восемь часов и ничего не изменится, тогда мы будем принимать меры.
Именно так было написано и в книге.
И вот тогда сработала моя материнская интуиция. Я не стала слушать специалистов, я знала: что-то не так. Я снова вызвала доктора и заявила, что желаю поступить по-своему. Я просила прослушать ее сердечко. Мне было все равно, что обо мне подумают. Я действовала, прислушиваясь к собственным чувствам.
Муж приехал домой после работы. Меня как раз подключали к специальным приборам. Сердечко моей малыш-
ки билось — медленно, но билось. В половине двенадцатого ультразвук показал, что сердце — единственное, что подает признаки жизни!
Меня повезли в больницу. Я была в отчаянии: неужели мой ребенок умрет? Медсестра встретила нас в приемном покое.
— Мы ждем вас!
К тому времени как подъехал муж, я была готова к операции.
Я крепко сжала руку мужа ради жизни дорогой нам девочки, нашей Анжелики. Он не отпускал меня в течение всей операции. Девочка родилась на свет вся синяя. Врач сделал ей искусственное дыхание. Господи, пожалуйста, не забирай ее от нас! И врт она впервые закричала — это был самый замечательный звук на свете. Сквозь слезы мы поцеловали нашу девочку, приветствуя в новом мире. Оказалось, что шейка девочки запуталась в пуповине, и, если бы не моя решимость, мы бы точ но ее потеряли.
Я до сих пор дума о: что толкнуло меня? Наверное, это была материнская интуиция, шестое чувство, та связь, которая есть у каждой матери с ее ребенком. Я молюсь и благодарю Господа, который заставил меня действовать. Я спасла собственную дочь.
Как себя чувствует моя Анжелика? Сейчас она здоровая и не по годам развитая девочка десяти лет. Догадайтесь, какая ее самая любимая сказка на ночь?
— Мама, расскажи мне еще раз, как я появилась на свет.
Эми Химиард-Джонс
ОНА ПОХОЖА НА НАС
За три месяца до рождения нашей дочери я стала собирать детские вещи. У меня уже было несколько вещичек, которые сберегла моя мама, кое-какие сохранила бабушка, а некоторые вещи мама и бабушка специально купили в ожидании знаменательного события еще за много лет до него.
Здесь было и несколько платьев. Одно из них совершенно замечательное — длинное, белое, оно было очень красивым и нежным. Два одеяла, ботиночки и несколько кружевных шапочек, которые едва ли можно было надеть на мужской кулак.
Я не очень разбираюсь в этом искусстве, но для меня стали важны сделанные собственными руками вещи — подушки, одеяла, накидки на колыбель, где будет спать малышка. Я представила себе ребенка в белой кружевной пеленке, и мне показалось, что это будет самым лучшим одеянием для нее. Ведь она начинала новую жизнь. Поэтому я сделала одну, обшила белыми кружевами, украсила бантами и лентами — единственное, что я могла сделать, — и пеленка преобразилась.
Потом я пошла по магазинам. Пеленки, бутылочки, погремушки, одеяла, коляска, стульчик и много всяких мелочей.
Новенькие вещички были размещены в светло-желтой комнате, которая вскоре станет детской. Она уже пахнет детской присыпкой. Я играла с игрушками, пока ожидала срока.
Дочка родилась в назначенный день и час. Ее личико было сморщенным и красным. Еще бы! Ей пришлось промучиться двадцать один час, чтобы появиться на свет. Но форма головки была совершенной, ни волоска — и такой
красивой она нам показалась! Три килограмма, пятьдесят сантиметров, родилась 5 января 1980 года в 12.53.
Зачем нужны все эти детали и почему они так четко фиксируются? Потому что каждая мелочь, касающаяся детей, важна для родителей.
Когда мне дали ее, я посмотрела на ее лицо. Малышка открыла глаза и улыбнулась. Я знаю, знаю, все говорят, что в это время дети не могут еще улыбаться. На это я могу лишь рассмеяться. Ей же я сказала:
— Привет!
За несколько месяцев до этого мы с мужем перебрали тысячи имен. Мы сравнивали их, обсуждали, думали, как они будут сочетаться со вторым именем и фамилией. И наконец решили назвать девочку Кэтрин, а если будет мальчик — Бенджамином. А вторым именем послужит имя моего отца — Линдсей. И, конечно, фамилия Фаррис.
Кэтрин Линдсей Фаррис.
Когда я позвонила родителям, чтобы рассказать о рождении дочери, и назвала имя, мой отец не поверил своим ушам и попросил повторить. Да, это был особенный случай! Мой болтливый папаша утратил на время все свое красноречие от удивления и радости.
Наконец я принесла ее домой. Мы завернули ее в красивую кружевную пеленку и надели малюсенький чепчик. Крошечные пинетки оказались ей велики.
Наши друзья, которым мы впервые показали дочь, посмотрели на нее и сказали:
— Да она же похожа на вас!
До этого момента я даже не думала об этом. Но десять месяцев спустя кто-то еще сказал о том же. Надо же! Наша дочь — наше продолжение! Что может сравниться с этой радостью?
Джуди Фаррис
МАМА
Я стала мамой не совсем обычным способом. Конечно, я могла и родить, забеременев, как это делают сотни и тысячи других женщин. Но мы с мужем решили по-другому начать нашу семейную жизнь. Мы решили усыновить двоих ребятишек, которые мечтают о семье и доме.
Мы знали, что должны будем пройти через некорректные вопросы и недоумение наших друзей, но все равно выбрали собственный путь.
Мы усыновили братьев — пятилетнего Джесса и четырехлетнего Марио. Они были худыми и бледными, но мы этого не замечали. Мы сразу приняли их в свое сердце, даже не познакомившись. А вот смогут ли они так же принять нас?
Еще не успев ни искупать детей, ни накормить их, я вдруг оказалась сидящей на полу и безуспешно пыталась соединить два кусочка пластика вместе, чтобы собрать подводную лодку из конструктора «Лего» для одного из моих сыновей.
Я долго не могла насмотреться на моих ребят. Руки Марио ловко соединяли детали конструктора. Правда, это не мешало ему изредка поднимать голову, чтобы удостовериться, что я еще на месте и сижу рядом с ним. Он выглядел потрясающе — длинные ресницы прикрывали огромные карие глаза, внимательно изучавшие чертеж. Я не могла поверить, что ему четыре года. Он был таким маленьким, что ему можно было дать не больше двух лет. И я тяжело вздохнула, вспомнив его первые фотографии. Теперь он выглядел совсем по-другому. Высокий, с длинными ногами, он бегал туда-сюда, собирая игрушки, которые очень хотел показать нам. Он был так счастлив и искренен.
Джесс, напротив, выглядел намного старше своих пяти лет. Хотя ему должно было исполниться шесть через несколько месяцев, он держал себя так, будто ему было восемь-девять лет: очень серьезно и с достоинством, подчеркивавшим, насколько он старше брата. Не один раз за вечер он исправлял ошибки Марио. Он, безусловно, был для него защитой и опорой. Все его поведение как бы говорило: «Эти чужие дядя и тетя не обидят моего брата». Он всю свою недолгую жизнь защищал его.
Интересно, он когда-нибудь позволит себе быть ребенком, а нам — исполнять родительские обязанности? Вернется ли его детская непосредственность? Я надеялась, что в его душе обязательно найдется частичка доверия к взрослым, готовящимся войти в его, Джесса, жизнь. Смогу ли я с этим справиться, хватит ли у меня для этого любви и терпения?
— Мам, а ты не передашь мне эту деталь? — услышала я за спиной тоненький детский голосок.
Просьба повторилась, только прозвучала громче:
— Мам, ты не передашь мне ту деталь, пожалуйста?
Я повернулась к Джессу, чтобы сказать ему, что его нянечка ушла минуту назад, но вдруг слова застыли у меня на губах, потому что оказалось, он смотрит на меня.
Он сказал мамсп
— Ты... ты обратился ко мне, Джесс? — спросила я тихо. Он важно кивнул и указал рукой в сторону.
— Мне нужна вон та деталь на столе, — сказал он, его темные глаза смотрели на меня в упор.
Я обернулась, взяла маленькую голубую пластиночку с кофейного столика и передала ему. Он улыбнулся.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил он меня, установив деталь на место.
— Хм... А можно мне тебя обнять? Можно? — Мне было немного страшно, когда я спрашивала его об этом. Как буд-
то бы я просила об этом парня лет тридцати. Но ведь мне так хотелось обнять именно пятилетнего малыша.
Мгновение он колебался, а потом смущенно посмотрел на меня. Я видела по выражению его лица, как напряженно он думает. Мог ли он мне верить?
Вот наконец он кивнул.
— Да, — сказал Джесс, положив свою конструкцию на пол.
Я вытянула руки, он подбежал ко мне, и я обняла его. Я закрыла его своими руками от всех невзгод, прижав так крепко, как только могла. А он в ответ обнял меня за шею и сильно прижался, как обиженный зверек.
В этот момент я поняла, что он подарил мне возможность быть матерью. И может быть, может быть, я дала ему неповторимую возможность быть ребенком.
Барбара Л. Уорнер
Я НЕ ХОЧУ НОВОГО РЕБЕНКА
— Я не хочу нового ребенка.
Таким был ответ моего старшего сына Брайана, когда я рассказала ему, что мы с его отцом ожидаем третьего ребенка. Нам уже пришлось пережить немало тревог и волнений, когда родился второй, Дамиан. Но сейчас трехлетний Брайан почему-то был против нового ребенка, и никакие уговоры на него не действовали.
Удивленная и вконец сбитая с толку, я спросила:
— А почему же ты не хочешь нового ребенка?
В его огромных, влажных от слез глазах отразился страх, и он, посмотрев прямо на меня, заявил:
— Я хочу оставить Дамиана.
Розмари Лори
НЕ В НАШИХ СИЛАХ
Когда тем утром позвонили в дверь, я с трудом поднялась на ноги. Был слишком неподходящий день для визита слесаря. Я была на пятом месяце беременности и уже вся издергалась, ожидая телефонного звонка. И в самом деле, мы не ждали сегодня никого, хотя у нас сломалось дома все, что только могло сломаться. Кроме того, нам просто не нужен был новый чек.
Наши финансы пребывали в плачевном состоянии. Каждое утро я чувствовала сильное недомогание в связи с беременностью. Мне было так плохо, что я не могла работать, поэтому наши доходы сократились ровно вполовину, хотя мы до сих пор не могли осознать этого. И хотя нам было очень тяжело, мы все же не жаловались. На протяжении двух лет мы с надеждой ждали ребенка. О, сколько раз мы, полные радостного ожидания, делали тест на беременность! Но все безрезультатно. И вот теперь мы могли вздохнуть спокойно. У нас будет ребенок, о котором мы так долго мечтали.
Первые три недели прошли отлично, у меня всего лишь побаливала голова по утрам. Но я знала: это временно. Я с нетерпением ждала очередного визита к доктору. Мы с каждым разом узнавали о нашем ребенке что-то новое. Однажды врач предложил мне сдать кровь на анализ, чтобы можно было узнать, нормально ли развивается плод внутри. Я без колебаний согласилась.
Получив результаты анализа, доктор немедленно вызвал нас. Профессионально поставленным голосом он сказал, что анализ показал наличие болезни Дауна.
Доктор сразу предложил принять меры. И хотя мы с моим мужем Робом были готовы ко всему, при этом известии нам стало плохо. Нас послали на ультразвук. Там мы впервые увидели на экране нашего младенца и его движения. Внезапно я ощутила, что вот он, и он наш. Мы по-настоящему станем родителями, а маленькое существо у меня внутри будет мальчиком. Ведь не может же с ним произойти какое-нибудь несчастье, не правда ли? Или может?
Точный ответ мы сможем получить, как нам сказали, только через две недели. То, что мы огорчились, это мало сказано. Врач посоветовал на тот период, пока мы ждем результата, не рисковать и лечь на сохранение. И все же, несмотря на то что они нам скажут через эти две недели, мы не переставали ощущать себя родителями.
Я никогда не знала, что две недели могут быть бесконечными. Я пыталась отвлечься, занять себя делами, думать о другом, но слова «болезнь Дауна» постоянно вертелись у меня в голове. Даже поломка системы безопасности в нашем доме не произвела на нас никакого впечатления. Нам было все равно. Пусть хоть все в доме развалится. Роб ходил на работу каждый день. Я чувствовала себя одинокой и беспомощной.
Наконец эти две недели прошли. Я никогда не смогу забыть, как волновалась в тот день. Я оставалась дома одна, ожидая телефонного звонка. От тишины, царившей в комнате, болели уши. К обеду мое терпение лопнуло, и я решила позвонить сама. Медсестра сказала мне, что результаты анализа до сих пор не получены.
День клонился к вечеру. Когда зазвонили в дверь, я чуть было не слетела со стула, так быстро бросилась открывать. Когда же я увидела на пороге мастера, я вся сникла и машинально пропустила его в дом, показала ему систему безопасности и быстро скрылась из виду. В отчаянии я прикидывала, как оплатить его работу, потому что это было слишком дорого для нас. Моя вера в лучшее таяла на глазах. Я всерьез задумалась о несправедливости мира.
Два часа спустя наконец-то позвонила медсестра. Насколько я помню, она выразилась не очень-то подходяще — у нее были две новости, хорошая и плохая. Звучало как злая шутка.
Хорошая новость: у нашего ребенка нет болезни Дауна. Плохая: на генетическом уровне есть некоторые отклонения.
— Что вы имеете в виду? Что это значит? — спросила я, пытаясь не кричать.
— Простите, миссис Хорнинг, дело в том, что мы и сами не можем вам точно сказать до тех пор, пока ребенок не родится. Пока что вы с мужем можете сделать только одно — сдать кровь на анализ.
— Прямо сейчас? Мы можем это сделать сегодня?
— Да, конечно. Результаты мы получим дней через пять. Пять дней?
Вот когда я потеряла контроль над собой. У меня началась истерика. Я не помню, чтобы когда-нибудь за свои тридцать четыре года я плакала так сильно, как в тот день. Я чувствовала себя так, будто кто-то ударил меня в живот и я не могу прийти в себя от удара.
Даже когда я звонила на работу Робу, в моем голосе все еще слышались слезы.
— Колин, дорогая, послушай меня. Зайди к соседям, хорошо? Колин? Я приеду, как только смогу. Только не оставайся одна, ладно?
Но его ласковые слова и нежные наставления не могли мне помочь. Они только прибавили паники, которая уже овладевала мной. Я бросила трубку.
Еле дыша, я уселась рядом с телефоном. Вдруг я вспомнила, что в нашем доме все еще работает мастер. Не может быть! Он же все слышал! Густо покраснев, я решила извиниться. Я прошла к нему в коридор, все еще всхлипывая.
Он стоял в дверях, словно ждал меня. Я еще не успела ничего сказать, как он аккуратно взял меня под руку и подвел к стулу.
— Сядьте, пожалуйста, — сказал он вежливо. — Просто сядьте и подышите спокойно.
Он говорил уверенно, будто знал в точности, что надо делать в подобных случаях. Его тон был спокойным и ласковым. Я села и постаралась вдохнуть поглубже. Через несколько минут я пришла в себя.
Незнакомец присел на стул напротив меня. Он тихо рассказал мне о своей истории, как они с женой потеряли своего первого ребенка. Ребенок родился мертвым, потому что они не знали, что жена во время беременности заболела диабетом.
Он тяжело вздохнул, а потом продолжил. Им было чрезвычайно тяжело принять это, но они наконец признали, что должны с этим жить и что-то делать, чтобы не впасть в отчаяние.
Он посмотрел на меня и сказал:
— Поэтому я прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете. Как болит сейчас ваше сердце и плачет душа. Но вы ничего не можете изменить в судьбе, вы можете только принять ее. Чем больше вы будете стараться руководить ситуацией, тем меньше у вас будет шансов на благополучный исход. Вы только зря расстроите себя и вашего мужа.
Он взял меня за руку и рассказал, что через год у них родился второй ребенок. На этот раз у них не было никаких проблем. Господь благословил их семью маленькой здоровой девочкой.
Он рассказал, что все еще думает о том первом ребенке, который был мальчиком, но по какой-то причине не смог родиться и жить вместе с ними. Еще он попросил меня не волноваться по поводу ребенка и позволить судьбе все решить за нас. Тогда, он сказал, ситуация изменится независимо от наших волнений.
Потом, так же тихо, как рассказывал о себе, он поднялся и подошел к входной двери, обернулся и сообщил, что наша система в порядке, он починил ее.
В тот момент он помог мне так, как не смог бы никто другой. И что я могла ему сказать? Я едва сумела поблагодарить его.
И вдруг я вспомнила, что так и не заплатила ему.
Он улыбнулся и сказал, что мы ему ничего не должны. Единственное, что я должна делать, это верить в Божий промысел.
Колин Деррик Хорнинг
Спустя четыре месяца у Колин и Роба родился сын. Он весил 3,5 кг и был абсолютно здоров. — Примеч. ред. американского издания.
БЕСЦЕННОЕ СОКРОВИЩЕ
Этого момента я ждала почти пять лет. Пять лет ожидания, когда твои руки ломит от желания покачать ребенка, показать его друзьям и родным и услышать многозначительные вопросы знакомых: «Ты, кажется, беременна?»
Я очень хотела собственного ребенка. Мы с мужем с нетерпением ожидали этого момента. Скоро, совсем скоро он должен быть здесь! Нам сказали, что это мальчик. Наш собственный сын. Какая радость!
Несколько лет назад, когда мы еще и не думали о долгих поисках ребенка по чужим странам, я уже выбрала имя для мальчика. Почему-то мы никогда не могли выбрать имя для девочки, ни одно нам не нравилось. Зато имя для мальчика мы подобрали сразу же, не колеблясь. Имя у сына будет Натан Эндрю, что по-еврейски значит «подарок Господа». Конечно, когда это имя впервые сорвалось у меня с языка, я не знала его значения. Мне просто нравилось, как оно звучит — мужественно и значительно, лаская слух. Я выбрала его задолго до того, как он стал самой сильной привязанностью моего сердца. Когда же я узнала значение имени, то необычайно обрадовалась. Это имя очень подходило к такому драгоценному подарку от Господа.
Сейчас мы с нетерпением ожидали прибытия Натана Эндрю. Месяцы и годы болезненного ожидания скоро станут не более чем призрачными воспоминаниями.
К дому подъехала машина и остановилась перед воротами. Мы подскочили к окну, наблюдая, как из машины вышла женщина, держа на руках маленький сверток. Вот она
пошла по дорожке к дверям, и я на мгновение задержала дыхание. Мои глаза не могли оторваться от этого свертка. Через какое-то мгновение я подхвачу младенца на руки. Да, Господь ответил на мои молитвы, мы наконец усыновили ребенка.
Внезапно все стало происходить как будто во сне. В мой мозг ворвались непрошеные вопросы. Кем была девушка, родившая этого ребенка? Кто был его отцом? Что они делают сейчас, в это мгновение?
Вспышка страсти, акт любви — и вот в мир пришел новый человек, невинный младенец. Зато сколько ссор и споров сопровождали юное создание, когда взрослые узнали о беременности их дочери-подростка.
Она могла бы сделать аборт, решив таким образом свои проблемы. Вне всякого сомнения, это сделать было бы гораздо легче, чем пройти через девять мучительных месяцев вынашивания. Наблюдать, как твой молодой организм меняется, как растягивается гладкая кожа на животе до неимоверных размеров, как ты не можешь надеть привычную одежду. Да, это было бы намного проще, чем испытать дикие родовые боли, учитывая то, что ты и сама еще ребенок. Это было бы легче, чем на последних месяцах чувствовать удары и пинки в живот, сильное сердцебиение, а потом распрощаться с малышом, как только он родился.
Я думала о той молодой девушке, которая была на десять лет моложе меня. Она жила где-то в этом же городе и сейчас оправлялась от родов, а младенец больше не был ее ребенком. Ее тело все еще страдало от желания быть рядом с ним — обычное дело для матерей. Она проливала горькие слезы, но некого было обнять.
После девяти месяцев ожидания она дала жизнь маленькому мальчику. Мы дадим ему семью, которой он достоин. Мы станем для него родителями, которых он будет любить. Мы дадим ему физическое и духовное воспитание, какое не смогла бы ему дать семнадцатилетняя девочка.
Со слезами на глазах я мысленно поблагодарила незнакомку, чей ребенок теперь стал нашим. Жертвуя собой, сво-
им счастьем, она выносила его у себя под сердцем, прошла через муки родов. И потом, пройдя через все это, она отдала ребенка мне.
Теперь я стала его матерью, и так будет до конца его жизни. Я развернула одеяло и всмотрелась в личико моего будущего сына. Огромные серые глаза, обрамленные черными густыми ресницами, смотрели прямо на меня. Я потрогала малюсенькие пальчики на руках и ногах. Он был замечательным!
С благоговением в сердце я прошептала:
— Спасибо тебе!
Я благодарила не только Господа за ответ на наши молитвы и за то, что он послал нам сына. Я благодарила ту девушку, которую никогда не встречу. Девушку, чей подарок был самым драгоценным. Она подарила нам сокровище. Спасибо тебе, прекрасная незнакомка.
Сандра Джулиан
ИЗБРАННАЯ
Не плоть от моей плоти,
Не кость от моей кости,
Но все же чудным образом моя.
Ни на минуту не забывай:
Пусть под сердцем тебя не носила,
Ты в сердце моем всегда.
Неизвестный автор
Это было моей самой любимой историей.
— Мы очень долго приглядывали за чужими детьми, но они непременно возвращались к своим родителям. Тогда мы захотели иметь собственного ребенка, который будет с нами всегда.
Обычно я сидела у мамы на коленях, когда она начинала эту историю, потом я повзрослела, и мне нравилось сидеть напротив нее и наблюдать за выражением ее лица. Я видела лица тех самых ребят в альбоме. Они были такими разными: одни с кошками и собаками, другие рядом со своими родителями. А вот фотография смешной улыбчивой полненькой девочки. Это я.
Мама продолжала:
— Шел ноябрь 1947 года, на улице было холодно. Самая холодная зима в течение последних ста лет. Поезд уже стоял у платформы. Мы заняли места, и поезд тронулся, выпуская дым и пар. Мы годами никуда не ездили из-за войны, поэтому когда решились на поездку, то едва могли сидеть спокойно, так мы были взволнованы. Мы даже не обращали
внимания на холод. Вокруг было так красиво. Казалось, вся земля застыла в белоснежном инее.
На этом месте мама всегда делала паузу и улыбалась. А я представляла себе сказочную снежную страну. Деревья застыли в инее, с крыш свисают длинные ледяные сосульки, с неба падают пушистые снежинки и бьются в оконное стекло.
— Наконец мы прибыли и сели в автобус, который довез нас до большого здания. Нас уже ожидала хозяйка детского дома, предложившая нам горячего чая, чтобы согреться. Затем она провела нас в комнаты. Там были десятки и десятки детишек. Все комнаты были заполнены ими. Девочки и мальчики, одни светловолосые, другие с черными волосами. Одни с голубыми глазами, другие с карими. Мы долго ходили и искали нашего милого малыша. Их было так много, и среди них такие хорошенькие! Мы с твоим отцом не знали, по каким критериям и выбирать.
Если я сидела у мамы на коленях, она сжимала мою руку, целовала в макушку. Когда же я сидела напротив нее, то она смотрела на меня долгим проникновенным взглядом. Я ждала продолжения рассказа с нетерпением и ерзала на своем стуле.
— Неожиданно, — продолжала она, — мы прошли в следующую комнату и там, во второй кроватке, увидели тебя. Ты смотрела прямо на нас, как будто ждала всю свою жизнь, и мы тотчас же поняли, что именно ты — та самая, которую мы искали. Мы тоже всегда тебя ждали. Мы подумали, что ты самая хорошенькая на свете, такая смугленькая и черноглазая. Работники детского дома сказали, что тебя зовут Сьюзен и тебе четыре месяца от роду.
— Вам она нравится? — спросила хозяйка.
— Да, это точно она, та самая, — ответили мы.
Мы завернули тебя в одеяло и вернулись назад на станцию. В поезде нам непрестанно говорили:
— О, какой замечательный малыш. Это ваш?
А мы отвечали:
— Да, мы как раз только что ее удочерили.
Я склоняла голову вниз, скрещивала ноги, чувствуя себя неловко. Иногда мне было жаль тех ребятишек, которые родились обычным образом и законно получили своих родителей. Долгие годы после этого, когда мы садились в поезд, мне слышались разговоры молодых родителей, которые решили усыновить или удочерить ребенка.
«Мы выбрали тебя» — эти слова должны быть самыми прекрасными на любом языке.
Сью Уэст
6
ОСОБЕННЫЕ МОМЕНТЫ
Храните в памяти особенные моменты счастья с детьми,
проводите с ними больше времени.
Игрушки и книжки никогда не смогут заменить те бесценные моменты, которые вы разделите с ними.
Элейн Хардт
ДЕНЬ, КОГДА МЫ ЗАПУСКАЛИ ВОЗДУШНЫХ ЗМЕЕВ
— Веревка! — закричал мой брат, ворвавшись на кухню. — Нам нужна веревка подлиннее.
Была суббота. Во дворе отец и мистер Патрик занимались своими делами. В доме мама и миссис Патрик проводили весеннюю уборку. Ветреный день как нельзя лучше подходил для сушки белья и проветривания постелей. И вот уже на веревках болтаются одежда и белье.
Мы, дети, столпились на заднем дворе и решили запускать воздушного змея. Поэтому брата послали на кухню за веревкой, хотя был риск, что его заставят выбивать ковры. И все же риск был благородным делом. Без веревки воздушный змей не запустился бы.
Моя мама посмотрела в окно и сказала:
— Девочки, давайте поищем мальчикам длинную веревку и поможем им запустить змея.
Был прекрасный день для запуска воздушного змея! Господь создает такой один на сотню лет. Мы играли с ребятами, запуская воздушных змеев. И они летали, да еще как! Мы едва могли их различить, эти малюсенькие оранжевые точки в небе. Мы передвигали то одного, то другого, наконец они вернулись на землю. И снова начиналось то же самое, к огромной радости ребятишек. Я была счастлива побегать вместе с ними: то вправо, то влево. Какое наслаждение любоваться на эту картину со змеями, какое замечательное воспоминание! Змеи, танцующие в высокой синеве неба. Мы написали записки со своими желаниями и прикрепили их
на веревки змеев. Они медленно поднялись в небо и вот добрались до самых облаков. Теперь мы были абсолютно уверены, что желания сбудутся.
Даже наши отцы бросили свои топоры и рубанки й присоединились к нам. Наши мамы смеялись как девчонки. Их волосы развевались на ветру, как вуали. Их легкие юбки обвивали ноги на бегу. Вовлеченные в нашу забаву, они как будто помолодели. Взрослые и вправду играли с нами по-настоящему! Взглянув на маму, я вдруг поняла, что мама выглядит на десять лет моложе. Ей было не сорок, а тридцать лет.
В тот день мы не заметили, как быстро пролетело время на высоком холме. Родители забыли свои обязанности и свой возраст. Дети забыли свое упрямство. «Должно быть, так будет на небесах», — подумала я смущенно.
Вскоре наступил вечер, напоенный солнцем и пряным ароматом трав. Мы все, уставшие и голодные, вернулись домой. Тем вечером у нас был необычайно вкусный ужин. В доме все сияло чистотой. На воскресенье дом был убран.
Странно, но мы никогда после не вспоминали этот день. Кажется, никто из нас не воспринял тот день так близко к сердцу, как я. И это воспоминание я сберегла глубоко в душе как самое драгоценное на свете.
Прошли годы. Однажды в выходной день я хлопотала по дому, а моя трехлетняя девочка капризничала и просила меня «пойти в парк и посмотреть уточек».
—Я не могу пойти! — сказала я. — У меня много дел дома, а когда я их закончу, то, конечно, очень устану и не смогу пойти с тобой на пруд.
Моя. мать, которая в тот день пришла к нам в гости, посмотрела на меня и сказала:
— Какой сегодня замечательный день! По-настоящему тепло и такой прохладный свежий ветерок. Он напоминает тот самый день, когда мы с вами запускали змеев.
Я остановилась на полпути от стола к рукомойнику с тарелками в руках. Закрытая дверь воспоминаний вдруг открылась, и из нее вырвался на свет тот день. Я сняла передник.
— Ладно, — сказала я своей девочке. — Ты права, сегодня такой день, который нельзя пропустить.
Прошло еще десять лет. Мы переживали последствия войны. Весь вечер мы расспрашивали вернувшихся солдат об испытаниях, выпавших на их долю. Брат побывал в плену. Только что он рассказывал обо всем свободно, но потом вдруг замолчал. О чем он думал сейчас, о каких страшных вещах?
— Послушай! — Его губ вдруг коснулась улыбка. — А ты помнишь, да нет, конечно, ты не помнишь. Возможно, это не так впечатлило тебя, как меня.
Я едва смогла вымолвить:
— Помню что?
— Я частенько вспоминал о том дне, когда был в плену и мои дела шли хуже некуда. Ты помнишь тот день, когда мы запускали воздушных змеев?
Пришла зима. Я должна была зайти к миссис Патрик и выразить свои соболезнования по поводу гибели ее мужа. Но я боялась этого визита. Я не могла представить, что ей теперь придется жить одной.
Мы немного поговорили о моей семье и ее внуках и о том, какие изменения произошли в городе. Затем она замолчала. Я откашлялась. Теперь я должна была сказать ей слова утешения... и она непременно заплачет.
Но вот она взглянула на меня и улыбнулась.
— Я тут сидела и думала, — проговорила она. — В тот день Генри был так счастлив. Фрэнсис, ты помнишь тот день, когда мы запускали воздушных змеев?
Фрэнсис Фаулер Записала Рут Рогнесс
ПОТАНЦУЙ СО МНОЙ
Когда мы молоды и мечтаем о любви и исполнении желаний, мы думаем прежде всего о лунных ночах в Париже или прогулках по берегу моря, освещенному жарким солнцем.
Никто не объясняет нам, что самые лучшие моменты в жизни преходящи. Они, как правило, не запланированы и наступают, когда мы их не .ждем.
Не так давно я читала сказку на ночь моей семилетней дочери Анни. Неожиданно я поймала на себе ее внимательный взгляд. Она смотрела на меня со странным выражением, в ее глазах светились любовь и нежность. Было видно, что она не слушала сказку, которую я ей читала. Ее мысли витали где-то далеко.
Я поинтересовалась, о чем она думает.
— Мама, — проговорила она, — я просто не могу оторвать взгляда от твоего лица.
Я была очень удивлена и польщена одновременно.
Вряд ли она знала, что именно такие моменты искренности спасали меня в тяжелые времена, когда мне не хватало другой поддержки.
Вскоре после этого случая мы с моим четырехлетним сыном зашли в дорогой магазин, где музыкант во фраке играл на пианино популярную песню о любви. Мы с Сэмом присели на мраморную скамейку недалеко от него. Казалось, мой сын так же тронут этой мелодией, как и я.
Наконец я заметила, как Сэм поднялся со скамейки. Неожиданно он повернулся ко мне, взял меня за руки и проговорил:
— А давай с тобой потанцуем!
Если бы знали те женщины, которые мечтают о прогулках по лунному Парижу, какую радость я испытала при этом приглашении. Хотя продавцы потихоньку хихикали и, усмехаясь, показызали на нас пальцами, мы все равно кружились и кружились по подиуму. Я бы ни на что не смогла променять этот танец с молодым очаровательным джентльменом, даже если бы мне предложили взамен целую Вселенную.
Джин Харпер
ПРЕДСКАЗАНИЕ
Молодая мама, которой вынесли вердикт об опасной форме рака, вернулась домой из больницы совершенно измученная. Она непрестанно думала о том, что же теперь будет. Начнут выпадать волосы, убывать силы. Она села на стул на кухне, задумалась и не заметила, как в дверях появился ее сын. Он внимательно смотрел на нее.
Мама начала ему медленно рассказывать, к чему он должен быть готов. Мальчик подошел к ней и сел на колени. Он прижался головой к ее груди и крепко обнял. Мама сказала ему:
— Впрочем, со временем все наладится: волосы снова вырастут и я буду чувствовать себя лучше. И тогда я буду счастлива.
Маленький мальчик крепко задумался. С искренностью шестилетнего ребенка он ответил:
— Другие волосы, но то же доброе сердце.
Больше у мамы не было ни волнений, ни жалости к себе. Она не думала о том, что когда-нибудь будет счастлива. Она уже была счастлива.
Рошель М. Пеннингтон
СЕМЕЙНЫЙ ОБЕД
Посмотрев на моих подростков-близнецов, я чуть не заплакала. На сыне были рваные джинсы, волосы выкрашены в ярко-оранжевый цвет, а в ушах торчало несколько сережек. В носу дочери красовалось серебряное колечко, на руке — татуировка в виде черной змеи, а ногти были длиной в три дюйма. Наступила Пасха, и мы собирались к родственникам на праздничный обед...
Меня беспокоило, что они скажуг. Я живо представила неодобрительный шепот тетушек и дядюшек, их удивленные взгляды и щелканье языками. Я могла затеять ссору прямо сейчас, в дверях, до того как мы отправимся. Я могла угрожать, ругаться и высмеивать их. Но что будет потом? В этот день я не желала сражаться и слышать гневные слова в ответ.
Да, их было легко убедить, когда им было по девять лет. Тогда я могла сказать:
— Марш в свою комнату и наденьте что-нибудь более приличное!
Но сейчас им было по шестнадцать, и для них лучшим было то, что они сами выбирали.
Поэтому мы пошли так. Я уже приготовилась к выразительным взглядам родственников, но их не последовало. Я приготовилась к перешептыванию, но и этого не было. Мои ребятишки сидели слегка обескураженные за столом, за которым уместилось около двадцати человек. Они сидели рядом с кузинами, лица которых светились восхищением и завистью. Они принимали участие в службе и пели воскресные гимны. Мой сын помогал младшим братикам читать
слова. Дочка помогала на кухне мыть посуду. Они смеялись, шутили и наливали кофе своим старшим родственникам.
Тогда, глядя на их светящиеся радостью лица, я поняла одну важную вещь: не имеет значения, что подумают другие. Это я думала о них плохо. Они же, напротив, выполняли традиционные обязанности ничуть не хуже, чем раньше, с любовью и энтузиазмом. Это было так естественно, потому что они делали это от чистого сердца.
Сидя за столом напротив, я наблюдала за ними. Я знала, что яркие волосы, рваные джинсы и тату были всего лишь способом самоутвердиться. Вскоре это изменится. Но их участие в церемониях, пение гимнов на нашем празднике и близость со всеми родственниками куда важнее. Это останется с ними на всю жизнь. Они вырастут, но традиция не изменится.
Вскоре празднование Пасхи подошло к концу. Музыка, друзья и радостное возбуждение остались в нашей памяти навсегда. Как я не хотела, чтобы этот великолепный день заканчивался! Это были самые драгоценные моменты для меня. Думаю, матери не важно, маленькие дети с ней или уже взрослые. Иногда всего одна улыбка, короткий нежный жест могут выказать любовь, которую не выскажешь словами.
Я смотрела на сына и дочку и чувствовала счастье и покой на душе. Мне хотелось обнять их обоих и сказать им, что понимаю, какие у меня замечательные дети. Но я этого не сделала. Я хотела подойти к ним, погладить их гладкие щечки, как делала, когда им было по девять лет, и сказать, какие они красивые и юные. Нет, и этого я не сделала. Вместо этого я сидела на своем месте, пела со всеми и разговаривала с родственниками.
Позже, на пути к дому, я скажу им все. Наедине скажу, как много значило для меня их присугствие на обеде. Я скажу, какие они замечательные и как я горжусь, что я их мама. Позже, когда мы останемся наедине, я скажу им, как сильно их люблю.
Да, так я и сделала.
Шери Коуэн
ПРЫЖОК НАЗАД
В жизни мне часто бывало нелегко, и, поскольку я Джоан Риверс, все трудности мне приходилось переживать публично. Материнство стало для меня настоящим испытанием. Мой партнер, самый лучший друг и любимый муж Эдгар покончил жизнь самоубийством. Для нас с дочерью Мелиссой настали трудные времена. Даже для тех, кто не потерял отца, переходный период бывает сложным. С подростками всегда трудно справляться. Налаживание отношений с дочерью-подростком после смерти мужа стало для меня серьезным испытанием.
К счастью, когда начался новый учебный год и она пошла учиться в колледж на второй курс, мы смогли подружиться и наслаждались компанией друг друга.
Однажды, когда учеба в колледже подходила к концу, она сказала мне, что ее однокурсники попросили меня выступить на собрании выпускников. Сначала такая перспектива меня обрадовала, но потом я подумала, что мне бы не хотелось превращать свое выступление в «шоу звезды Джоан Риверс».
— Я очень польщена приглашением, — сказала я Мелиссе, — но я должна отказаться. Это твой праздник, твой день, и я не хочу быть в центре внимания.
— Мама, — с нежностью обратилась она ко мне, — даже если ты просто будешь сидеть на балконе, то на тебя все равно обратят внимание. Так что уж лучше тебе выступить. Это будет для меня очень важно.
Итак, я выступила на собрании выпускников колледжа. Я много шутила и раздавала умные советы. Для меня это
был самый необычный день в жизни. Моей дочери пришлось многое пережить за два последних года, и она с достоинством преодолела все трудности. И ко всему этому она не только сумела закончить колледж вовремя, она закончила его с отличием. Но что важнее всего — она сохранила доброе и отзывчивое сердце.
Я закончила свою речь и посмотрела на Мелиссу и ее друзей, которые помогали ей последние два года. Они выглядели такими смелыми и веселыми, как будто собирались покорять неизведанный мир, полный опасностей. Я-то знала, что так и будет. Им придется через многое пройти и остаться смелыми. Было видно, что сдаваться они не собираются. Надеюсь, по моему выступлению они поняли, что и я никогда не сдавалась.
— Я люблю тебя, Мелисса, — внезапно сказала я, словно мы были с ней одни в этом зале, а она поднялась со своего кресла и послала мне воздушный поцелуй.
Я была необычайно рада, что мы наконец-то нашли путь друг к другу. Я слишком разволновалась и еле нашла в себе силы покинуть сцену.
И тогда весь зал поднялся и зааплодировал мне. Моя карьера вполне могла бы закончиться и здесь, на этой сцене. Что значили все мои роли по сравнению с этой! Конечно, эти аплодисменты на самом деле предназначались не мне. Они были предназначены моей дочери. Мне хотелось хлопать в ладоши вместе со всеми. Мы с Мелиссой теперь связаны крепкими узами не только любви, но и дружбы. ;
Джоан Риверс
МОЯ ДОЧКА — МОЙ УЧИТЕЛЬ
Дети заново открывают для вас мир.
Сьюзен Сарандон
Дети каждый день нас чему-нибудь учат. Я уже давно поняла это, потому что тоже мама. И все же иногда моя дочь не перестает меня удивлять.
Когда Мариссе было шесть месяцев, казалось, она на все смотрела с величайшим интересом. Когда же я прослеживала за ее взглядом, то видела волшебный танец листьев на деревьях или далекий пушистый белый след пролетевшего самолета в небе. Где-то в восемь месяцев она обратила свой взгляд на землю. Таким образом я узнала, что каждый камешек имеет неповторимую форму и цвет, а трава бывает совершенно разных оттенков зеленого.
Потом ей было одиннадцать месяцев. Она научилась говорить «Ого!». Она всегда восклицала так, когда ее что-то сильно удивляло. Например, ряд игрушек на столе у врача или тяжелые тучи на небе перед грозой. Марисса шептала «Ого!» тем вещам, которые потрясали ее. Это был и свежий ветерок, обдувавший лицо, и косяк птиц, летящих на юг, и закат на море...
Марисса заново научила меня говорить слова: «Я люблю тебя». Она сказала их впервые, когда ей было четырнадцать месяцев от роду. Мы обнялись, она положила голову мне на плечо и со вздохом сказала:
— Люблю!
На другой день она показала на красивую девушку на обложке журнала и спросила меня:
— Мама, это ты?
Совсем недавно моя трехлетняя малышка зашла на кухню, где я мыла посуду после ужина, и спросила:
— Можно, я помогу? — Она положила свою ручку на мою и сказала: — Мама, если бы ты была ребенком, то мы были бы хорошими друзьями.
В такие моменты, как этот, мне хочется воскликнуть: «Ого!»
Джанет С. Мепер
СЛОМАННАЯ КУКЛА
Эту историю мне рассказала подруга. И я пересказываю с ее слов.
Однажды моя младшая дочь пришла домой из школы очень поздно. Я волновалась и злилась одновременно. Когда она переступила порог, я попросила своим самым гневным голосом рассказать мне, что произошло.
Она проговорила самым обыденным тоном:
— Мамочка, мы с Джулией шли домой, и на полпути она уронила свою куклу, и кукла разбилась на сотню мелких кусочков.
— О, дорогая, — ответила я, вздохнув с облегчением, — значит, ты пришла так поздно, потому что помогала Джулии собрать куклу?
Своим невинным голоском моя дочь ответила:
— Нет же, мамочка. Мы не умеем собирать куклу. Я просто осталась помочь Джулии поплакать.
Дэн Кларк
МИР ПО-ДЕТСКИ
Дочь взяла карандаш
В маленькие ручки
И стала рисовать
Фигуры на листочке.
Я стояла над ней,
С удовольствием глядя,
Как просто выходят
Линии в тетради.
— Что ты рисуешь? —
Спросила я строго.
— Я рисую на картинке
Господа Бога.
— Но никто не знает,
Какой он, Господь.
— Вот нарисую,
И все узнают.
Шервин Кауфман
МАЙСКИЙ ДЕНЬ
Мистер Кобб завернул семь гвоздик в красивую шуршащую упаковочную бумагу. Прикрепил такие нежные розовые банты и белые ленты, какие бывают только на пеленках у младенцев. Напоследок он завязал букет огромным красным бантом. И этот подарок я должен был привезти маме на Майский день.
— Как же ты понесешь это домой, а, Эрни? — спросил меня продавец.
— Я повезу их.
— Ты собираешься ехать на велосипеде в такую погоду? И мы оба выглянули из окна магазина на улицу. Там
деревья сгибались под порывами сильного ветра. Я кивнул в ответ.
— Тогда давай я заверну твой букет в более прочную бумагу, — предложил продавец.
Он взял у меня цветы и завернул их в толстую оберточную бумагу коричневого цвета. Передав сверток, он пожелал мне удачи.
— Спасибо, — ответил я.
Я спрятал букет под куртку, прижав к самому сердцу, и застегнул молнию. Лепестки касались моего подбородка и шеи, но это было лучше, чем если бы я вез их в руке, держась другой рукой за руль. Я не много знал о цветах, но понимал, что моя мама достойна гораздо большего, чем вялые гвоздики, поэтому я вознамерился сохранить их до дома.
Итак, меня ожидала долгая дорога домой при разыгравшейся непогоде. В этот день ветер словно сорвался с цепи. Ехать на велосипеде навстречу ему было делом довольно трудным. Я усиленно работал ногами, крепко сжимая в руках руль, мое лицо горело как от огня, но каждый раз, когда я оглядывался вокруг, оказывалось, что я еще не миновал тот квартал, где купил цветы.
С моего носа закапало. Мне нечем было вытереть лицо. Губы горели, потому что обветрились. В ушах слышался такой сильный звон, как будто кто-то стоял у меня над головой и стучал в барабаны. Глаза стали сухими, я даже не мог моргнуть. Все мышцы болели.
Солнце клонилось к закату, а на автостраде появлялось все больше машин. Ветром меня вынесло на опасную сторону дороги, где я каждую минуту мог ожидать удара в спину. Водитель одного грузовика уже просигналил мне для предупреждения, и я чуть было не потерял управление — так неожиданно громко это прозвучало. Мужчина, сидевший в «кадиллаке», прокричал мне из окна, чтобы я убирался с дороги.
До своего квартала я добрался только к вечеру, когда совсем стемнело. Наверняка родители уже волновались по поводу моего долгого отсутствия. Я смотрел по сторонам в поисках отцовского фургончика или машины матери. Возможно, они выехали меня искать. Тогда в любой момент они могут наткнуться на меня. Они заберут меня и велосипед, и я смогу добраться целым до дома и довезти невредимыми цветы. Но чем дальше я ехал, тем меньше оставалось надежды. И тем злее я становился.
Я затеял эту сумасшедшую вылазку специально для мамы. Неужели она не могла для меня сделать такой малости — поехать меня встретить?
Остановившись, я вынул цветы из-под куртки. Я уже готов был выбросить этот злосчастный букет. Мама не заслуживает такого подарка.
И тут я словно другими глазами посмотрел на свои белые гвоздики. Они уже не были такими свежими и воздушными, как детский поцелуй, но все равно в целом букет впечатлял. И потом, я уже столько проехал, что было глупо выбрасывать их в нескольких шагах от дома.
Я взял букет в зубы и медленно поехал вперед, так, чтобы ветер не смог растрепать цветы. Наконец-то я добрался до улочки, ведущей прямо к нашему дому. Ноги на педалях, руки на руле, я старался изо всех сил побыстрее и поаккуратнее спуститься вниз с холма. Теперь ветер дул мне в спину. И он помог мне проскочить соседние дома, которые мелькали мимо, как стеклышки в калейдоскопе. Вот я приостановил бег велосипеда и направил его к дому.
Велосипед подпрыгнул и полетел вниз. Я приземлился в нескольких футах от стены дома, и моя голова коснулась мягкой травы на лужайке. Цветы рассыпались, накрыв лепестками всю лужайку, как белые снежинки.
Несмотря на ушибы, я вскочил и бросился собирать букет, вернее, то, что от него осталось. Ведь я должен был подарить его маме. Когда я снова собрал в букет семь цветочков, от них мало что осталось. Я неумело завязал их лентой и заново прикрепил банты.
Мама выбежала из входной двери, испуганная шумом во дворе. Цветы я прятал за спину.
— С тобой все в порядке? — спросила она, посмотрев на мое исцарапанное лицо.
— Да, все в порядке, — сказал я, чуть не плача.
— Ты уверен? — переспросила она. — Почему ты прячешь руки за спиной?
— С моими руками все в порядке. — И я показал ей одну руку, а во второй держал букет. — У меня для тебя кое-что есть, — проговорил я сквозь слезы.
Мама приняла букет из моих рук, которые я никак не мог разжать. Она так долго нюхала цветы, что я подумал, будто они приклеились к ее носу. Наконец она опустила их, и тут я увидел, что она плачет.
— Как они мне нравятся! Спасибо.
И только теперь я понял, почему, несмотря ни на что, привез маме эти цветы. Не потому, что был Майский день. Я привез их ей потому, что она всегда показывала мне, как любит меня, несмотря ни на что. Цветы потеряли вид, но в маминых руках они казались самыми прекрасными на свете.
Эрни Гилберт Записала Донна Гетзингер
КАК УЗНАЛ САНТА-КЛАУС?
Девятнадцать лет назад мне пришлось развестись с мужем. Для меня эта процедура была слишком болезненной. Ближе к Рождеству я взяла мою малышку Ким с собой в магазин посмотреть на Санта-Клауса. Я думала, что знаю, какой подарок она хочет получить к празднику, поэтому не особенно прислушивалась к ее просьбе. Однако в рождественское утро она казалась какой-то разочарованной. И не сказала почему.
На следующий год я встретила потрясающего человека по имени Сэм и вышла за него замуж. В день нашего первого Рождества под елкой я обнаружила тяжелую подарочную коробку. Это был столовый набор из двенадцати предметов — двенадцать прекрасных тарелочек, о которых я давно мечтала, но никак не могла купить из-за нехватки денег.
Тогда я спросила Сэма, как он узнал, что больше всего на свете я хотела новые тарелки. И он рассказал мне о прошлом Рождестве. Он просто выполнил просьбу моей дочери: самым лучшим для нее подарком, как она сказала ему, был бы набор тарелочек для ее мамы.
Фей Портер
ДЕНЬ, КОГДА Я ОЧЕНЬ ЗАНЯТА
— Мама, посмотри! — закричала моя маленькая дочка Дарла, показывая на голубя, парящего в вышине неба.
— Да-да, — проговорила я, погруженная в мысли о запланированных делах.
Разочарование появилось на ее лице.
— Что случилось, дорогая? — удивленно спросила я.
— Ничего, — ответила она, погрустнев.
Момент был упущен. Около дома я снизила скорость.
— Давай, выбирайся, — сказала я своей семилетней малышке. — У нас с тобой еще много дел.
До самой ночи я готовила обед, принимала ванну, купала дочь и отвечала на многочисленные звонки.
— Итак, Дарла, пришло время спать! — сказала я ей, когда она пробежала мимо меня по лестнице. Уставшая, я поцеловала ее в щечку, прочитала вечерние молитвы и накрыла одеялом.
— Мам, я забыла тебе кое-что дать, — сказала она. Мое терпение было на исходе.
— Ты можешь сделать это завтра утром, — заявила я, но она покачала головой.
— У тебя с утра тоже не будет времени, — возразила она.
— Я найду на это время, — ответила я строго.
Иногда помимо моей воли выходило так, что время летело совершенно незаметно и я не успевала очень многое. Время и в самом деле как песок, думала я. Времени не хватало не только на малышку, но даже и на мужа. Иногда времени не хватало даже на саму себя.
Все же моя малышка была довольно настойчива. Она недовольно наморщила лобик и убрала со лба прядь непослушных волос.
— Нет, у тебя не будет на это времени! Будет точно так же, как сегодня, когда я попросила тебя посмотреть на голубя, а ты даже не обратила внимания на мои слова.
Сегодня я слишком устала, чтобы спорить с ней. Хотя она была права как никогда.
— Спокойной ночи, — сказала я и закрыла за собой дверь с громким стуком.
Позже, когда я пыталась заснуть, меня не оставлял образ моей милой девочки, как она смотрит на меня своими огромными голубыми глазами. И действительно, у меня было так мало времени, чтобы побыть с ней вместе.
Муж спросил меня, отчего я такая грустная.
Я рассказала ему.
— Ну, может быть, она не спит пока. Ты можешь сходить проверить, — сказал он мне со знанием дела.
Я последовала его совету, жалея, что это не моя идея.
Я открыла дверь в спальню дочери. Свет из окна чуть освещал кровать моей малышки. В ее ручке я увидела маленькую свернутую бумажку. Осторожно я разогнула ее пальчики и смогла увидеть, что она держала.
Мои глаза наполнились слезами. Я увидела разорванное на несколько кусочков бумажное сердечко, на котором были написаны слова: «Почему я люблю свою маму».
Я осторожно сложила разорванные кусочки. Когда картинка составилась, я смогла прочесть написанное четверостишие.
Почему я люблю свою маму
Хотя ты очень занята и всегда работаешь,
Ты всегда находишь время поиграть со мной.
Я люблю тебя, мама, потому что
Я самая большая часть твоего рабочего дня!
Эти слова стали самым горьким упреком для меня. В семь лет моя дочь не уступала в мудрости царю Соломону!
Десять минут спустя я принесла две чашки шоколада в ее комнату и бутерброды с маслом и вареньем. Когда я нежно коснулась губами ее щеки, я ощутила в своем сердце огромную любовь.
Ее длинные ресницы задрожали, и моя девочка пробудилась ото сна. Она с удивлением посмотрела на поднос с чашками шоколада.
— За что? — спросила она, смущенная моим странным поведением.
— Это мой подарок за то, что ты — большая часть моего рабочего дня!
И дочка улыбнулась мне тепло и нежно и с радостью выпила горячий шоколад. Потом она снова заснула, видимо, до конца так и не осознав, что я ей сказала.
Синди Лейдидж
ИГРА С РЕБЕНКОМ*
Прости, прости меня, Боже,
За то, что я не успела,
За то, что не стала делать,
Что нынче должна была.
Но утром сказал мой ребенок:
«Ма, давай поиграем»,
И я не колеблясь, мгновенно
Ему ответила: «Да».
Мы день провели, играя
В кубики, куклы и паззлы,
Делясь надеждами, снами и радостью без конца..
Когда же, ложась в постельку,
Вечером он молился,
То прошептал тихонько:
«Боже, спасибо тебе
За маму, за папу, игрушки
И жареную картошку, а больше всего за то,
Что с мамой сегодня играли».
И я поняла, о Боже,
Что день провела не зря.
Джейн Джодоп Феррер
Перевод Е.Ф. Левиной.
В МГНОВЕНИЕ ОКА
Мой сын Уилл повзрослел очень быстро, и поэтому его обычные джинсы «ливайсы» стали для него чересчур старомодными. Ему хотелось более современные — рваные и потертые. Я настаивала на том, чтобы он носил свои обычные джинсы, но он, не слушая меня, выбежал на улицу и помчался к школьному автобусу. В это утро мы даже не обнялись на прощание. Мне было не по себе, потому что в этот раз мы расстались так недружелюбно. И все же я гордилась своим десятилетним сыном, потому что у него была такая сильная воля.
Я опаздывала на работу. Было уже семь часов двадцать минут. А у нас в офисе была назначена важная встреча. Я быстренько приняла душ и оделась, как вдруг услышала, что в дверь позвонили. Я накинула халат и с мокрыми волосами выбежала на порог. Отчего-то у меня было дурное предчувствие.
В дверях стояла маленькая девочка, испуганно дыша. Она сказала мне, что Уилл только что попал под машину. Мое сердце дрогнуло. Я на мгновение замерла, но вот что-то толкнуло меня, и я побежала к автобусной остановке. На полпути я увидела безжизненное мальчишеское тело, лежавшее на тротуаре. Я остановилась, не в силах подойти ближе. Мне было страшно. Вдруг я услышала слабый детский голос, звавший меня. Я бросилась к сыну быстрее, чем самая быстрая лань. Он лежал на тротуаре лицом вниз, его школьная сумка валялась неподалеку. Оказалось, что Уилла сбил грузовик. Очевидно, его подбросило в воздух, и он приземлился на
некотором расстоянии, упав на школьную сумку. Хорошо еще, что мы с ним по субботам тренировались, как лучше падать, чтобы не повредить ни руку, ни ногу, ни шею. И вот теперь он использовал школьную сумку, чтобы предупредить травму головы.
Уилл был в сознании, он разговаривал со мной и даже пытался шутить, это его обычный способ снять напряжение. Я очень волновалась, но знала, что надо держаться уверенно. Я понимала, что могла потерять сына, но вот он лежал рядом и разговаривал со мной, и даже рассказывал анекдоты.
Я уже слышала сирену «скорой помощи», которая прибыла на место довольно быстро. Осмотр не выявил серьезных повреждений. Голова и спина были в полном порядке. Чтобы осмотреть ноги, пришлось разрезать его джинсы. Тогда Уилл с радостью сказал мне:
— Мам, уж теперь-то я не смогу надеть эти джинсы.
Я рассмеялась от всего сердца. И хотя мы с ним ехали в машине «скорой помощи», я все же знала: с моим сыном все в порядке.
Уиллу просто повезло, так же, как и мне. По словам полицейского, это было чудо, что мальчик остался жив. В тот день дома мыс ним обсуждали многие вещи и над многими вещами шутили. Мы выяснили для себя, насколько важно быть всегда рядом с людьми, которых любишь, быть более осторожными и наслаждаться жизнью, любить то, что у тебя есть.
Пока он отдыхал, я выбросила «ливайсы», оставив от них лишь Клочок. Я слишком хорошо осознавала, как хрупка наша жизнь и как надо ею дорожить.
Эта история произошла семь лет назад. Когда мне надо напомнить себе о бесценности жизни, я достаю клочок «ли-вайсов» и смотрю на них, вспоминая о реальности смерти.
Дэрил Отт Аидерхиля
КОГДА МАМА ПРИШЛА НА ВЕЧЕРИНКУ
Я не знала, что она будет там. Я даже выучила наизусть текст с извинениями, оправдывающий ее отсутствие.
Когда преподавательница по экономике моего колледжа объявила, что у нас состоится общая вечеринка, на которой должны присутствовать и родители, и дети, я была абсолютно уверена, что моя мама не придет.
Поэтому я никогда не смогу забыть тот значительный для меня миг, когда я зашла в празднично украшенную комнату и вдруг увидела ее там! Я сидела и смотрела на нее с улыбкой, размышляя над тем, с помощью каких ухищрений эта занятая женщина выкроила тот час, который она посвятила мне и моим товарищам по колледжу?
Помимо всего прочего, кто сейчас присматривает за бабушкой? Она была прикована к инвалидному креслу, поэтому мать буквально не отходила от нее.
Мои маленькие сестры вот-вот должны были вернуться из школы. Кто же их сейчас встретит и проверит тетради?
Как она смогла сюда добраться? У нас не было собственной машины, и она не могла вызвать такси. До автобусной остановки идти довольно долго и до колледжа ехать далеко.
А это замечательное платье, красное, с крохотными белыми цветочками, как нельзя лучше подходило для чаепития. Оно делало почти незаметными те редкие серебряные ниточки, которые недавно появились у нее в волосах. Я знаю,
что у нее не было лишних денег. Скорее всего ей пришлось снова занять, чтобы купить его.
В этот момент я ощущала непередаваемую гордость. Я накрывала на стол с переполненным счастьем сердцем и радостно представила ее товарищам, когда пришла моя очередь. В тот день я села рядом с мамой, как и все остальные в нашей группе. И это было очень важно для меня. Любящий взгляд ее добрых глаз многое мне поведал.
Этого я никогда не забуду. И самое мое главное обещание, которое я дала себе и своим детям, как обычно обещают многие мамы, — это всегда быть рядом с ними. Да, в нашем безумном мире очень трудно сохранять подобные обещания. Но у меня перед глазами есть живой пример, как за пустыми заботами не забыть о главном. Я просто вспоминаю тот день, когда мама пришла к нам на чай в колледж.
Марджи М. Коуберн
ПОДАРОК ЗА ДВЕРЬЮ
Каждый год на мой день рождения соблюдалась одна и та же традиция. Мама навещала меня в этот последний день осени, и я открывала ей дверь. Она стояла за дверью, и ветер раздувал ее красивые волосы и осенние листья под ногами.
В ее руках был подарок. Это всегда оказывалось что-нибудь небольшое и очень ценное, что-нибудь, чего мне очень хотелось, но о чем я не могла попросить.
Меня непрестанно удивлял ее выбор. Какие они всегда были необычные, подарки мамы!
Если бы сегодня мама пришла на мой очередной день рождения, то я просто провела бы ее в свою теплую кухню, потом мы попили бы чаю со сладостями и стали бы смотреть за окно, где кружатся опавшие листья.
Нет, в этот раз я не стала бы с нетерпением открывать подарок. Подарком было бы то, что пришла мама... Ветер бы развевал ее волосы, и листья танцевали под ногами...
Кристина Кинан
7
ЧУДЕСА
Чудеса неуловимы; их нельзя предсказать, они приходят сами, обычно в минуты, когда не ждешь, и к тем, кто меньше всего о них думает...
Кэтрин Л. Портер
АНГЕЛ В УНИФОРМЕ
Там, где настоящая любовь, всегда происходят настоящие чудеса.
Уилла Кэзер
Эту семейную историю о своей маме, моей бабушке, рассказал мне отец.
В 1949 году он только что вернулся домой с войны. На дорогах Америки можно было встретить десятки солдат в форме, возвращавшихся домой к своим семьям. Это было тогда обычным явлением.
К сожалению, счастливая послевоенная жизнь моего отца была вскоре омрачена трагическим событием. Моя бабушка заболела, и ее положили в больницу. У нее были проблемы с почками, и доктора сказали моему отцу, что ей нужно срочное переливание крови, иначе она не переживет следующую ночь. Главная трудность состояла в том, что группа крови у моей бабушки была довольно редкая. Тогда найти ее было еще труднее, чем сейчас, потому что в те времена не существовало фондов крови. Все члены семьи имели другую группу крови, поэтому положение было катастрофическим. Врачи не могли обнадежить семью. Бабушка умирала.
Отец покинул больницу в слезах. Он должен был собрать всех членов семьи, чтобы каждый мог сказать прощальное слово бабушке. Мой отец ехал домой и совершенно случайно ему по пути попался солдат в форме, один из тех, кто возвращался домой к своей семье. Мой отец находился в глубокой печали и совсем не собирался помогать другим,
ему было просто не до этого. И вдруг как будто что-то толкнуло его, и он остановился. Незнакомец сел в машину.
Вид моего отца сразу выдавал его душевное состояние. Он был так расстроен, что даже не спросил имени солдата. Солдат же заметил слезы отца сразу и спросил об их причине. Отец рассказал незнакомцу о своей матери и о ее неминуемой смерти, потому что доктора не могут найти кровь нужной группы. А если ей сегодня не сделают переливание, то ночью ее не станет.
В машине повисла тишина. Вдруг незнакомый солдат протянул отцу свою руку. На ладони у него лежал жетон, снятый с шеи, на котором был указан номер группы крови. Это оказалась та самая редкая группа. Солдат приказал отцу поворачивать назад и срочно везти его в больницу.
Моя бабушка прожила до 1996 года, еще ровно 47 лет, и до самого последнего дня ее жизни никто так и не узнал имени этого солдата-спасителя. Иногда мой отец говорит, что это был не просто солдат. Это был ангел в униформе.
Джишш Экк Соуэлл
СЕРДЦЕ СЫНА
Несчастье, произошедшее день назад, повергло Джима в шок. Тело отказывалось его слушаться, и в то время как весь мир жил дальше, он не мог и не хотел жить.
Джим и его жена Конни только что потеряли своего четырехмесячного сынишку. Страшный, неотвратимый диагноз: синдром внезапной младенческой смерти.
Еще два дня назад Джим, как обычно, поехал к няне, которая сидела с их малышом Джошуа. Он ехал забрать его домой. Это была обыкновенная поездка, как каждый день... но когда он приехал, то увидел, что Джошуа не может проснуться. Следующие несколько часов оказались настоящим кошмаром. Воющие сирены «скорой помощи», внимательные доктора и добрые медсестры, часы, проведенные в молитве... Решение поместить Джошуа в специальную детскую больницу в шестидесяти милях от города... Все было напрасно. Двадцать часов спустя доктора сказали, что сделали все возможное и невозможное. Надежды не было. Систему жизнеобеспечения отключили. Маленького Джошуа не стало. Больница предложила родителям отдать органы ребенка для донорства. Джим и Конни были добрыми и понимающими людьми. Они согласились, хотя это было для них очень непростое решение.
Наступило утро нового дня. Пришли новые дела, печальные заботы. Нужно было организовать похороны. И надо было привести себя в порядок. Брат отвез Джима в парикмахерскую.
Джим безвольно сел в кресло. Он был сонный, потому что в последние дни ему почти не удавалось поспать. Тяжелые мысли не оставляли его. Почему, ну почему их маленький Джошуа, едва родившись, должен был от них уйти... сейчас, когда он едва увидел жизнь и своих родителей... Вопрос вонзился прямо в сердце и застрял там тупой иглой. Он вспоминал слова священника, который находился тогда в больнице. «Мы до конца не можем знать, какую роль нам предназначает в жизни Господь. Может быть, Джошуа уже выполнил свою миссию на земле». И все же эти слова мало что объясняли и ни капельки не утешали.
Парикмахер выразила Джиму свои соболезнования, и он почему-то захотел рассказать этой женщине о том, что произошло с ними в последние тридцать часов. Странно, но это ему помогло. Может быть, если он еще кому-нибудь расскажет, расскажет сотни тысяч раз, то тогда и поймет.
Джим упомянул про донорство и вдруг вспомнил, что случилось за шестьдесят миль отсюда, когда он в последний раз говорил «прощай» своему маленькому сыну. И он прошептал:
— Сейчас они пересаживают его сердечко кому-то...
Парикмахер замерла и стояла в тишине. Наконец она
заговорила:
— Вы не поверите мне... но где-то около часа назад у меня была клиентка, которая торопила меня, потому что ей срочно надо ехать в детскую больницу. Она была так счастлива... ее молитвы наконец-то были услышаны. Сегодня ее внучка получила донорское сердце...
И вот тогда Джим все понял.
Сэнди Джонс
УДОЧЕРИТЬ МЕЧТУ
Майкл или Мишель.
Еще до нашей женитьбы мы с моим будущим мужем решили, что непременно должны заранее придумать имя нашему первому ребенку.
Два года спустя Ричард закончил колледж и получил диплом с отличием. Итак, наша мечта совсем скоро осуществится.
Мы оба молились о рождении ребенка, о том, чтобы я забеременела. И вот в один весенний день 1985 года я поняла, что беременна, и срочно решила обследоваться у доктора.
С улыбкой на лице врач подтвердил:
— Вы беременны.
Мне хотелось танцевать от счастья. Ребенок должен был родиться в первую неделю ноября.
Следующие шесть недель мы провели в суматошных приготовлениях. Мы бегали как заведенные, обустраивая наше жилище. Для детской мы выбрали самую светлую и самую теплую комнату.
Мы пытались себе представить, каким будет наш малыш. Я была полностью сосредоточена на мысли о том, как он растет и развивается у меня внутри.
— Что-то я не слышу его сердцебиения, — сказал доктор в мой третий визит.
Полчаса спустя, после проведения экспресс-анализа, я плакала в его кабинете, а он объяснял мне суть произошедшего. Оказалось, что беременности не было.
— Это мнимая беременность, — сказал он. — Просто, видно, вы так хотели ребенка, что тело отозвалось на ваше желание по-своему.
Итак, маленького Майкла или Мишель не существовало. Мы горевали, хотя и не было по кому горевать.
Начались наши мучения. Я все время прислушивалась к себе, с волнением ожидала результатов тестов на беременность. Мы с завистью смотрели на наших друзей, у которых рождались дети. Мое сердце ныло от горя, когда я пыталась улыбаться, слушая рассказы счастливых друзей об их детях.
О, через сколько тестов мы прошли, через сколько волнений и молитв! Результат был всегда один и тот же. Мечта постепенно умирала.
Тогда мы погрузились каждый в свою работу. Ричард учил детей, а я писала как сумасшедшая. И все же наше желание было таким сильным, что в конце концов мы решились на усыновление. Это было в 1992 году.
С душевным трепетом я впервые вошла в комнату, полную взволнованных пар. Неужели наша мечта осуществится?
Я даже боялась надеяться.
— Это наш шанс, — прошептал мне Ричард.
Итак, мы начали слушать лекции и заниматься в семинарах. Каждый понедельник десять недель подряд мы слушали, участвовали в ролевых играх и обсуждали радости и трудности усыновления чужих детей.
С началом этой работы постепенно пришла радость новых ожиданий. Как скоро мы получим нашего малыша? Будет ли у него разбитое сердце и печальная душа? Сколько времени нам потребуется, чтобы привыкнуть к нему и приучить его к себе? Будет ли ребенок таким, каким я его себе представляю?
Мы с Ричардом приготовили свободную спальню. Будет ли это детская или просто комната для ребенка? Так много было вокруг новой информации, что просто голова кружилась. Мало кто мог нам помочь. Мы все должны были сделать сами. Я любовно разместила в этой комнате бутылочки и баночки с присыпкой, рядом расставила игрушки и книги.
Частенько я усаживалась в этой светлой комнате и мечтала о том ребенке, который будет здесь спать и играть. Я купила куклы и мягкие игрушки. Они смиренно ждали нового хозяина или хозяйку.
Вскоре, 3 ноября 1993 года, зазвонил телефон, и с этим звонком наша жизнь изменилась.
— Кэти, вы ждете кого-нибудь на Рождество? — спросила сотрудница фирмы по усыновлению.
Я даже как будто видела ее улыбку. Судорожно сжав трубку в руке, я проговорила:
— Да.
— Что ж, у нас хорошие новости.
Потом она рассказала мне о восьмимесячной девочке.
Девочка-малышка! Неужели я пробудилась для новой жизни? И моя мечта не погибла?
— Ее зовут Тереза Мишель, но родители звали ее просто Мишель, — сказали мне.
Я даже потеряла дар речи. Восемь лет назад мы мечтали именно о Мишель. Тогда плохая новость чуть не убила меня. И тогда было тоже 3 ноября. И если бы я тогда родила ребенка, то ему было бы сейчас восемь лет. Итак, Господь был к нам милостив. Он подарил нам новую жизнь. Наши молитвы были услышаны.
Я пыталась представить себе, как буду держать на руках моего ребенка.
Через две недели мы первый раз смогли увидеть нашу девочку. Я наконец-то заглянула ей в лицо. Она мне улыбнулась и протянула ручки навстречу. Я взяла ее и вдохнула запах детской присыпки и молока, такой же сладкий, как запах роз в саду.
Итак, Мишель наконец-то вошла в нашу жизнь.
23 ноября мы взяли ее к нам домой и в наши сердца. Каждый день любви — для нее. Сейчас ей четыре годика, и она очень любит слушать историю своего удочерения, историю о том, как долго мы ее ждали и хотели.
Знайте, все наши надежды и мечты не умирают. Мы сами тому являемся примером: наша мечта воплотилась в жизнь и теперь зовет нас папой и мамой.
Кэтрин Лей
ДОРОГОЙ, ТЕБЕ ЛУЧШЕ ПРИСЕСТЬ
Если бы вы меня спросили о жизни, то я сказала бы, что она иногда слишком непредсказуема. Например, в один совершенно ничем не примечательный день телефонный звонок изменил нашу жизнь.
Мой муж Гарри смотрел на жизнь несколько иначе, чем я. Огромный, добродушный и спокойный человек, он и не знал, в какую авантюру пускается, когда однажды сделал мне предложение. Во-первых, я была матерью четверых детей, теперь уже достаточно взрослых, а сам Гарри — пожизненный холостяк. Я жуткая болтунья, он же, наоборот, молчун. Ему было куда удобнее изъясняться в письмах. Так, например, его предложение руки и сердца пришло мне в виде огромной анкеты с прикрепленным к ней кольцом. Мне обыкновенно нравилась суета жизни, он же, напротив, любил тишину и покой.
Во многом мы дополняли друг друга и поэтому были счастливы в браке. Он так любил заниматься с детишками, что я как-то подумала: а не хочет ли он своего собственного? Но ведь он знал, сколько мне лет, когда делал предложение, успокоила я себя.
С самого начала нашей семейной жизни каждый вечер Гарри, приходя с работы, спрашивал:
— Как прошел день, дорогая?
Казалось, его каждый раз забавляли мои неожиданные ответы на его вопрос. После нашей женитьбы прошло несколько лет. Однажды вечером вместо привычного ответа я сказала:
— Дорогой, тебе лучше присесть.
Моя старшая дочь Майя недавно была направлена своей компанией, расположенной далеко во Флориде, на работу в Техас. Она должна была читать лекции на курсах повышения квалификации. Когда она позвонила мне из мотеля, где они остановились (это было в сорока минутах езды от нашего дома), голос ее звенел от возбуждения.
— Мам, ты не поверишь, что только что произошло! Это как будто сюжет из комедии или анекдота.
— Что случилось, Майя? — Она определенно заинтриговала меня.
— Одна из наших женщин на курсах вдруг почувствовала себя плохо — у нее болел живот. Мы вызвали «скорую помощь». И что же ты думаешь? Через некоторое время нам сообщили из больницы, что она родила ребеночка. Никто не знал, что она была беременна, даже она сама!
— Не может быть! — скептически пробормотала я.
— Уверяю тебя, я спрашивала ее, и она говорила, что не может быть беременной. И потом, я уверена, если бы она знала, то не пошла бы на такую работу и не поехала бы на семинар, который продолжается десять дней. Это невероятно! Я собираюсь к ней в больницу!
Я сама прошла через четыре беременности, поэтому лишь покачала головой и рассмеялась.
Где-то около четырех часов вечера Майя снова позвонила.
— Мам, ты снова мне не поверишь. Поскольку никто в Техасе не знал, что Джуди беременна, то она собирается завтра домой налегке, так, словно ничего с ней не произошло!
— Как это так? — удивленно спросила я. — А как же ребенок?
— Она собирается оставить его здесь. Она уверена, что социальные службы обязательно найдут кого-нибудь, кто сможет его забрать.
Я потеряла дар речи. Это невероятно!
— Как можно оставить ребенка на произвол судьбы?! Он же может кочевать из приюта в приют годами! Уж лучше бы я сама взяла ребенка, чем допустила это!
— Мам, — пробормотала Майя, — что бы ты сделала?
— Я бы... я бы... Майя, прошу тебя, поговори с матерью ребенка и все выясни.
Да, я знала, это было сказано в порыве. А как еще это могло быть? После паузы я добавила:
— Полагаю, мне надо поговорить с Гарри.
Гарри пришел домой в обычное время и задал свой привычный вопрос. Вот тогда я и ответила: «Дорогой, тебе лучше присесть».
Я рассказала ему всю эту невероятную историю, и он проговорил:
— Да, правильно, его надо оставить. То есть, я хотел сказать, надо его усыновить.
Услышав его слова, я окончательно уверилась в правильности своих действий.
— Дорогой, — проговорила я, — это же самая драгоценная для нас возможность. Если бы Майю не перевели, если бы в ее группе не оказалась эта женщина или она не заметила бы ее... Но все случилось именно так. И вот вам ребенок на тарелочке с голубой каемочкой. Мы же хотели общего ребенка. И наши мечты наконец-то исполнятся!
Пораженный в самое сердце, он ответил:
— Ну, ты не можешь принимать жизненно важные решения в таком состоянии!
Зная, что он просыпается намного раньше меня и предпочитает письменные решения устным, я сказала:
— Ладно, давай спать. Утро вечера мудренее. С утра ты мне напишешь свое окончательное решение.
Следующим утром Гарри встал рано, как всегда. Но на столе не было никакой записки. Я была разочарована. Ведь я полагала, что знаю своего мужа очень хорошо. И кроме того, этот ребенок так много значил для нас!
Ровно в девять часов утра зазвонил телефон.
— Привет, Шерри! Это Сью. Я социальный работник из больницы. Я только что разговаривала с матерью ребенка, и она дала согласие. Вы можете забрать малышку.
Ну что мне было делать? Да я готова была перевернуть мир вверх дном, а Гарри, казалось, предпочитал оставаться в своем спокойном мире, к которому так привык.
Но пока я думала, что сказать, я услышала шаги на пороге. К моему великому удивлению, это был Гарри. Оказывается, он вовсе и не на работе.
Он сел на диван и спросил меня шепотом:
— С кем ты разговариваешь?
Я схватила листочек бумаги и написала: «Ты не хочешь забрать свою дочку-малышку?»
Он взял ручку и нацарапал на бумаге ряд вопросов: «А что, если она больна? Нам нужен адвокат? Как думаешь, сколько стоят его услуги? И что, если мать передумает в самую последнюю минуту?»
Я прочла список и, сложив листочек пополам, повторила свой вопрос: «Ты не хочешь забрать свою дочку-малышку?»
— У вас есть адвокат? — тем временем спросила меня Сыо.
— Нет, — взволнованно ответила я. — А сколько стоят его услуги?
— Давайте я подыщу вам адвоката, — сказала она и повесила трубку.
Пять минут спустя раздался телефонный звонок.
— Я нашла адвоката. Он сказал, что все можно решить. Деньги не очень большие. — Й Сью назвала сумму.
Гарри, который все это время сидел в одной и той же позе, наконец отправился на работу. Я же бросилась в магазин за пеленками и лекарствами, потом занималась обычной домашней работой, еле сдерживая себя и пытаясь не думать о ближайших изменениях в нашей семье. Юристы уже начали оформление документов по удочерению, но мне все равно это казалось нереальным. А уж если для меня это было таким необычным, то что же тогда должен чувствовать Гарри?
Тем вечером мы с Гарри отправились подписывать документы. Гарри выглядел таким же спокойным, как обычно,
или же он был попросту уставшим? Когда все было закончено, я подумала: сейчас или никогда.
— Дорогой, — обратилась я к нему, когда формальная часть была закончена, — давай поедем взглянем на нее.
Мы добрались до больницы. Проходя по коридору, мы слышали за своей спиной одобрительный гул голосов. Дежурная медсестра, к которой нас направили, объяснила:
— Да, это событие, совершенно для нас неожиданное. Если бы врачи со «скорой» только могли предположить, что девушка беременна, они бы повезли ее тотчас же в роддом, прямо из мотеля. У нас тут нет акушерки!
Они показали нам, как пройти в палату, и мы с Гарри пошли по длинному коридору. Мой огромный тихий муж неуверенно открыл дверь. За ней находилась огромная пустая комната. То есть, конечно, не совсем пустая. Прямо посреди огромной просторной комнаты стояла небольшая кроватка.
Мы оба приблизились к ней и увидели крошечную новорожденную девочку. Гарри наклонился и прикоснулся к ней. Как только он коснулся ее, она потянулась и схватила его большой палец своей крохотной ручонкой. Я слышала, как Гарри прошептал изменившимся голосом:
— Привет, малышка! Это твой папа!
Каким бы неожиданным все это ни казалось, но выглядело так, словно папа и дочь давно ждали друг друга.
Иногда мне кажется, что некоторые вещи неизбежны в жизни.
Прошло довольно много времени, прежде чем Гарри задал мне свой обыденный вопрос:
— Как прошел день, дорогая?
Шерил Николсон
ОБЕЩАНИЕ В ДЕНЬ МАТЕРИ
Сью и Кении Бартон давно мечтали о ребенке. Проходил месяц за месяцем, но мечта так и оставалась мечтой. Люди в небольшом городке в Канзасе, где они жили, знали о мечте четы Бартон и молились за них.
В то время Сью пела в хоре, организованном небольшой общиной женщин, принадлежащей к методистской церкви. Они в основном выступали на вечеринках, где собирались женщины с дочерьми, и на некоторых других мероприятиях.
— Обыкновенно во время программы мы делимся с аудиторией своими историями из жизни, — рассказывает Сью. — Люди рады общаться с нами.
Участницы хора, зная о желании Сью иметь ребенка, вдохновляли ее поделиться своей историей с аудиторией. И в конце концов она решилась. Удивительно, как ее поддержали слушатели! После окончания рождественского концерта многие подошли к Сью, желая ее утешить или сказать слова поддержки. В марте женщина из Южной Дакоты даже предсказала Сью, что через год у нее появится малыш. Хотя Сью и Кении больше не украшали детскую комнату, поддержка стольких людей очень помогла им морально.
На праздничной неделе, когда отмечали День матери, Сью поехала навестить свою маму, которая жила в Канзас-Сити. Там же жила и сестра Сью, Шелли, которая училась в колледже. В субботу они втроем пошли на праздничную ярмарку. Сью всегда запирала дверцу машины на автоматический замок. Сделала она это и на сей раз, когда они вышли на площадь.
— Мы зачастую слишком подозрительны в больших городах, но и здесь не стоит расслабляться, — объяснила она.
В воскресное утро лил монотонный дождь. Женщины слонялись без дела по квартире Шелли и решили пообедать пораньше. Дождь все лил, делать было решительно нечего, и троица все же предприняла вылазку на улицу. Они бежали под дождем к машине Сыо.
— Быстрее! Я уже вся вымокла! — крикнула Шелли и рассмеялась.
Сыо в это время открыла дверцу машины, приглашая маму и сестру в салон.
Шелли и Сью сели впереди, а их мама — на заднем сиденье. Вдруг она воскликнула:
— Посмотрите!
Женщины обернулись. На заднем сиденье лежал розовый детский ботиночек.
— Как он сюда попал? — спросила Сыо. — Наверное, это случилось вчера, правда, мам?
— Нет, — ответила мама. — Я сидела здесь вчера и не видела его.
— Может быть, его когда-то оставили ваши друзья и он завалился за сиденье, — предположила Шелли.
Сью покачала головой:
— Сомневаюсь. Дети моих подруг гораздо старше. В этой машине никогда не было малыша.
Женщины задумались.
— Ну, может быть, кто-то нашел его рядом с машиной и решил, что это наш, — попыталась угадать Шелли.
Сью тут же возразила:
— Но машина всегда заперта, я же закрывала двери каждый раз, когда мы с вами выходили. И кроме того, почему кто-то должен подумать, что это наш башмачок? Ведь здесь нас никто не знает.
— Посмотрите, как грязно и мокро вокруг, — добавила мама. — А башмачок чистенький и сухой.
Женщины снова замолчали, пытаясь найти подходящее объяснение происшедшему. Но ни одно из них не подходи-
ло. Башмачок лежал на кожаном сиденье, как будто кто-то намеренно хотел, чтобы его увидели.
— А что, если... — но Сью не смогла закончить фразу. Однако ее мать и Шелли без лишних слов поняли, что
хотела сказать Сью: может быть, этот башмачок — знак небес, знак, что все молитвы, исходящие из добрых душ Канзаса, дошли по назначению?
Сью не могла поверить в такую возможность. Она взяла башмачок домой, положила его рядом с Библией и стала ждать. Наконец настал день, когда она поняла, что беременна. Как и предсказывала та женщина из Южной Дакоты, она скоро станет матерью. Более того, у нее будет дочь.
— Когда меня спрашивают, как я узнала, что у меня будет дочь, я просто показываю им тот самый башмачок, — говорит Сью. — Ведь если бы.был мальчик, мог ли Господь послать башмачок розового цвета?
Прошло уже пять лет с тех пор, как женщины нашли башмачок. Теперь это розовое чудо висит над кроваткой Пейдж Элизабет Бартон, постоянно напоминая о том, что Господь непременно отвечает на все наши молитвы. Он делает для нас даже больше того, о чем мы просим. Потому что у маленькой Пейдж скоро появилась сестренка.
— Я просто уверена: это ангел оставил башмачок как знак для меня, — говорит Сью.
Джоан Уэстер Андерсон
МАМА И СЫН НАХОДЯТ ДРУГ ДРУГА
До апреля 1994 года Келли Форбс и Шона Брэдли никогда не виделись и даже не разговаривали друг с другом. Их мужья работали в разных компаниях, их дети ходили в разные школы. А теперь Келли и Шона готовятся вместе праздновать Рождество и очень жалеют, что не знали друг друга раньше. Потому что более четырнадцати лет этих двух женщин из штата Юта незримо соединяла очень близкая связь. И только совершенно неожиданное стечение обстоятельств позволило им узнать, какого рода была эта связь. Назовите это судьбой, назовите совпадением, как хотите. А возможно, это было просто чудо.
Этот год был не самым лучшим в жизни Келли. На нее обрушилось подряд три смерти. Они с мужем переехали на новое место жительства. Им пришлось искать новую работу. Жизнь казалась совершенно безрадостной, и женщина впала в глубокую депрессию.
Келли посоветовали обратиться к психотерапевту, и она нашла хорошего специалиста, женщину по имени Шона Брэдли. Шона не могла не заметить, как похожа новая клиентка на ее сына Джейка, которого они с мужем усыновили четырнадцать лет назад. Глядя на Келли, она видела перед собой Джейка, его каштановые волосы и карие глаза. Но Шона решила, что это случайное совпадение.
Во время второй их встречи Шона спросила Келли о ее планах на будущее. Келли ответила:
— Я бы хотела написать книгу о своем отказе от ребенка.
Будучи подростком, рассказывала Келли, она отдала ребенка женатой паре, которую не знала. Келли посчастливилось потом удачно выйти замуж. И теперь у нее трое детей, но она никогда не переставала думать о своем самом первом сыне, которому скоро исполнится четырнадцать лет. Она надеялась своей книгой и опытом помочь молоденьким девушкам, которые оказались в таком же положении.
Рассказ Келли взволновал Шону. Она сама была бы очень рада встретить настоящую мать своего сына. И она не задумываясь рассказала Келли, что сама является приемной матерью, поэтому данная тема очень ее интересует.
Обрадованная неожиданным пониманием со стороны незнакомой женщины, Келли со слезами поведала ей о своем сожалении — ей не разрешили знакомиться с будущими родителями своего сына, сказав: «Кэнаб — город маленький, и лучше, чтобы об этом никто не знал». Мальчика отдали на воспитание паре, которая жила в городе, расположенном в десяти милях от них.
Вздрогнув от неожиданного известия, Шона уронила блокнот. Ведь ее сын родился именно в Кэнабе и точно четырнадцать лет назад.
— Вы сказали — Кэнаб? — воскликнула она.
Келли кивнула.
Внезапно Шоне стало плохо. Ее сердце как будто остановилось, стало трудно дышать. Она даже включила кондиционер, так ей стало жарко. Закрыв рот дрожащей рукой, Шона не переставая повторяла:
— О Господи, о Господи!
Осторожно Келли спросила:
— Так он у вас?
Шона кивнула:
— Думаю, да, именно он.
По очереди обе женщины рассказали друг другу свою историю. Келли объяснила:
— Я решилась на близкие отношения с мальчиком, чтобы не выглядеть белой вороной.
Результат необдуманного действия не заставил себя ждать: она забеременела. Ей было всего восемнадцать лет. Вскоре после того как подозрение о беременности подтвердили врачи, она порвала со своим парнем, а ребенка решила отдать на усыновление. Когда выбрали родителей для ее ребенка, Келли сообщили их возраст, описали внешность, рассказали о социальном и религиозном положении.
Джим и Шона Брэдли были женаты четыре года, когда подали заявление на усыновление ребенка в связи с тем, что у них нет своих детей. Год спустя им выбрали малыша из Кэнаба. Родители рассказали Джейку, что он приемный сын, как только он начал все понимать, и объяснили, что мать его очень любила. Каждый день рождения Шона напоминала ему:
— Ты знаешь, кто думает о тебе в этот день.
Сидя в кабинете Шоны, Келли не знала, радоваться ей или плакать. После всего, что случилось с ней за последнее время, она не переживет, если сын этой женщины окажется не ее сыном.
Келли сказала:
— Итак, его день рождения...
Это было решающим мигом.
— Двадцать девятое июня 1980 года.
— А адвокатом был...
— Майк Макгир, — не колеблясь ответила Шона. — А ваша девичья фамилия была Робинсон?
С бьющимся от волнения сердцем Келли кивнула. Случилось невозможное.
— Вероятность нашей встречи при подобных обстоятельствах была равна нулю, — сказала Шона.
Две женщины еще долго проговорили друг с другом. Наконец Шона сказала Келли, что ей бы хотелось подождать дня рождения Джейка и лишь потом рассказать ему все. Ей казалось, что тогда он повзрослеет достаточно, чтобы принять эту новость достойно и с пониманием. Келли, счастли-
вая, что ее сын все это время жил в любящей семье, согласилась.
Тем вечером Джим Брэдли заметил, что его жена чересчур взволнована. Было такое впечатление, что сегодня самый счастливый день в ее жизни. Наконец, когда Джейк заснул, он узнал, что же так разволновало Шону, и разделил с ней радость этого известия.
Келли и ее муж Тейн по совету психолога решили рассказать своим детям об этой встрече. Теперь дети знали, что у них есть брат, которого отдали на усыновление четырнадцать лет назад в другую семью. Они возбужденно спрашивали, когда же им наконец разрешат увидеть своего нового брата.
В это время в семье Брэдли решали свои вопросы. Взвесив все «за» и «против», родители решили, что Джейк достаточно взрослый и поэтому ему можно все рассказать. Если они будут ждать еще дольше, то он может подумать, что они ему не доверяют. Будет еще хуже, если вдруг кто-то со стороны расскажет о его настоящей матери. Но если они сами скажут ему об этом, то он будет их уважать.
Когда Келли узнала, что Брэдли хотят рассказать Джейку все как есть, и чем быстрее, тем лучше, то разволновалась еще сильнее.
— Пожалуйста, не говорите ему, что это я настояла на встрече, — попросила она.
Ей стало не по себе: вдруг она разочарует своего сына? Однажды утром Шона и Джим вошли в комнату Джейка и разбудили его. Шона сказала:
— Джейк, произошло нечто неожиданное. Ко мне на прием пришла одна женщина, и в процессе долгой беседы мы выяснили, что именно она — твоя мама.
Джейк открыл рот, а потом захлопал в ладоши.
— А какая она? И когда я смогу ее увидеть?
На эти вопросы Шона не могла не ответить. Возбужденный подросток схватил фотографию Келли и побежал показывать ее бабушке.
Шона позвонила Келли.
— Все, мы ему рассказали. Мы можем пообедать вместе? Келли сразу же согласилась, подумав, что все на свете
отдала бы за эту встречу.
Келли первая пришла в ресторан и попыталась справиться с волнением. Потом подъехал Джим. Затем — Шона вместе с Джейком. Джейк быстро вышел из машины и протянул Келли фиолетовый цветок.
Голос Келли дрожал.
— Я так хочу тебя обнять, дорогой. Я так долго этого ждала.
И они обнялись. У Джейка на глазах дрожали слезы. Он повернулся к своей маме. Шона дружески похлопала его по плечу:
— Не бойся слез, дорогой, это нормальные чувства. Такая знаменательная встреча!
За обедом взволнованный Джейк с жаром рассказал Келли о своей жизни — увлечениях и любимых уроках. Он очень радовался, что его настоящая мама тоже любит музыку, а свой интерес к механике, оказывается, он унаследовал от дедушки.
Джейк и Келли заплакали, когда она произнесла те самые слова, которые всегда хотела сказать своему сыну.
— Я знаю: я многого не могла сделать для тебя. Но мне так хотелось, чтобы ты был счастлив, чтобы у тебя были и мама и папа. Хотя я знала, что совершаю правильный поступок, отдавая тебя в благополучную семью, мне было очень и очень тяжело.
После столь счастливой встречи Шона и Келли познакомили всех своих детей.
— Удивительно, наши дети общаются друг с другом так, словно они росли вместе все эти годы.
И теперь Келли и Шона встречаются очень часто. Они до сих пор не могут себе представить, что за счастливый случай свел их вместе.
— Я так рада за Джейка, — сказала Шона. — Его жизнь стала более полной.
Келли добавила:
— А я очень рада, что у Джейка такая замечательная семья. Вы превзошли все мои ожидания.
Кэролайн Кэмпбелп Из «Женского международного журнала»
СПУСТЯ СОРОК ЛЕТ
Однажды я вернулась домой и после обычной домашней работы стала разбирать почту. Я была очень рада, что из Небраски прислали свидетельство о моем рождении. Это поможет мне в оформлении паспорта, который был мне нужен для путешествия с мужем Майком.
Аккуратно вскрыв конверт, я развернула бумаги и... мое сердце екнуло.
В шапке свидетельства о рождении большие жирные буквы возвещали: «Свидетельство об удочерении».
Наверное, это какая-то ошибка. Ведь такого не бывает! Вы получаете конверт, в котором вам заявляют, что вы приемная дочь!
Мои родители, Беатриса и Альберт Уитни, сильно болели, поэтому когда я пришла в себя, то решила позвонить дяде. После моего вопроса он сразу засмущался и забормотал что-то невнятное. Он пытался попросту уйти от ответа, но я ему не позволила. Наконец ему пришлось сказать, что да, меня удочерили, когда мне было два годика, но мои родители взяли слово со всех знакомых, что они не расскажут мне. Возмущенная, я позвонила своей старшей сестре Джоанне. История повторилась: сначала она колебалась и сомневалась, а потом подтвердила. Так это было правдой!
Я была потрясена. Мне показалось, что вся моя жизнь была ложью. Я думала, что знаю, кто я такая, но вот сейчас оказалось: нет, ничего я не знаю наверняка. Как ни странно это звучит, но я вдруг подумала, что Уитни меня предали и похитили у собственной матери.
Кажется, Майк и дети поняли, о чем я так крепко задумалась. Майк сказал:
— Дорогая, почему бы тебе не попытаться найти настоящих родителей?
— Не каждая история имеет счастливый конец, — с грустью возразила я. — Однажды моя мама от меня отказалась. Вдруг она опять не захочет меня видеть?
— Послушай, не важно, что случится потом. Для тебя это и так большое потрясение. Может ли быть что-нибудь хуже? Если ты их найдешь, то хотя бы сможешь узнать необходимую медицинскую информацию, которая пригодится и тебе, и нашим детям.
По некотором размышлении я решила, что он прав. Но с чего начать?
Хотя я выросла в Риверсайде в Калифорнии, я знала, что родилась в Омахе, штат Небраска. Джоанна, которая была на тринадцать лет меня старше, вспомнила очень важную информацию — имена моих настоящих родителей. Я связалась с социальными агентствами, и начались долгие поиски. Социальный работник предложил мне разместить объявление в газете города Омаха. Я просто фыркнула в ответ на это предложение! Ну кто будет читать газету, кроме тех, кто ищет работу или подержанные автомобили?
С другой стороны, я ничего не теряла. Все-таки оставался небольшой шанс, что кто-нибудь из знакомых моих настоящих родителей увидит это объявление. И вот я разместила его в газете. Оно гласило: «Меня зовут Линда, родилась у Жанин и Уоррена в Омахе 8 июля 1950 года, и меня отдали в другую семью. Мои приемные родители при смерти. Я не хочу вызвать никаких затруднений у чужой семьи, но была бы рада увидеть своих настоящих родителей». Далее был дан номер агента в Линкольне, который помогал мне. Сама я не очень надеялась на такой вид поиска. Я оплатила объявление на первые две недели и вернулась к своим делам.
Объявление появилось в газете 25 октября. В понедельник 2 ноября зазвонил телефон. Это был мой агент.
— Линда, — сказал он, — я думаю, вы проведете самое счастливое Рождество в своей жизни.
Женщина по имени Жанин Ханкинсон увидела объявление, прочла его и, не веря глазам, перечитывала снова и снова. И наконец решилась позвонить в агентство. Она знала обо мне то, что никто другой знать не мог.
— Я могу дать ей ваш номер? — спросил меня агент.
В тот день снова зазвонил телефон. Я была слишком взволнована и почти не могла говорить. Майк держал меня за руку. Женщина на другом конце провода спросила:
— Это Линда?
— Да, — ответила я. — Это мама?
И обе женщины разрыдались.
Когда я немного пришла в себя и смогла нормально говорить, я сказала:
— Как же так? Мне не верится, что ты прочитала объявление. Да еще в тот же самый день, когда оно впервые появилось в газете!
Женщина ответила тихим голосом:
— Дорогая, я просматривала объявления в газетах каждый день на протяжении этих сорока лет.
Я была безмерно удивлена. Но история, которую поведала эта женщина, удивила меня еще больше.
Она вышла замуж, когда ей исполнилось семнадцать лет. И в тот же год забеременела. К восемнадцати годам она и мой отец поняли, что для них это слишком тяжело — семейная жизнь в таком возрасте, и развелись. Ей повезло — она получила неплохую работу на полный день в Омахе. К тому же она нашла замечательных супругов, которые были значительно старше ее и согласились позаботиться о ребенке. Единственной проблемой было, что Уитни жили слишком далеко от нее. Дорога до них занимала около полутора часов. И хотя ей очень этого не хотелось, пришлось пойти на этот вариант. Я в течение недели жила у четы Уитни, а на выходные мама забирала меня к себе.
В течение года это соглашение выполнялось без проблем. Уитни за мной хорошо ухаживали. Ко мне хорошо относи-
лась их старшая дочь Джоанна. Но однажды моей маме позвонила взволнованная Беатриса Уитни. Она сказала, что социальные службы случайно узнали о нашем соглашении и, если Уитни и моя мама не подпишут срочно все необходимые документы, ребенка у них заберут. Мама поспешила к юристу. Он сказал ей то же самое. Она не очень хорошо разбиралась во всех тонкостях законодательства, но продолжала твердить юристу, что ни за что не хочет меня терять. Она никогда не хотела меня никому отдавать.
В конце концов проблема была решена.
Приближался мой день рождения — 2 года, и мама на радостях искала для меня самые лучшие подарки. Но когда она приехала к Уитни, их квартира была пуста. Они уехали вместе со мной.
Мама делала все, чтобы найти меня. Адвокат Уитни отказался с ней разговаривать. Начальник мистера Уитни ничего не знал, и ему вся эта история показалась абсурдной. Неожиданно она испугалась, что бумаги, которые она подписала, были документами об удочерении. Она бросилась в агентство, но там ей сказали, что вся информация строго конфиденциальна.
У нее не было денег на адвоката, поэтому она делала все, что могла, сама. На протяжении долгих лет и десятилетий она разными способами пыталась найти меня. И каждый день читала газеты в поисках объявления. На протяжении сорока лет она не собиралась сдаваться и не теряла надежды.
Сначала после этой истории я сильно разозлилась на Уитни, которые, применив запрещенные методы, можно сказать, выкрали меня у настоящей матери. Но потом я подумала о моей маме и той сердечной боли, которую она должна была испытывать все эти годы. Мои страдания ничего не значили по сравнению с ее. И лишь одна мысль меня утешала: мама меня по-настоящему любит. Она не отказалась от меня!
Я даже не могу передать, как мы с ней обе были счастливы. Мы никак не могли наговориться, так хотели знать все
друг о друге. Мама была замужем, у нее был сын, который умер, и дочь по имени Деб. Они с мужем тоже взяли приемного ребенка, из Вьетнама. Мама закончила колледж, когда ей было пятьдесят три года. Я тоже поделилась с ней сведениями о своей жизни.
Все-таки мы встретились, хотя пока это была лишь встреча по телефону. Неожиданно кто-то из телепрограммы «Судьба» прочел историю о нас в газете и вызвал нас на передачу. Я уверена, в тот день передача имела особый успех: мать и дочь рыдали друг у друга в объятиях, и обе были безмерно счастливы.
Тот День благодарения мы с моей новой семьей праздновали в Юте. На Рождество я прилетела в Небраску, в Гранд-Айленд, к моей мамочке на целых две недели.
Я слишком сильно верю в Бога, чтобы утверждать, что наша встреча была всего лишь случайностью. Нет, я просто уверена: это Господь все устроил. Мы целый год наслаждались компанией друг друга, приезжали в гости и не могли наговориться. А потом ей неожиданно стало плохо. У нее были больные почки, и через полгода она умерла.
Но эти полтора года оказались для нас обеих настоящим драгоценным подарком. Мне было тяжело узнать правду, но реальность оказалась не такой уж плохой.
И теперь я не думаю, что в газетах печатают только объявления о работе и продаже машин.
Я знаю, что иногда, очень редко, именно здесь вы можете найти свою судьбу.
Линда О'Кэмб
ЧЕТЫРЕ АНГЕЛА
Я с надеждой смотрела сквозь запотевшее стекло машины «скорой помощи», которая, петляя, везла мою маму из больницы домой. Я гладила ее руку медленными ласковыми движениями, пытаясь успокоить и ее, и еще в большей мере саму себя.
Она дышала так тихо, что мне приходилось напрягаться, чтобы удостовериться в этом. Ее хрупкое немощное тело вызывало у меня жалость и боль. Я и сама переставала дышать, следя за ней.
Я отчаянно молилась: «Пожалуйста, Господи, подожди, пока мы довезем ее до дома. Пусть это случится дома, мирно и тихо».
— Ты хочешь поговорить со мной? — внезапно спросила меня мама. Ее голос был голосом совершенно незнакомого мне человека.
Сначала я не могла ответить на ее вопрос. Я посмотрела вниз, на руки.
— Я обо всем хочу поговорить с тобой, мама. Обо всем на свете, дорогая.
«Я бы хотела обсудить с тобой каждую мелочь и каждое великое событие моей жизни. Я бы всегда хотела рассказывать тебе обо всем, — думала я про себя. — Мне нужен твой совет на каждый случай: как воспитать мою дочь, твою первую внучку, которая пока слишком маленькая, чтобы запомнить тебя. Она будет вспоминать о тебе по моим рассказам. И больше всего мне хочется поговорить о том, каким образом я буду жить всю свою оставшу-
юся жизнь без тебя — моей единственной и самой сильной любви на свете».
Вот что я хотела ей сказать, но вместо этого убито молчала. Я понимала, что слова не смогут передать глубину моей любви к ней.
— Я все знаю, — сказала она невыразимо печальным тоном, словно прочла мои мысли.
Я посмотрела на нее и с удивлением обнаружила изменение в выражении ее лица. Необычно голубые и огромные глаза моей матери теперь были полны бледно-желтых слез умирающей женщины. Когда это случилось? Прошлой ночью? В последнюю минуту, когда я отвернулась в сторону? Это было ужасно — знать, каким живым, энергичным человеком она была, и видеть ее сейчас лишенной движения, лишенной жизни.
— Дело в том, что у нее сейчас начался новый приступ болезни, и в течение следующих двадцати четырех часов последует смерть, — сказал нам, опустив глаза, ее лечащий врач, когда мы прошлой ночью были в больнице. — Агония может проходить очень болезненно, — предупредил он нас, по-прежнему глядя в пол.
Мои сестры стояли рядом со мной, поддерживая за руки отца. Я прижала к груди свой ежедневник, в котором были записаны все наши вопросы к врачу. Неожиданно я поняла: все эти вопросы уже не имеют значения. И все же мой отец не выдержал:
— Она перенесет дорогу домой?
Врач посмотрел на моего отца таким взглядом, который я уже видела у него однажды. Это было десять месяцев назад, когда поставили диагноз. И после того как мы выслушали многословную речь, моя мать задала ему один-единственный вопрос. В комнате было так тихо, что мне казалось, будто я слышу биение своего сердца. Этот вопрос я помню как сейчас.
— У меня есть в запасе год? — спросила она.
И вот тогда врач ответил ей таким же затравленным взглядом.
К несчастью, он оказался прав, этого года у нее в запасе не оказалось. Конечно, этого было недостаточно для нас, чтобы осознать происходящее...
Мой отец испытующе посмотрел на врача. А потом он заговорил таким голосом, каким разговаривал двадцать лет назад, когда был красивым строгим человеком, а я была ребенком. Мне тогда казалось, что именно такой голос мог быть у Бога.
— Я договорился с частным водителем «скорой помощи», чтобы он доставил мою жену домой, как только она завтра проснется. Я думаю, вы будете там и отсоедините все эти проводки, чтобы она смогла ехать домой как нормальный человек. Человек, которого все любят.
— Да, конечно, конечно, — засуетился доктор.
Очевидно, он обрадовался такому исходу дела.
— Мы уже миновали мост, дорогая? — спросила мама, удивив меня своим живым интересом.
Я выглянула из окна и увидела знакомую местность. Мы пересекали дремлющий городок в восточной части Мэриленда, где мои родители поселились после выхода на пенсию. Я узнала нескольких соседей, вышедших из домов и стоявших в одиночестве. Они молча провожали взглядом нашу «скорую помощь». Они переживали за мою мать, как только могут переживать очень близкие люди. А ведь такими они и были, члены соседской общины.
Помню, как мама покидала свою теплую постель в пять часов утра и выходила во двор, обходила свой сад, полный цветов. И так каждое утро в течение того времени, когда ей делали химиотерапию. Она даже придвинула кровать к окну, чтобы видеть берег моря. Нет, все же старые люди сделаны из стали.
— Мама, мы почти приехали, едем через город.
«Скорая помощь» медленно ехала по пыльной неширокой дороге. Вскоре я увидела моих сестер и отца, поджидавших нас на пороге дома. Их печальный вид тронул меня до слез, и я не выдержала.
Господи, а она-то как должна чувствовать себя, глядя на наши лица. Я бросилась из машины, как только открылись дверцы, и вдохнула всей грудью влажный воздух.
У меня сохранились весьма смутные воспоминания о первых часах, когда мама вернулась домой. Однако дома дела пошли совершенно не так, как предсказывали врачи. Тем вечером она удивила нас, мы даже не могли поверить в это чудо — она сама ходила. А утром, проснувшись, она встала с кровати и приготовила всем нам утренний кофе.
— Прошлой ночью со мной были четыре ангела, — провозгласила она торжественно, ее голос звучал таинственно и светло.
Мы с сестрами одновременно улыбнулись, подумав об одном и том же. Ангелы мы или нет, но мы были готовы отдать свои души, свою жизнь за нее.
— Нет, — увидев выражение наших лиц, проговорила она. — Четыре ангела приходили ко мне этой ночью, и каждый из них держал один конец простыни, которая располагалась надо мной в нескольких дюймах.
Она задумчиво посмотрела куда-то вдаль. Мой отец виновато отвел взгляд, но мы с сестрами неотрывно смотрели ей в глаза, веря каждому ее слову.
— И они до сих пор ждут меня. Они сказали, что я должна верить и терпеть, потому что у меня еще осталось немного времени и я могу еще пожить. Не думайте, я знаю все, что предсказали мне врачи. Но вы должны слушать меня, потому что так мне сказали ангелы. А теперь давайте-ка составим планы на ближайшее время.
И мама попросила нас дать ей чистый листочек, где она запишет свои желания. Взять новую лодку и всей семьей покататься по небольшой речке. Увидеть еще раз внучку. Организовать маленькую вечеринку, чтобы отблагодарить лучших друзей. Скромные желания. И все же еще день назад мы и представить не могли, что она на такое способна.
Мои сестры составили список покупок для праздничного обеда, а я последовала за матерью в ее комнату.
— Мам, — начала я, не зная еще, что сказать.
Она накинула на голову потрясающий яркий шарф и посмотрела на меня понимающим взглядом.
— Дорогая, это был не сон. Это было даже не видение. Это случилось на самом деле. Они были здесь так же точно, как ты сейчас стоишь передо мной. И еще... — Тут она указала на Дэнни, нашего старенького золотистого ретривера, который лежал на своем любимом месте, в уголке кровати. — Ему пришлось подвинуть одного из ангелов чуть в сторону, чтобы было где лечь. Я сама это видела. Дэнни отодвинул ангела своим носом, чтобы лечь на кровать.
Мы оба посмотрели на собаку, чьи круглые карие глаза смотрели прямо на меня. Он гордо поднял голову, словно бы сознавал важность данного момента и был рад подтвердить историю моей мамы.
— Итак, у тебя еще есть время слетать в Калифорнию и привезти мою внучку, чтобы я в последний раз могла на нее взглянуть.
Я зарылась лицом в шерсть собаки, чтобы скрыть свою печаль, и внимательно слушала все пожелания на столь короткий отрезок жизни. И все же, как бы мало ни осталось, это была жизнь. Я всегда знала, что если Господь и берет животных на.небеса, то это непременно должны быть золотистые ретриверы. Рассказ матери лишний раз подтвердил мои предположения.
— Ангелы сказали мне, что Господь ждет меня, — проговорила она. — Но он дал мне право самой выбрать час своего ухода.
Так и произошло. Следующие несколько недель мама принимала гостей, устраивала вечеринки и праздничные обеды, хотя и была одета в свой обычный домашний халат. У нее дома побывали все члены общины. Даже сам глава администрации города перешагнул через спящего на коврике ретривера, как будто это было для него обычным делом. Она плавала с отцом на новехонькой лодке по нашей спокойной реке в самый безветренный день. И она увидела мою дочку еще раз и услышала радостный смех двухлетней малышки. Складывалось впечатление, что смерть
не коснулась ее. Были и другие скромные радости. Нет, для нас они оказались самыми большими на свете. И каждая из них — особый подарок нам от самого Господа Бога. Исполнение молитв.
А потом, шесть недель спустя, мама выбрала час своего ухода. Она была дома, спала на своей кровати, держа за руку отца. Я не знаю наверняка, но думаю, что в тот час сам Господь был где-то неподалеку. И еще больше я уверена в том, что где-то рядом с мамой стояли те самые особые друзья, которых могли видеть только она и наш золотистый ретривер. Они вернулись специально для того, чтобы встретить ее.
Жаклин А. Горман
8
ОТПУСКАЯ РОДНУЮ ДУШУ...
То, что мы отпускаем, неизменно возвращается к нам.
Генри Уодсуорт Лонгфелло
РЕШАЮЩИЙ ГОЛ ДЛЯ МАМЫ
В 1990 году заканчивался мой пятилетний контракт с бейсбольной командой «Кардиналы Сент-Луиса», и у меня появился шанс перебраться поближе к Нью-Йорку. Моей матери Грейс поставили страшный диагноз — рак груди. Она жила на Лонг-Айленде, и мне хотелось проводить с ней больше времени. Мое желание исполнилось, когда я подписал контракт с командой из Филадельфии на сезон 1991 года. Наш дом находился в трех часах езды от Филадельфии.
Мои игры продолжались, а маме становилось все хуже. Болезнь прогрессировала, и по всему было заметно, что пожилая женщина долго не продержится. Мы с моей невестой даже поженились на четыре месяца раньше, чем планировали, чтобы мама успела порадоваться за нас.
Вскоре я почувствовал, что играю все хуже. После некоторого перерыва я стал выходить на поле реже, да и в тех редких играх, когда мне приходилось выступать, я не блистал. На протяжении шести недель я пропустил восемнадцать подач подряд. На меня навалилась предательская жалость к себе, стало грызть отчаяние.
Неожиданно все изменилось в конце сентября в игре против команды «Атланта брэйвс». В тот замечательный воскресный день в Филадельфии мы играли как резвые подростки. Еще бы, кто не захочет выиграть? Счет был 4:4, и я сражался с одним из лучших игроков лиги, самим Марком Уолорсом. Я очень хотел, чтобы мы выиграли.
Я забил два мяча и вывел команду вперед. Затем сплоховал два раза, попытавшись обойти противника. Удивительно, но после этих двух неудачных попыток мой бойцовский дух поднялся до небес и направил меня к победе.
Счет снова сравнялся. Я вышел вперед, приготовившись к отражению удара противника. Я отбил мяч так, словно вложил в это движение всю свою физическую силу и духовную мощь. Вот был удар так удар!
На трибунах раздался громкий крик моих болельщиков, и я вдруг почувствовал, как сильно забилось у меня сердце. Было такое впечатление, что оно сейчас выпрыгнет из груди. Что это было за чувство!
Две недели спустя я смог навестить маму. Мне просто не терпелось показать ей видеозапись с моим решающим ударом. Но, зайдя в комнату, я вдруг увидел ее и понял, в каком она состоянии. Мне показалось тогда, что этот визит может оказаться последним. Возможно, сейчас я вижу ее в последний раз.
Видеозапись я смотрел впервые, поэтому не имел никакого представления, как будет комментировать игру комментатор. После того как я отбил решающий мяч, комментатор Гарри Калас объяснил, что такой удар он видит у меня впервые за шесть долгих недель. Мы с мамой взялись за руки и слушали продолжение рассказа Гарри.
— Джон Моррис во второй половине этого сезона борется не на жизнь, а на смерть. Поприветствуем его стремления.
Слезы навернулись на глаза — и на мои, и на мамины. Шел замедленный повтор моего удара, в течение которого комментатор полушепотом вещал с экрана:
— Мама Джона долгое время болела... — Мяч достиг моего ботинка. — И вот этот удар был, возможно, для мамы.
Мы с мамой не выдержали и разрыдались. Она обняла меня так крепко, как только могла, и прошептала мне на ухо:
— Я люблю тебя, сыночек, и очень горжусь тобой. Я очень скучала по тебе.
Сезон заканчивался в последнюю неделю сентября. Неожиданно меня известили, что мама ушла в мир иной именно в эти выходные. Я вспомнил тот воскресный день, когда мы были с ней вместе. Словно бы уже тогда я знал о ее близкой кончине. Да, этот сезон завершился, и пусть он останется в моей памяти таким как есть.
Джон Моррис
ВСПОМНИ НАШИ ДНИ
Когда один из нас уйдет,
Не плачь и не грусти.
Ты просто вспомни наши дни —
Дни счастья и любви.
Красивые слова этой песни кружились в моей голове как запись, конца которой нет. Я встала с кресла и подошла к окну. Близился рассвет, и электрические огни ночного города погасли. Начинался новый день. Жизнь вокруг меня продолжалась. Но в этой комнате она словно бы подошла к черте и замерла.
Здесь было очень тихо. И слышалось лишь слабое треньканье прибора жизнеобеспечения. Я подошла к кровати и поправила одеяло, которым было накрыто хрупкое тело, погладила серебристые волосы, собранные в тугой пучок. Я буквально видела, как постепенно из этого тела уходит жизнь. И ничего не могла сделать, чтобы этому воспрепятствовать.
Вдруг мне послышалось, как кто-то вошел в комнату. Проходила смена персонала, это вошла новая медсестра. Вот уже дневной свет залил комнату, проникнув сквозь прозрачное стекло. Да, эту ночь мы прожили. Что готовит нам грядущий день?
Я внимательно смотрела на женщину, которая так много сделала для меня в этой жизни. Сколько всего мне хотелось ей сказать. Рассказать ей о том, о чем я никогда не могла говорить прежде, но за что всегда была благодарна. И все
же, несмотря на мое молчание, она всегда знала о моей благодарности. Но именно в этот час мне надо было в этом удостовериться. Мне надо было с ней поговорить.
Я чувствовала себя смущенной. Как же произошло, что из того, о ком заботятся, я превратилась в того, кто заботится? Все случилось так неожиданно, что я и не заметила. Эта женщина вырастила троих детей одна, потому что в молодости рано овдовела. Именно эта женщина научила меня добиваться всего того, о чем я мечтала. Она делила со мной все радости и печали, мой смех и мои слезы. Ее характер по твердости мог сравниться разве что с камнем. Она всю жизнь поддерживала меня. И теперь жизнь повернулась так, что поддерживать ее следовало мне.
Я с горечью посмотрела на новенькие белые бинты на ее руках. Она открыла глаза и улыбнулась мне. Ох, какими были ее глаза! Сотни раз я видела этот взгляд у своих детей, взгляд, который говорил: «Мне страшно, пожалуйста, защити меня».
Она снова закрыла глаза и заснула. Я отошла от кровати и присела в кресло. Мне надо взять себя в руки. Я так сильно сконцентрировалась на собственных эмоциях, что даже не заметила, как изменилось ее дыхание. Оно замедлилось и почти исчезло. Наконец я поняла, что здесь что-то не так, и побежала за медсестрой. Она лишь подтвердила мои опасения.
Я стояла у кровати и держала руку, которая так часто в былые дни сжимала мою. Я не была готова отпустить ее навсегда.
Медленно мама открыла глаза. Она посмотрела на меня с мудрой улыбкой и прошептала, еле шевеля губами:
— Я люблю тебя.
И с этими словами она затихла.
Я стояла рядом еще несколько минут, не в силах сдвинуться с места. Мне было невыразимо одиноко и страшно. Слезы катились по моим щекам. Мне так не хватало ее объятий и ласковых слов, которые всегда меня вдохновляли. «Она просто уснула», — упрямо твердила я себе. Прекрасное лицо, на котором всегда отражалась то радость, то печаль, теперь было удивительно спокойно.
Все закончилось. Больше я ничего не могла сделать. Я вышла из комнаты и зашагала по коридору, где жизнь шла своим чередом. И снова у меня в голове зазвучала нежная мелодия:
Ты просто вспомни наши дни —
Дни счастья и любви...
Я люблю тебя, мама.
Почему-то я была уверена — она это знает.
Виктория А. Лапикас
МАМИН ЮБИЛЕИ
Когда я перестала смотреть на маму глазами ребенка, я поняла: именно эта женщина помогла мне найти себя.
Нэнси Фрайди
Прошло уже пять лет с того грустного дня, когда мы отмечали восьмидесятилетний юбилей моей мамы. В тот день она чувствовала себя прекрасно, а выглядела еще лучше. Она сидела в кресле в гостиной и любовалась гостями. И вдруг просто закрыла глаза и тихо отошла в мир иной.
Ее смерть меня потрясла, и я тщетно пыталась заполнить ту пустоту, которая образовалась в моей душе после ее смерти.
Для меня мама была важнее всех в жизни. Она значила для меня больше, чем обычно значат в жизни других людей их матери. Помню, как обычно она выглядывала из окна своей машины и устраивала целые лекции о вреде курения для подростков. А если заставала нас, когда мы смотрели по телевизору рок-концерты, то фыркала и спрашивала:
— И что за ерунду поют эти ребята?
Она всегда была полна энергии и жизненной силы. Она была смелой и честной. Но самое главное — в ней было сострадание. На протяжении почти тридцати лет они с тетей Грейс владели летним лагерем для девочек. Для них было истинным наслаждением наблюдать, как эти юные создания растут и меняются каждый день, наполняясь радостью и силой. Вышла замуж она поздно и быстро развелась, сильно переживая по этому поводу. Но двоих детей
растила с радостью и без оглядки на прошлое. С ней нам было спокойно и радостно. Мы чувствовали себя любимыми, как никто другой.
— Будьте внимательны к тому, о чем просите в молитве, — сказала она нам однажды. — Я молилась о детях всю свою сознательную жизнь. — Туг она сделала многозначительную паузу. — Я никогда не просила о добром муже.
Она виновато опустила глаза.
За месяц до дня рождения мамы мы с сестрой Нэнси разговаривали со своими мужьями по поводу этого грандиозного события. И кто-то из нас тогда предложил:
— А давайте отметим его не в октябре, а в декабре, когда вся семья сможет собраться вместе? Может, двадцатое число подойдет?
Поскольку в запасе у нас было еще восемь недель, я успела всем разослать приглашения.
В настоящий день рождения, 26 октября, моя сестра прислала маме кольцо с ярким камнем, которое принадлежало нашей бабушке. Этот подарок восхитил ее. Я подарила ей часы с огромным циферблатом, специально для ее зрения, и шелковую блузку с воротником-стойкой.
— Я надену ее на свой юбилей в декабре, — решила она. Прошли и октябрь, и ноябрь. Приближалось 20 декабря.
Нэнси и ее семья прилетели к нам из теплой Флориды. День рождения мы должны были отмечать у меня дома, и в знаменательное утро моя семья поднялась рано. Мы разговаривали и весело смеялись, когда чистили серебряные ложки и вилки, мыли хрустальные бокалы и готовили пунш. Снег валил всю ночь, и теперь мы могли наблюдать из окна волшебную красоту зимы.
Около двух часов дня сестра позвонила маме предупредить, что я скоро заеду за ней.
— Я как будто невеста, — сказала она Нэнси по телефону. Да она и выглядела так в своей новой блузке с воротником-стойкой. Ее лицо сияло от радости.
Прибыв домой, мы зашли в гостиную вместе с ней, все повернулись к нам и захлопали.
— О, — растроганно проговорила она, склонив голову от смущения.
Пришло время для пирога и поздравлений. Мы собрались в столовой. Во время тоста я прочитала документы, которые недавно выудила из глубины ее ящика. Они были написаны ее отцом, который умер уже тридцать лет назад.
Здесь были маленькие конвертики, собранные в кожаной сумочке, на которой мелким почерком дедушки было написано: «Расчеты Кэролайн со временем». Каждый конвертик содержал в себе когда-то по пять долларов и записку, в которой отмечался очередной важный этап в жизни мамы (первый шаг, первый класс школы и др.).
Еще здесь было письмо, которое отец написал ей, когда она училась в колледже, накануне ее двадцатилетия. «Как это здорово, когда тебе двадцать лет! — писал он. — В этом возрасте я был полон надежд и мужества, которые, слава Богу, не покидали меня никогда. В моей жизни было много хорошего, но самое большое счастье для меня — это ты...»
Когда я читала, то заметила, как слезы текли по щекам мамы. Я закончила тост, и все подняли бокалы. Мама повернулась к своей сестре и сказала:
— О, Грейси, ты чувствуешь это? Было такое впечатление, словно он находится в этой комнате вместе с нами.
Да, возможно, так оно и было, потому что двадцать минут спустя она оставила нас и присоединилась к нему. Она сидела в своем любимом кресле в моей комнате, разговаривала и держала в руках тарелку с пирожными. Потом закрыла глаза — и ее не стало. Так странно и легко.
В год, который последовал за этим событием, я очень устала. Я представляла себе, как все мои самые любимые люди умирают, прямо у меня на глазах. Я запустила свои дела и долго горевала. Дождливым апрельским днем в приступе отчаяния я взяла с собой троих детей, и мы пошли на могилу моей матери.
Снег растаял, и земля на несколько сантиметров осела, но могила выглядела аккуратной. Мы примостились на скамеечке, и я заплакала. Потом мы поехали в парк, чтобы как-
то поднять настроение. В парке мы бросили монетки в фонтан и загадали желания.
— Хочу, чтобы бабушка была счастлива там, где она сейчас, — сказала моя младшая дочь.
— А я знаю, что бабушка сейчас счастлива, поэтому я хочу, чтобы мы были счастливы тоже, — сказала ее старшая сестра.
— А я просто бросил свою монетку и ничего не загадал, — грустно проговорил их трехлетний братик...
Прошло время, а время, как известно, лечит. Как-то я вспомнила о словах, сказанных мамой за месяц до смерти. Вот как это было. Однажды вечером, за несколько недель до вечеринки, мы разговаривали по телефону о вещах незначимых, но приятных. Вдруг ее тон изменился, и она сказала:
— Ты такая добрая, Терри, такая отзывчивая. Ты вносишь свет в жизнь других людей.
Здесь я ее прервала:
— Но, мама! Это ты не обо мне говоришь, а о себе.
Может быть, она пыталась в последний раз сказать нам
о том, что считала главным в жизни? Или же передать нам свой дар творить добро? Я не знаю. И никогда уже не узнаю. Но хотя пустоту в моей душе уже никто и ничто не заполнит, я чувствую, что стала смотреть в будущее гораздо смелее, чем раньше.
Теперь я вспоминаю ее последний день рождения не как злую насмешку судьбы, а как праздник, посвященный всей ее жизни. Рядом с ней были все, кого она любила. И это было ее прощание с нами и с миром.
Теперь каждый день я ношу ее часы с огромным циферблатом и рассказываю ее истории.
— А знаешь, ты так похожа на свою маму, — все чаще и чаще говорят мне люди.
«Куда уходят наши любимые после смерти?» — часто спрашиваем мы себя. И, конечно, не знаем наверняка. Но я чувствую, что женщина, давшая мне жизнь, всегда где-то рядом. В моем сердце. В улыбках моих детей. Иногда мне кажется, я вижу ее в зеркале. Что она — это я.
Терри Маротта
РЕБЕНОК БЕЗ МАТЕРИ
Только тогда, когда у меня появился первый ребенок, я поняла, как сильно меня любила моя мама.
Из «Букета высказываний — для мамы»
Смерть моей мамы была быстрой и жестокой. Она в пятницу подхватила вирусную инфекцию и скончалась в понедельник утром. Я даже не успела попрощаться с ней. Мы не были готовы потерять ее так быстро. И потом, как вы объясните смерть мамы маленькому ребенку двух лет? Я спросила отца, как я тогда отреагировала на это изменение нашей жизни.
— Ты была совсем маленькой, и тебя можно было отвлечь, — объяснил он.
Его быстрый ответ подсказал мне, что в то время он не обсуждал со мной смерть мамы. И теперь говорил об этом лишь потому, что я настояла.
Почти у всех моих любимых сказочных героев не было мамы: у Золушки, Бэмби и Белоснежки. Маленькая Анни была сиротой. Дороти вырастила ее тетя Эм. Отсутствие матери делает героев более мужественными и в то же время вызывает у детей-читателей сочувствие и любовь к ним. Поэтому сказочники часто делают своих героев сиротами. Да, когда я была маленькой, то очень любила своих сказочных друзей, не потому, что они были покинуты и их было жалко, а потому, что у меня с ними было что-то общее.
Женщины, которые выросли с мамами, ожидают от меня признания горечи и сожаления, которые, по их мнению, я
должна испытывать, Они хотят увидеть во мне развившиеся комплексы, потому что я росла без материнской ласки и некому было наставить меня на правильный путь. Однако на самом деле я вовсе не была так одинока, как мои сказочные герои. Благодаря моей бабушке, тетям, сестрам и папе ужин меня ждал всегда вовремя. Волосы мои были заплетены в тугую косу. Мне читали нотации и наставления. И кто-то в свое время мне объяснил, что же такое продается в автоматах в женских, туалетах. Я не чувствовала себя обделенной любовью. Ко мне всегда хорошо относились в детстве. В конце концов, я была ребенком, а дети слишком сконцентрированы на себе и своих маленьких нуждах.
Когда я пошла в школу, я уже понимала, как можно использовать тот факт, что я жила без матери. Это печальное обстоятельство делало меня какой-то особенной, отличающейся от всех остальных. Узнав о том, что я расту без мамы, няньки и учителя относились ко мне совершенно по-другому, чем к другим девочкам. К тому же я могла отлично влиять на отца, если он поздно забирал меня из детского сада или из школы. Я всего лишь говорила:
— Вот если бы была жива мама, она пришла бы вовремя.
И во времена моей бесшабашной юности мне часто приходилось выслушивать жалобы моих подружек на своих мам. На что я непременно отвечала:
— Ну, у тебя хотя бы есть мама!
Став взрослой, я спокойно воспринимала свою жизнь без матери, это было не так уж трудно. Именно поэтому я удивилась, что начала скучать по маме, когда родился мой сын. И вовсе не потому, что мне нужна была ее помощь или совет. С рождением Джейкоба я поняла, что мать может дать своему ребенку. Я поняла, что такое быть мамой. Ко мне пришло понимание силы любви, той любви, о, которой я до сих пор и не подозревала. Тогда я поняла, по чему скучала и чего желала, но никогда не могла облечь в слова.
Я внимательно наблюдала за сыном, когда ему исполнилось два годика и пять дней — тот самый возраст, когда у меня умерла мама. Я пыталась понять, как ее смерть подей-
ствовала на меня. Я пыталась вспомнить, что значит быть ребенком и видеть, что центр твоей жизни исчез. Но я так и не смогла этого вспомнить в полной мере. Специалисты называют это досознательной памятью: это мысли и чувства, которые не может описать взрослый, потому что они пришли к человеку еще до того, как он научился говорить. Итак, я не смогла вспомнить прошлое. Поэтому я сконцентрировалась на своих отношениях с Джейкобом. Эти отношения были «мать — сын», а не «сын — мать». Я смотрела, как его малюсенькие пальчики ложатся в мою ладонь, и вдруг поняла, что когда-то и моя мама так же держа/т меня за руку. Я научила его нашему «тайному пожатию» — три раза сжать ладонь и прошептать: «Я люблю тебя». Этому я научилась у своей бабушки. Возможно, она и мою маму научила и мама тоже сжимала мою ручонку. Я думала о том, как я успокаиваю Джейкоба, когда он плачет. Смотрю, как он смеется, когда я кладу ему в ротик сладкую ягодку. Все, что я делаю по отношению к Джейкобу, делала мама по отношению ко мне.
Впервые в жизни я подумала о моей маме как о женщине, которая любила свою дочь с такой силой, с какой я люблю своего ребенка. И вот тогда я заплакала. Это было настоящее очищение. Я плакала по женщине, которую у меня забрали, когда я была ребенком. Я плакала по маленькой девочке. Мне хотелось обнять ту девочку и рассказать, как мне ее жалко, и утешить. Я хотела помочь ей понять, как сильно любила ее мать. И та пустота, которую я пыталась заполнить работой, любовниками и. рискованными занятиями, начала постепенно заполняться. Но все равно эта рана до конца не заживет. Я знаю это.
Теперь, когда я читаю Джейкобу сказки на ночь и смотрю вместе с ним детские фильмы, я все еще чувствую симпатию к тем героям, которым пришлось жить одним. Но я также понимаю теперь, как это ужасно для ребенка — не иметь матери. Этому меня научил мой ребенок.
Джейн Керби
РОБИН
Я не печалюсь, что ушла наша любимица,
ведь мы с ней вместе жили на земле,
она всегда была окружена любовью.
Слезы здесь ни к чему,
ведь это счастье —
что мы с ней вместе жили на земле.
Послание Бушам от друга после смерти Робин
Нашему сыну Джебу было всего несколько недель, когда наша дочка Робин проснулась однажды утром и сказала:
— Я не знаю, что делать этим утром. Я могу выйти и лечь на траву и наблюдать за машинами или могу остаться в кровати.
Мне показалось, что от трехлетней девочки как-то странно слышать такие слова, и я решила, что она подхватила грипп. Я повела ее к нашему педиатру, доктору Дороти Уайвелл. Она осмотрела Робин, взяла на анализ кровь и сказала, что позвонит, когда будут готовы результаты. Она предложила в следующий раз прийти к ней без девочки, но с мужем, Джорджем Бушем. Это прозвучало несколько зловеще, как мне показалось, но я не слишком обеспокоилась. Конечно, Робин была какой-то вялой, но ведь она все же чувствовала себя хорошо, так что особых причин тревожиться за нее не было.
Доктор Уайвелл позвонила нам, и мы с Джорджем встретились с ней. Дороти не стала обманывать нас и прямо сказала, что у Робин лейкемия. Никто из нас ничего не знал об этой болезни, поэтому Джордж спросил доктора, каким дол-
жен быть следующий шаг — как надо лечить ее? Она немного рассказала нам о красных и белых кровяных тельцах и как можно тактичнее сообщила о том, что это заболевание неизлечимо. Ее совет ограничился тем, что будет лучше, если мы напрочь забудем о болезни и постараемся жить спокойно, радуя и любя ее, чтобы облегчить ей переход в иной мир. Доктор также сказала, что это случится очень скоро, буквально через несколько недель. Джордж попросил ее поговорить с его дядей, врачом Джоном Уокером, который работал в Мемориальном онкологическом центре Слоуна и Кеттеринга в Нью-Йорке. Она с готовностью согласилась. Дядя Джон подтвердил, что у Робин мало шансов выжить, и единственное, что мы можем сделать, — это наполнить радостью ее последние дни. А врачи постараются продлить ее жизнь, насколько это в их силах.
На следующий день мы с Джорджем полетели в Нью-Йорк и поместили Робин в клинику. С этого момента начался наш кошмар, и в то же время мы начали понимать, что счастливее многих других. Мы встретили там людей, у которых был только один ребенок. У нас же было трое. Мы встречали людей, которые не любили друг друга. Мы же любили друг друга очень сильно. У нас была самая лучшая, самая крепкая семья и друзья, которые помогали нам.
А главное, мы верили в Бога. Это привносило в нашу жизнь огромное облегчение и радость, и тогда, и теперь.
Робин вела себя замечательно. Она никогда не спрашивала, почему это случилось именно с ней. Она с радостью проживала каждый день, дарованный ей Господом. Она была любящей и милой, нестроптивой и добродушной.
Я решила, что вокруг умирающей Робин не будет слез и рыданий. Мне не хотелось лишний раз пугать девочку. Бедный Джордж испытывал муки ада, он не мог смотреть на нее во время переливания крови и выходил из палаты.
Способы лечения, которые предлагала медицина, вызвали другие неразрешимые проблемы, и наша девочка впала в кому. Ее смерть была очень тихой. Вот одна минута — она здесь, а другая — и ее нет. Мне казалось, я видела, как душа
уходит из ее маленького тела. В последний раз я поправила ее волосы, в последний раз мы обняли нашу маленькую девочку. Никогда прежде я не чувствовала так близко присутствие Господа Бога, как в тот момент.
В 1992 году после смерти матери Джорджа мне передали конверт, подписанный его именем. В него было вложено вот это письмо, которое Джордж написал своей матери вскоре после того, как умерла наша Робин. Это письмо все эти годы хранилось у нее.
«Дорогая мама!
Я тут написал несколько слов по поводу дорогой нашему сердцу девочки. Вчера я возвращался домой — поздно ночью — и сказал себе: «Ты мог бы сходить этим вечером на Гринвичское кладбище...» Эта мысль молнией пронзила меня, но на самом деле я не почувствовал за собой реальной вины. Я уже привык думать о Робин как о части нашей жизни, живой части жизни наших детей, меня и Барбары.
Мы часто размышляем с Барбарой, как долго это будет продолжаться. Мы думаем, что все равно будем ощущать ее близость, даже когда нам исполнится по восемьдесят лет. Как ты думаешь, не прекрасно ли это — в восемьдесят лет иметь красивую трехлетнюю дочку?.. Да, она больше не вырастет... Она всегда будет с нами как самая живая часть нашей повседневной жизни. Я иногда задумываюсь, честно ли с моей стороны по отношению к нашим мальчикам и друзьям выставлять портрет Робин, который так мне нравится, но тут берет свое родительский эгоизм, потому что каждый раз, как я сажусь за стол при свечах, я почему-то не могу не смотреть на этот портрет, который ты подарила. Он каким-то образом делает ее присутствие зримым и более ощутимым. Мы по-прежнему любим ее.
И это письмо... своего рода исповедь тебе, моей маме, от ее маленького сына, который, согласись, и не такой уж маленький теперь, но который все так же близок тебе. Просто когда мы становимся старше, то почему-то боимся признаваться родным в наших самых лучших чувствах.
Ну вот, теперь о нашем доме. Повседневная жизнь, четыре мальчика, они растут и учатся, взрослеют. Счастливые голоса слышны в нашем доме... Но знаешь, нам хочется порой, чтобы среди джинсов мелькала накрахмаленная юбочка, а среди вихрастых головок — ангельские кудряшки. Нам не хватает кукольного домика напротив крепостей, ракет и тысячи бейсбольных мячей. Нам нужен кто-то... кто бы мог спеть потрясающе тоненьким голоском детскую песенку.
Нам нужен настоящий ангел на Рождество, которому не надо гримироваться.
Нам нужен кто-то, кто боялся бы лягушек.
Кто-то, кто заплачет, когда я буду сердиться.
Нам нужен кто-то, кого бы мы могли поцеловать, как нашу сладенькую ягодку.
Нам нужна девочка.
У нас она была когда-то — шалила и плакала, играла и делала все, что ей угодно, как все остальные. Но в ней была при этом невыразимая нежность.
Она была такой терпеливой и не вырывалась из родительских объятий, как другие.
Она приходила ко мне по утрам и забиралась под одеяло, чтобы прикорнуть рядом.
Не будила меня, не расталкивала, не сопела над ухом.
Нет, она просто стояла рядом с нашей кроватью до тех пор, пока я не почувствую ее присутствие. Молча сворачивалась калачиком, касалась своими шелковистыми локонами моей груди и засыпала.
Ее мирный сон делал меня сильным и уверенным.
Слова «мой папочка» она всегда произносила с необычайно нежным выражением в голосе. «Привет, па!» мне тоже нравится, хотя заучит совсем по-другому.
Но она по-прежнему с нами. Мы не можем коснуться ее и все же чувствуем, что она здесь, рядом.
Мы надеемся, что в нашем доме она будет жить еще долго-долго.
С любовью, Джордж».
Мы с Джорджем теперь сильнее любим и ценим каждого из наших детей. Робин живет в наших сердцах, памяти, делах. Я больше не оплакиваю ее. Она — счастливая, яркая часть нашей жизни.
Мы с Джорджем были двумя самыми счастливыми людьми на свете, и когда все на свете проходит, остается вера, семья и надежные друзья. Мы были на самом деле самой благословенной семьей, и мы знаем это.
Барбара Буш
ПОЗВОЛИТЬ УЙТИ
Я сгибаюсь, но не ломаюсь. Жан де Лафонтен
Шел январь 1991 года. Жизнь была прекрасна. Дети росли здоровыми.
30 января моему сыну Шейну исполнилось двенадцать лет. У нас сложилась традиция: именинник должен был выбрать, где отметить торжество — дома или в любимом ресторане. Шейн выбрал «Красный лобстер». Он заказал крабов. Официанты пропели: «С днем рождения». Его это немного смутило, но понравилось. Моя дочь Николь извинилась перед Шейном, что не успела приготовить подарок.
— А хочешь покататься на лыжах со мной и Джой в эту субботу? — спросила она.
Глаза Шейна загорелись, такие предложения от четырнадцатилетней сестры поступали не так уж часто.
Дома тем вечером он подсел ко мне, пока я готовилась ко сну, расчесывая волосы. Он открыл мою коробку с драгоценностями и взял оттуда маленький золотой крестик, тот, который мне подарил его отец, когда мы с ним расстались.
— Могу я это взять? — спросил он.
— Конечно, дорогой, — ответила я.
В ту пятницу, накануне знаменательной лыжной прогулки, Шейн остановил меня на кухне, отвернул ворот теплого свитера и указал на крестик, висевший у него на груди.
— Теперь Господь со мной, — тихо сказал он.
Тем вечером мне с трудом удалось заснуть. Не то чтобы меня мучили дурные предчувствия, но почему-то думалось о том, что мы могли бы побольше общаться друг с другом. Я не знала, что конец придет так скоро и что я погружусь в самый ужасный кошмар, который только может выдержать мать. К тому же этот кошмар коснется сразу двоих детей.
— Будьте дома к шести! — прокричала я вслед ребятам тем самым субботним утром, когда они отправились кататься на лыжах. Николь обещала, что они вернутся вовремя.
То был странный день. У меня было такое впечатление, что я чего-то жду, только не знаю, чего конкретно. В восемь вечера детей все еще не было. Я беспокойно слонялась по дому, когда вдруг в девять часов раздался телефонный звонок.
— Миссис Битти? — спросил незнакомый мужской голос. — Я из патрульной команды лыжной базы. Ваш сын получил серьезную травму. Он сейчас без сознания, но я уверен, что с ним все будет в порядке. Пока что ждите дома. Мы вам скоро позвоним.
Через пятнадцать минут снова зазвонил телефон.
— Ваш сын все еще без сознания, — сказал мужчина. — Мы везем его в больницу.
«Так, спокойно, — сказала я себе. — Поезжай в больницу, и там ты увидишь сына. Просто будь рядом с ним. Все будет хорошо».
В приемном покое меня встретила медсестра. Она посмотрела на меня как-то странно, взяла за руку и отвела в небольшую комнатку.
— У вас есть кому позвонить? — тихо спросила она. Эти слова разбили мне сердце. Я поняла, что она имеет в
виду.
Вскоре я узнала, как все произошло. Весь день они катались на лыжах со склона, но потом Шейн решил напоследок прокатиться с горы, с которой могли кататься только настоящие горнолыжники. Он уговорил одного из друзей Николь пойти вместе с ним.
Вот оба достигли вершины, и Шейн прокричал:
— Давай покажем им!
Он оттолкнулся палками и поехал. На сложном повороте он упал, потом поднялся, хотел снова ехать — и тут был сбит другим лыжником. Он снова упал. И на этот раз не смог пошевелиться.
Первую помощь ему оказали сразу же. Попробовали искусственное дыхание — не помогло. Тогда вызвали «скорую».
— Помогите ему, это мой брат! — кричала Николь врачам. Врач стал освобождать мальчика от лишней одежды и
попытался разорвать цепочку, на которой висел крестик.
— Оставьте это, — попросила Николь.
Они закрыли двери «скорой помощи» и укатили вниз, где располагался медпункт.
В больнице я поговорила с врачом. Он сказал мне что-то насчет повреждения мозга, возможности опухоли. Нужны более сложные анализы.
Все выходные я молилась о чуде. Иногда я не могла находиться в палате Шейна. Мне казалось, еще чуть-чуть — и я сойду с ума. Жужжал аппарат искусственного дыхания, подавая воздух в легкие моего мальчика. Я держала его руку, потихоньку сжимая пальцы. Он не двигался.
Помню, несколько недель назад, когда мы катались на санках все вместе, Шейн врезался в дерево и перевернулся, упав на землю. Я подбежала к нему и, задыхаясь, крикнула:
— Шейн, с тобой все в порядке?
Он тут же поднялся, улыбнулся и лукаво спросил:
— Ага, испугалась?
— Не смейся так надо мной, — сказала я обиженно. — Если с тобой что-нибудь случится, я не переживу. Ты хоть понимаешь это?
Он уже серьезно посмотрел на меня и сказал, что понимает.
Теперь же мне ужасно хотелось, чтобы он вот так же сел, улыбнулся и спросил: «Ага, испугалась?»
На третий день доктора известили меня, что им придется выключить систему жизнеобеспечения. У Шейна отказали почки. И весь организм не работал. Медицина была бессильна что-либо изменить.
Я закричала:
— Проклятие! Вы не понимаете, — это же мой мальчик! И пнула дверь ногой с такой силой, с какой только могла. Друзья Шейна, друзья Николь и члены семьи пришли
попрощаться с Шейном. Когда они вышли, я зашла к нему. Я отстригла прядку волос и коснулась его ножек. Я всегда любила его маленькие ножки. Так я и держала его до тех пор, пока врачи не выключили аппарат искусственного дыхания.
— Я люблю тебя, — проговорила я. — Всегда любила. И всегда буду любить.
Когда они выключили машину, поток воздуха вырвался из его легких, как настоящий выдох, и все было кончено.
Выйдя из палаты и покинув больницу, я поняла, что сделала самый тяжелый в своей жизни шаг.
На похороны Шейна мы надули много разноцветных шариков. Маленькие дети всегда любят шары. Иногда, когда мои дочь или сын случайно упускали шар в воздух, я утешала их так:
— Все в порядке, не плачьте. Господь поймает ваши шары, и они будут вас ждать на небесах.
В тот февральский день небо было наичистейшим. Поэтому воздушные шары поплыли в небо, и мы наблюдали за ними до тех пор, пока они не растаяли в вышине.
Я ужасно скучала по Шейну. Мне не хватало его присутствия, его голоса, прикосновений. Иногда ночами я лежала с открытыми глазами до утра, пытаясь проникнуть через ту грань, которая разделяет наш мир и мир потусторонний. Но Шейн исчез навсегда. Навсегда. Моя жизнь теряла смысл.
У Николь тоже был не лучший период. Иногда мы плакали вместе, но все чаще мне стало казаться, что я как-то упускаю Николь. Мы начали ссориться. Она отказывалась делать домашние задания и прогуливала школу. Мне не нравились ее новые друзья, они были злыми и грубыми. Я пыталась запретить ей с ними встречаться, но все было напрасно.
Таким образом, мы жили как бы в разных мирах, не в состоянии помочь друг другу. Иногда мы как бы выплывали
на поверхность, каждая из своих глубин. Мы пожимали друг другу руки и говорили слова любви.
Шесть месяцев спустя после смерти Шейна Николь сказала мне:
— Мам, говорят, что со временем становится легче. Но оказывается, что иногда становится хуже. Мне с каждым днем становится все хуже.
Однако чаще всего получалось так, что мы боролись с горем поодиночке.
Однажды вечером Николь вернулась домой поздно. Я попыталась поговорить с ней, но она начала смеяться, а потом поцеловала меня. От нее пахло спиртным.
На следующий день у нас состоялся серьезный разговор. Я пыталась вразумить ее. Я настаивала, чтобы она посетила психолога, но она не захотела идти.
Я спросила ее, как давно и как часто она пьет. Николь сказала, что это было только два раза в прошлом году: в день после похорон и однажды летом. Она уверила меня, что с ней все в порядке.
Потом однажды следующей зимой случилась неприятность. Я была на кухне и вдруг услышала, как распахнулась дверь.
— Мне надо поговорить с тобой, — сказала Николь. — Я не знаю, как сказать, но я не могу контролировать себя, когда пью. Иногда я становлюсь яростной, а на следующий день могу ничего не помнить. Мне страшно. Мне нужна помощь.
— Хорошо, — сказала я, не зная, как реагировать на это сообщение.
— Я начинаю себя ненавидеть, — продолжала она. — Я смотрела тебе в глаза и нагло обманывала насчет того, что я делаю и чего не делаю. Я тебе не сказала, что еще мы употребляем кокаин и марихуану.
На следующий день я отвела ее в центр реабилитации подростков-наркоманов. Обняв ее на прощание, я крепко прижала ее к себе.
— Все будет в порядке, дорогая, — сказала я. — Это начало новой жизни, начало твоей и нашей новой жизни.
— Я обидела тебя, — сказала она. — Я чувствую себя так плохо. Я виновата. Я хочу, чтобы когда-нибудь ты гордилась мной, мама.
Второй раз мы встречали Рождество без Шейна. Это был тихий день. Навещая Николь в больнице, я принесла ей много подарков.
— Мам, я так рада, что оказалась здесь, — говорила она. — Я словно бы другой человек.
На следующей неделе должна была состояться встреча родителей и детей, и я волновалась.
Я зашла в небольшую комнатку и села напротив Николь. Психолог-консультант, женщина с короткой стрижкой, сидела рядом с нами.
— Скажи ей, — сказала она Николь.
Подбородок Николь начал дрожать, руки затряслись. Ее голос, когда она начала говорить, сначала был тихим.
— Мам, мне так жаль. Я чувствую себя такой виноватой. Я пыталась залить свое горе. Я пыталась колоться.
Затем она поднялась и начала кричать:
— Весь этот кошмар случился из-за меня! Ты сказала мне быть дома к шести часам тем вечером. Ты сказала это, когда мы выходили из дома. И если бы я тебя послушалась, Шейн не был бы сейчас мертв. Прости меня, мама!
Я обняла дочь. Ее сотрясала крупная дрожь.
Я сказала ей, что это был всею лишь несчастный случай. Это не было чьей-то виной. А потом, перед тем как уехать домой, я оставила ей такую записку:
«Дорогая Николь!
Я очень тебя люблю. Я всегда тебя любила. И если бы ты позвонила тем вечером и попросила покататься подольше, то я бы непременно тебе разрешила. Ты не виновата в том, что случилось. И никогда больше так не думай.
С любовью, твоя мама».
Когда я пришла домой, тут же зазвонил телефон.
— Спасибо, тебе, мама, — сказала Николь. — Спасибо тебе огромное. Эта записка значит для меня больше, чем все остальное.
И с тех пор мы обе поняли, как важно вовремя избавиться от ненужного чувства вины.
В душевной жизни бывают разные периоды. Как бывают разные времена года в природе. Их нельзя вызвать намеренно, ускорить или замедлить их приход. И эта аналогия многое мне объяснила.
Неожиданно я почувствовала такую легкость, какой не чувствовала на протяжении долгого времени. Может быть, даже никогда.
Я больше не думаю, что жизнь — это лишь боль и ужас. И в то же время я знаю, что это не только радость и счастье. Я поняла одну простую истину: жизнь — это и то и другое. Я и не думала, что смогу после этого случая быть счастливой, а вот смогла.
В январе домой вернулась Николь. Мы поклялись быть хорошими матерью и дочерью. Чтобы отпраздновать это событие, мы собрали вечеринку и пригласили самых лучших друзей. Это был замечательный день.
Пришло время и для меня отпустить в небо свой воздушный шарик и наполнить свое сердце радостью и надеждой.
Итак, я разрешила себе жить.
— Спасибо тебе за жизнь, — прошептала я, обратившись к небу.
Удивительно, но я действительно была благодарна.
Мелоди Битти
ДЖОН*
Он родился в апреле.
«Сын», — услышала я.
Долгожданное счастье,
Мальчик, радость моя!
Годы шли, и апрелем сменялся апрель,
Вырос мальчик, красив и высок.
Школа, колледж и спорт занимали его,
А медалей был целый мешок.
Но, возвращаясь поздно домой,
Шептал мне сквозь дверь мой малыш,
Тихо, чтобы не разбудить других:
«Ма-ам, ты еще не спишь?»
Обо всем, что случилось прошедшим днем,
Он спешил рассказать, как мог,
И затем, засыпая, я твердила одно:
«Да хранит тебя Бог, сынок!»
А потом пришел тот самый апрель,
И он уезжал во Вьетнам.
И, меня обнимая, сказал: «Не грусти.
Я туда и обратно, мам».
Но он никогда не вернулся назад.
Сердца боль... Чем ее заглушишь?
Перевод Е.Ф. Левиной.
Никогда не услышу я шепот твой:
«Мамочка, ты не спишь?»
И все же я Бога благодарю
За радость и счастье в былом,
Ведь в сердце моем не устанет жить
Память о сыне моем.
Мюриел Кокрейн
КАПИТАНУ КАНДИ И ЖЕНЩИНАМ, ПОКОРИВШИМ НЕБО
Это был один из самых горьких моментов в моей жизни. Я держала своего малыша на руках, а сама ходила по маленькому магазинчику «Сэндпайпер» на Бальбоа-Айленд. И вдруг я услышала разговор двух женщин. Они помогали одной из покупательниц сделать копии статьи из журнала и то и дело вскрикивали: «Ты посмотри на эту фотографию. Какая она красивая!» Мне стало любопытно, и я заглянула в журнал, который они ксерокопировали.
Покупательницу звали Мэрилин, а статья рассказывала о женщине-пилоте времен Второй мировой войны. Она была красивая, как кинозвезда.
— Я поражена, — сказала я Мэрилин. — Мой отец работал в авиации, но он никогда мне не рассказывал, что в войну летчиками были и женщины. Она еще жива?
— Нет. Она погибла в 1944 году, когда сбили ее Б-25. Ей было всего 19 лет. — И глаза Мэрилин наполнились слезами.
Я вполне могла понять ее чузства. Хота моя семья, к счастью, никого не потеряла в авиакатастрофах, отцу частенько приходилось разговаривать с родственниками погибших.
Мэрилин тем временем продолжала рассказывать о статье:
— А вот это стихотворение читали на похоронах в 1944 году. Оно называется «Последний полет». С тех пор его всегда читают на похоронах женщин-летчиков. Да и на похоронах моей дочери тоже читали это стихотворение.
Мы замерли, потрясенные, и в тишине стали ждать продолжения истории. Ее дочерью была капитан Канделин Кью-
бек, которую все звали капитан Канди. Женщина-пилот, чей самолет разбился во Флориде. Она начала летать с шестнадцати лет, не слушая увещеваний матери. Сколько раз Мэрилин умоляла Канди оставить это дело, но та отказывалась. Она так любила летать, взмывая в небеса, чувствовать свободу полета. И вот в один прекрасный день Мэрилин сдалась и стала поддерживать дочь в ее стремлении осуществить мечту.
Я смотрела на женщину и вспоминала тот самый случай с самолетом во Флориде, и мне было трудно представить, что могла тогда чувствовать Мэрилин. В новостях сообщили, что все пассажиры и пилоты погибли. Десятки лживых слухов, непрерывные передачи о катастрофе. С одной стороны, в катастрофе обвиняли пилота, но, по последним данным, оказалось, что капитан Канди ни в чем не виновата. Потом я снова подумала о Мэрилин. Она осталась одна, потеряв дочь. Мать, у которой достало мужества и смелости позволить дочери летать, чтобы исполнилась ее мечта. Что я могла ей сказать?
Держа на руках ребенка, я думала о том стихотворении, что было напечатано в журнале.
Последний полет
Она не умерла — лишь улетела
Выше, чем до сих пор. Гляди —
Никакие земные пределы
Удержать ее не смогли.
Теперь в ее полете
Больше не нужны
Ни топливо, ни крылья,
Не слышен зов земли.
Как хорошо: ее полет
Невидим для других,
Навстречу лишь кометы
И звездный дождь летит.
Теперь она — вселенная,
Вместилище любви,
Свободы и надежды,
И юности мечты.
Ей был неведом страх беды,
Не знала страха смерти.
Боялась только огорчить
Родных людей — поверьте!
Ну что же вы, утрите слезы,
Не надо горевать!
Вы ей милы, когда смеетесь
И верите опять:
Она не умерла — жива,
Лишь только улетела.
Взлетела выше, чем всегда, —
Ей до земли нет дела.
Прощайте, капитан Канди и все те женщины, которые покорили небо и погибли. И спасибо их матерям, которые помогли им научиться летать. Пусть они и не кинозвезды, зато достигли самих звезд.
Диана Л. Чапмен Стихотворение Элизабет Маккезан Мэджид
9
ЛЮБОВЬ БАБУШЕК
Если ваш ребенок «красавчик и милашка, никогда не кричит и не балуется, всегда спит по часам и откликается на ваш зов, если он ангелочек...», то, значит, вы бабушка.
Тереза Блуминдейл
ЧТО ТАКОЕ БАБУШКА?
СОЧИНЕНИЕ ТРЕТЬЕКЛАССНИКА
Бабушка — это женщина, у которой нет своих детей. Она любит девочек и мальчиков чужих людей. Дедушка — это бабушка для мальчиков. Он ходит с ними на прогулки, и они разговаривают о рыбалке и других необычайно интересных вещах.
Бабушка всегда должна быть рядом — больше от нее ничего не требуется. Бабушки старенькие — им нельзя быстро бегать и много ифать. Пусть лучше отвезут нас в парк покататься на каруселях и дадут побольше монеток. А если идут с нами гулять, путь почаще останавливаются, чтобы мы пособирали красивые листочки и гусениц. И не надо нас торопить.
Обычно бабушки толстые, но не настолько, чтобы не суметь завязать нам шнурки. У них на носу очки, и они всегда смешно одеваются. Они могут вынуть свои зубы вместе с челюстью.
Бабушкам не обязательно быть умными — всего лишь уметь отвечать на такие вопросы: «А почему Господь не женат?» или «Почему собаки охотятся на кошек?».
Бабушки не сюсюкают с детьми, как другие взрослые, поэтому их легко понять. Когда они читают сказку на ночь, то не пропускают интересные места и не отказываются перечитывать несколько раз одно и то же.
У каждого должна быть бабушка, особенно если нет телевизора, потому что бабушки — единственные взрослые, у кого есть на нас время.
Неизвестный автор
Я РОЖДЕНА ДЛЯ ТАКОЙ РАБОТЫ
Если бы я знала, что внуки — это так интересно, то сначала непременно завела бы их.
Неизвестный автор
Став бабушкой, я с нетерпением ждала, когда же впервые услышу: «Мам, а ты не посидишь с ребенком пару деньков?» Мой ответ: «Я готова! Как скоро вы будете у меня?»
Мое расписание претерпело значительные изменения. Я перестала ходить в клуб на бридж и теннис. В гостиной поставила кроватку и предупредила друзей, что мой дом будет открыт для всех желающих посмотреть концерты моей крошки. Этот ангел, настоящий крошечный херувим, на целых два дня будет полностью моим. Это ли не счастье?
И не говорите мне об ответственности! Шестое чувство подсказывало мне, что заботиться о внучке будет гораздо легче, чем о сыне, и уж от пеленок-то я точно буду избавлена. (Пеленки — доисторическое изобретение. Их надо стирать — да-да, не удивляйтесь!) Я даже приобрела новенькое издание доктора Спока — боялась, что если в этот раз не смогу справиться, то больше мне никогда ребенка не доверят.
Новоиспеченные родители прибыли ко мне с изрядным запасом одежды, памперсов, целым зоопарком игрушечных животных и с детским стульчиком. Они также оставили мне свое расписание — где они будут каждый час в течение этих двух дней, телефон лучшего детского врача, свой экземпляр книги доктора Спока (с пометками на полях) и шесть листков инструкций.
Инструкции включали расписание кормлений от шести тридцати утра до семи тридцати вечера. Должно быть, малютка с ними ознакомилась, поскольку следовала расписанию с точностью до секунды, хотя в инструкциях значилось: «время приблизительно». Наша маленькая принцесса находилась в этом мире всего каких-то четыре месяца, и у нее уже было четыре человека, готовых помочь ей жить. Ремарки моего сына были классическими указаниями молодого отца:
— Так, мама, иногда ей просто надо покричать. (Любопытно, как я могла вырастить такого садиста?)
— Ты не должна брать ее на руки каждый раз, когда она откроет глаза. (Я четыре месяца ждала этого момента!)
— Ты знаешь, это дело дисциплины, и воспитывать надо начинать с самого начала. (И это я слышу от парня, который в пятнадцать лет не воспринимал ни одно из моих сорока пяти увещеваний.)
В самый первый день я проснулась в пять тридцать утра. Она позволила мне сидеть и наблюдать за своим дыханием до шести сорока пяти. Дедушка отправился на работу, не собираясь наблюдать за ее дыханием. Почему-то он не считал, что это достаточная причина, чтобы остаться дома.
У меня с моей очаровательной крошкой был совершенно замечательный день. Я надела на нее все самое красивое, и мы танцевали по комнате и прогулялись по нашему кварталу туда и обратно. Она кивала златокудрой головкой тем потенциальным бабушкам, которых мы встречали, а затем спала большую часть дня. Конечно, она утомилась от чрезмерного внимания и любви. И все делала по расписанию. Что за чудесный послушный ребенок!
Удовольствие иметь первого внука — что с этим может сравниться! Когда я смотрела в ее глаза, я видела глаза своего сына. Она улыбалась, как он. Я целовала пухлые щечки, вдыхая давно забытый нежный запах детской кожи. Этот ребенок внес в мою жизнь особый смысл, который трудно переоценить. И все грехи ее папочки, от колик до разбитого семейного автомобиля, были забыты.
На вторую ночь детка, очевидно, решила испытать терпение бабушки и посмотреть, как быстро та подбежит к кроватке. Бабушка подбегала к ней каждый раз. Сначала дитя захотело поесть. Это было в час ночи. Я покормила ее. Потом в два тридцать ей захотелось улыбнуться и поиграть. А в четыре часа она жевала свой кулачок. Я снова покормила ее. А в пять утра все, что она съела часом раньше, было на кроватке и на одежде. И обе мы проспали с ней время кормления в шесть тридцать. Думаю, ей просто не хотелось есть.
Все остальное время она казалась довольной и радостной, наслаждаясь своим исключительным положением, до того самого момента, как ее родители перешагнули порог моего дома. В это мгновение она проснулась и закричала. Но я не могла понять, почему она кричит. Наверное, она просто перепутала свое расписание. Я предстала перед ними растрепанной, суетливой и слишком озабоченной. Родителям всегда так кажется. Ее мама тут же отняла у меня драгоценное сокровище. И сразу же немыслимый рев прекратился. Я так и не смогла убедить родителей, что за эти два дня она ни разу не заплакала.
Но я прошла-таки этот тест на вступление в должность бабушки, и в следующий раз они опять оставили мне ребенка. И снова оставили. И снова. Так же поступали и мои остальные дети. Прошли годы, и у меня оказалось семь сорванцов. К тому времени ко мне уже относились с уважением.
Прошло 20 лет с тех пор, когда я впервые услышала: «Мам, ты можешь посидеть?..» И неизменно мой ответ оставался одним и тем же: «Я готова. Когда вас ждать?»
Билли Б. Чесни
БАБУШКИН САД
Каждый год моя бабушка Инее выращивала тюльпаны в своем саду и с поистине детским нетерпением ждала прихода весны. Под ее руководством каждый апрель распускалось невероятное количество цветов. И бабушка никогда не разочаровывалась. Но она всегда говорила, что ее самые любимые цветочки — это внучата.
Меня послали жить к бабушке, когда мне было шестнадцать лет. Я выросла довольно беспокойной молодой девушкой, считавшей себя очень мудрой и серьезной, и сердилась на родителей за то, что они меня не понимают. Несчастный подросток, которого не воспринимают всерьез, я готова была сбежать из школы.
Бабушка была маленькой женщиной. Вокруг нее всегда вились взрослые дети и маленькие внуки с их беспрестанными желаниями. Тем не менее в ней присутствовала потрясающая классическая старомодная красота. Ее темные волосы всегда были элегантно уложены. Глаза сияли небесной свежестью, взгляд был живым, добрым. Она относилась к нашей семье с необычайным теплом и любила нас так глубоко и искренне, как может любить лишь ребенок. И я решила, что ее мне будет проще игнорировать, чем своих родителей.
Я приехала в ее тихий фермерский домик в невероятно унылом расположении духа. Меня словно бы выбросили из дома, как провинившегося котенка. Я как-то сразу сдалась и даже не пыталась избавиться от апатии. И все же я не собиралась пускать кого бы то ни было в свою душу, потому что
очень боялась, что кто-нибудь непременно обнаружит во мне ранимую натуру и незащищенность. Я была уверена, что жизнь — это борьба и главное — это победа.
Я ничего не ожидала от моей бабушки. Очень хотелось быть одной, и ничего другого. Однако она в отличие от меня не собиралась сдаваться так просто.
Начались школьные занятия, и я изредка посещала уроки, проводя остальную часть дня на диване, уставившись в телевизор. Ни одного упрека с ее стороны я не слышала. Бабушка просто приходила ко мне каждое утро, как солнечный лучик.
— Доброе утро! — пела она, раздергивая шторы на окнах.
Я же, напротив, накрывалась с головой одеялом и полностью игнорировала ее.
Когда я выскакивала из своей комнаты, то тут же меня встречал шквал хорошо продуманных вопросов о том, хорошо ли я спала, что я думаю по поводу смысла жизни и т.д. Я отвечала односложными фразами и мычанием, но почему-то бабушку это не раздражало. Наоборот, она вела себя так, будто мое бессмысленное мычание безмерно ее восхищало. Она слушала меня с таким вниманием и интересом, как будто мы разговаривали на самые интересные темы и я доверяла ей свои самые сокровенные секреты. В те редкие мгновения, когда мне случалось сказать что-то более похожее на фразу, она радостно хлопала в ладоши и многозначительно улыбалась, как будто я подарила ей великолепный подарок.
Сначала мне было интересно, намеренно она это делает или нет. Хотя она не была образованной женщиной, мне казалось, что у нее есть внутреннее чувство такта, мудрость, которая обычно присуща истинным интеллигентам. Она вышла замуж в тринадцать лет во время Великой депрессии. Она научилась всему, что должна знать и уметь женщина, поскольку у нее было пятеро детей, а времена были тяжелые. Сначала она готовила обеды в чужих ресторанах, а вскоре приобрела свой.
Поэтому я не удивилась, когда она настояла, чтобы я научилась печь хлеб. У меня, конечно, ничего не получилось,
особенно трудно было месить тесто. Бабушка смотрела-смотрела, и в конце концов ей пришлось взять процесс в свои руки. Однако она не разрешила мне уйти с кухни до тех пор, пока мы не поставили тесто подходить. В этот момент, когда ее внимание было полностью приковано к тесту, а я смотрела за окно на цветущий сад, я впервые с ней заговорила. Она слушала с таким вниманием, что я даже смутилась.
Мало-помалу я поняла, что бабушка интересуется мной не только для того, чтобы меня поучать. Мы сближались с ней все больше и больше. Каким-то образом для меня стали важны наши искренние разговоры.
Когда наконец-то мы нашли путь друг к другу, моя жизнь изменилась. Я начала ежедневно посещать школу и каждый раз после уроков беж&1а быстрее домой, чтобы увидеть, как она сидит в кресле и ждет меня. Я рассказывала ей во всех подробностях о прошедшем школьном дне.
Однажды я примчалась из школы с радостной новостью:
— Меня назначили редактором школьной газеты!
Ее глаза радостно заблестели, и она захлопала в ладоши. Я была так тронута, так тронута. Она схватила мои руки в свои, крепко их сжала и сказала:
— Я так сильно тебя люблю и очень, очень тобой горжусь. Я даже ответить ничего не могла. Ее слова значили для
меня больше, чем все признания в любви на свете. Я знала, что ее любовь была бескорыстной и не зависела ни от каких моих дарований. Но ее дружбу и уважение надо было заслужить. Получить и то и другое от этой замечательной женщины стало для меня настоящим чудом. Она пробудила во мне мои скрытые творческие силы, желание жить и расти.
И я решила жить так, как жила она, полной грудью, на всю катушку. Во мне словно пробудилась живая энергия ума и сердца. Мне хотелось любить всех и всё вокруг естественно и беспричинно, как могла только она одна. И лишь потом я поняла, как сильно люблю ее. Нет, не потому, что она моя бабушка, а просто потому, что она была яркой индивидуальностью и научила меня тому, как заботиться о себе и других.
Весной моей бабушки не стало. Это случилось два года спустя после того, как я приехала к ней, и за два месяца до того, как я закончила школу.
Она умерла, окруженная многочисленными детьми и внуками, которые держались за руки и вспоминали, как вся их жизнь была наполнена любовью и счастьем. Но перед тем как навсегда проводить ее в мир иной, каждый из нас склонился над ней и с мокрыми от слез глазами нежно поцеловал в лоб. Когда подошла моя очередь, я нежно поцеловала ее в щеку, взяла за руку и прошептала:
— Я так люблю тебя, бабушка, и очень тобой горжусь!
Скоро я закончу колледж. Мне часто вспоминаются слова бабушки, и я надеюсь, что она до сих пор гордится мной. Я удивляюсь тому добродушию и терпению, с которыми она помогала мне пройти через трудный возраст и стать мудрой молодой женщиной. Я представляю ее себе весной, когда цветут тюльпаны. И мы с ней, как два цветка, стоим, впитывая аромат жизни. Я и сейчас продолжаю так же усердно работать, чтобы не разочаровать ее и чтить ее память.
Линетт Кертис
УЖИН В РЕСТОРАНЕ
Мы пошли в небольшое кафе,
Совсем недалеко от школы,
Чтобы поужинать вместе.
Там сидели твои одноклассники
И обсуждали свои проблемы.
Ты учтиво присел за мой столик,
Неотразимый в футболке и джинсах.
Густые волосы блестели на солнце,
Глаза сияли, полные тайны.
Своим обаянием ты покорил меня,
Как и всех, кто был рядом.
Официантка взгляда не отводила.
Твоя чашка с кофе не пустовала.
— Еще кофе? — Конечно!
— Еще тостов? — Ну да!
Ты шутил с ней
И расточал улыбки направо и налево.
Дважды ты покидал наш столик,
Весь зал обходя кругом.
Останавливался то здесь, то там,
Улыбаясь открыто.
Все сердца, я уж знаю, — твои!
И мое тобой заколдовано.
И в конце, ставя чашку на стол,
Я сказала: — До встречи, мой мальчик.
Ты простился со мной
И вернулся к друзьям.
Вот и закончился твой ужин с бабушкой,
Тот ужин, где мы были вдвоем.
Мэриэнн Ли Джейкоб
НАМ НУЖЕН КАМЕНЬ
День перед рождением сына я отлично помню. Моя мама лежала в больнице, выздоравливая после удара, который парализовал левую сторону тела и лишил ее речи. Мы с сестрой навещали маму каждый день и пытались с ней поговорить. Врач сказал, что она будет разговаривать, но для этого ей надо испытать некоторого рода шок. Событие должно быть значительным.
В тот день мама пыталась мне что-то сказать, многократно переводя взгляд от меня к дзери. Она пыталась выразить взглядом то, о чем мысленно кричала, но теперь губы ее не слушались. Я обняла ее, и вместе мы заплакали. Я знала, что она волнуется обо мне и хочет, чтобы я пошла домой, но я знала, что до родов мне остался еще целый месяц, поэтому я вполне могла остаться. Нам и правда не нужны были слова. Хотя единственное слово, сказанное сейчас матерью, могло бы придать мне силы и поддержать.
— Я завтра вернусь, — пообещала я, помахав ей рукой на прощание. Я как будто видела, как она покачала головой и сказала: «Лучше останься дома и отдохни».
Мама была права. Мне надо было отдохнуть.
Семь часов спустя меня привезли на «скорой помощи» в ту же самую больницу. Врачи сказали, что возникли какие-то проблемы с плацентой. А я поняла, что мы с ребенком в опасности.
С Божьей помощью и благодаря профессионализму докторов мой сын благополучно появился на свет. Меня поместили в палате над моей мамой. Я держала в руках крошечного младенца и думала, какое дать ему имя. Ведь имя — это так важно. Имя должно иметь историю, которой бы гордился мой сын. Имя должно было что-то значить. Но в тот момент я была слишком измотана врачами и процедурами, поэтому решила повременить.
Нашего первого сына звали Дэниелом. В честь его отца. Нашему второму сыну мы дали второе имя его отца — Майкл. К сожалению, больше имен у Дэна не было. Дочку мы назвали в честь самого красивого городка в Ирландии Керри. Другие же более или менее подходящие имена давно расхватали наши родственники для моих племянников и племянниц. Дядя предложил назвать ребенка Финбаром. Финбар был святым покровителем нашей семьи, но я знала, что мальчику трудно будет научиться произносить свое имя.
Время шло. Пора было определиться. Внезапно у меня появилась идея. Я вызвала медсестру и попросила передать записку моей матери, которая лежала в палате этажом ниже. «Мама, у меня мальчик. Ты можешь придумать ему имя? С любовью, Кэти».
Весь день я ждала ответа. Я держала ребенка на руках, качала его и припевала: «Скоро у нас будет имя». Я думала, что наконец-то услышу мамин голос и мои глаза наполнятся слезами. Внезапно в дверях с таинственным видом появилась медсестра.
Она взяла у меня ребенка и приложила палец к губам:
— Шшшш!
Я испуганно спросила:
— Что случилось?
Другая медсестра подкатила мне кресло на колесиках. И в полнейшей тишине мы двинулись по темному коридору к палате для новорожденных. В дверях палаты стояли Дэн и моя мама. Она улыбалась. Это была самая лучшая улыбка, какую я видела в жизни.
— Мам, — обратилась я к ней, и слезы наполнили мои глаза.
Впервые она вышла из своей палаты. В полнейшей тишине она подняла левую руку и указала в сторону медсестры, которая стояла у окна, держа моего мальчика. Очень медленно, тяжело дыша, она произнесла:
— Назови... его... Петр. Нам нужен... камень.
Кэти Райан
10
СПАСИБО ТЕБЕ, МАМА!
За то, кем я стал и кем надеюсь стать, я благодарен своей матери. Авраам Линкольн
МАМА И МИСС ДЖОРДАН
Лишь две вещи мы можем оставить в наследство нашим детям: корни и крылья.
Ходцинг Картер
Мама подошла ко мне, взяла за подбородок, чтобы я не смогла отвести взгляд, и твердо смотрела мне в глаза. Сон как рукой сняло. Кажется, была середина ночи. Ее лицо не предвещало ничего хорошего.
— Мэри, — сказала она, — где твоя домашняя работа? Тогда я вспомнила. Я не выполнила задание. Дело в том,
что я не оставила на кухонном столе свои тетради с выполненным заданием, где она каждый раз находила их, когда поздно возвращалась вечером с работы.
— О, мама, я заснула, — пробормотала я в ответ.
— Что ж, в таком случае тебе сейчас лучше подняться и выполнить задание. Помни: занятия должны быть на первом месте! — сказала она, наконец-то отпустив мой подбородок.
Я с неимоверным усилием вылезла из постели, нашла свои книги и тетради. Когда я закончила домашнее задание, то вся горела от праведного гнева. Ну почему я? Ну почему она всегда выделяет меня, особенно если надо как следует наказать?
Но с мамой не очень-то поспоришь. Маму надо просто слушаться. Я принесла ей проверить выполненную работу. К этому времени она уже дремала в кресле-качалке, измученная за день.
Моя мама, Джозефина Хэтвуд, всегда мечтала быть медсестрой. Но ее родители умерли, когда она была маленькой, и ей пришлось оставить школу, закончив лишь шесть классов. С тех пор мама только работала и работала.
Моим первым воспоминанием был маленький дом, в котором мы жили в Алтависте, штат Виргиния. Это было замечательное бунгало, окруженное маленьким садиком. Отец работал строителем. Это были самые счастливые дни в нашей семье.
Потом отец заболел. Мы с мамой часто ездили на поезде в Линчберг навещать его в больнице. Но ему становилось все хуже и хуже, и мы видели, как мама борется со слезами, когда возвращались домой.
Вскоре отец умер. Наступили времена, когда нам нечем было оплачивать медицинские счета. Мы потеряли дом и переехали в Линчберг, где мама стала работать уборщицей в трех домах, и еще она помогала убираться в церквах. И все это ради того, чтобы накормить и одеть меня и мою сестру Энн.
Я помню, когда мы с Энн босиком пришли в школу. Был прекрасный сентябрьский день. Наши туфли порвались, а у мамы не хватало денег купить нам новые. Директор посмотрел на нас, с удивлением подняв брови, но ничего не сказал. На следующий день мы подумали, что он вызовет нас, но и тогда он ничего не сказал. На третий день он встретил нас у дверей школы.
— Почему на вас нет обуви?
Мы как смогли объяснили, что у мамы нет возможности купить нам туфли.
— Что же, — сказал он, — тогда вам надо идти домой. Мы не можем принимать в школу детей, которые ходят босиком. И вы должны передать это маме.
Энн взяла меня за руку, и мы вернулись домой. Из нас двоих я чаще всего придумывала всякие шалости, поэтому я предложила провести день у пшеничного поля, находившегося неподалеку. И как раз в то время, как закончились уроки, мы вернулись домой. Мама ждала нас. Удивительно, но
слухи в таком городе, как Линчберг, распространяются быстрее молнии.
Мама хмурилась и стояла прямо, как дорожный столб. Она спросила нас, где мы были. Я придумала историю, чтобы не расстраивать ее. И тогда она закричала на нас:
— Сегодня вас в школе не было!
Сразу стало ясно, что она все знает. Она говорила нам о том, как важно сейчас образование. Еще она сказала, что мы никогда не должны стыдиться своей бедности.
— Главное не во что вы одеты, а что вы собой представляете, — добавила она. — Это значит гораздо больше.
Несколько дней спустя она смогла получить деньги, оплатила счета и купила нам новые ботинки.
Если у мамы бывали свободные минуты, она непременно уделяла их нам. Это было такое особенное время, когда мы читали вслух. Я прыгала к ней на кровать и ждала той минуты, когда же начнется чтение. Потом была моя очередь читать, а за мной читала сестра.
Но несмотря на всю любовь, которую я испытывала к маме, мне всегда казалось, что она недовольна мной больше, чем другими детьми, и что я никогда не смогу полностью соответствовать ее требованиям. Моя сестра Марианна, которую мама удочерила (потому что мама Марианны умерла), имела ряд преимуществ передо мной. Я помню, как завидовала, когда мама купила ей новое пальто, в то время как мое уже давно требовало замены, Я не могла этого понять. Но мама полагала, что Марианна нуждалась гораздо больше меня, потому что раньше ей приходилось во многом себе отказывать.
Впрочем, один подарок мама мне подарила — я всегда чувствовала себя счастливой, даже если в нашем маленьком мирке не было покоя и радости. Еще я любила поговорить — черта, которая не особенно нравилась мисс Джордан, моей учительнице по английскому языку.
Она была одной из тех учительниц, которые никому не нравятся. Слишком строгая, она обычно стояла перед нами как каменное изваяние, высокая, крупная. Ее волосы всегда
были гладко зачесаны назад. К тому же она носила огромные, в пол-лица, круглые очки. Когда она бывала расстроена, то опускала голову и смотрела на вас поверх этих тяжелых очков. И каждый раз вы чувствовали себя при этом так, словно на вас упал тяжелый валун.
Однажды на ее уроке я так заболталась, что даже не заметила, как учительница прервала свой рассказ и стала смотреть прямо на меня.
— Юная леди, я бы хотела встретиться с вами после уроков.
Позднее мисс Джордан объяснила мне, чего она от меня добивается.
— В качестве наказания я хочу, чтобы ты написала эссе в тысячу слов на тему образования и его значения в экономике, — сказала она, как припечатала.
Ну уж это был мой конек! Здесь я была в себе уверена — писала я хорошо. На следующий день на занятиях она вызвала меня и вернула мою тетрадь.
— Возьми и перепиши, — заявила она, — и помни, каждый абзац должен содержать в себе новую мысль.
Вернув мне тетрадь во второй раз, она исправила мои грамматические ошибки. В третий раз — пунктуацию. На четвертый раз оказалось, что нашлись стилистические неточности. Я была полностью повержена и разбита!
В последний раз я медленно, аккуратно переписывала всю работу, оставляя большие пробелы между словами. Когда она увидела это, то сняла очки и улыбнулась. Наконец она приняла мою работу.
Несколько месяцев спустя после этого случая я снова разговорилась на занятиях. Ребята шипели мне: «Мэри, прекрати! Мисс Джордан смотрит!» Я испуганно озиралась. Да, на ее лице было точь-в-точь такое же строгое выражение, как обычно.
— Ты слышала, что я сказала, Мэри?
— Простите, нет.
Тогда мисс Джордан продолжила:
— Я говорила об итогах городского конкурса. Уже объявлены результаты и есть победители. — Она сделала многозначительную паузу. — Дети, я рада сообщить вам, что Мэри заняла третье место за эссе на тему важности образования в экономике.
Сказать, что я была в восторге, мало. Впервые в жизни я победила хоть где-то. Позже мисс Джордан объяснила важность того урока, который она преподала мне. Когда я писала и переписывала свою работу для нее, я училась самодисциплине. Я была тронута. Кроме мамы, оказывается, на свете есть еще человек, которому небезразличны мои успехи.
К концу выпускного класса вся наша группа должна была пройти контрольный тест, и я получила пятерку. Все учителя настоятельно советовали мне поступать в колледж. Но это оставалось для меня недостижимой мечтой. Нет, даже пытаться не стоит. И все же я подала заявление, надеясь на невозможное.
На выпускной вечер пришла мама. Она была особенно горда мной, потому что я первая из нашей семьи закончила среднюю школу (за мной следовала Энн). Мама сидела в первых рядах, и я встретилась с ней глазами, когда мне вручали диплом. На ее лице сияла улыбка, а на глазах блестели слезы радости.
И все же получение диплома не было самым замечательным моментом вечера. Чуть позже я узнала, что меня зачислили в колледж. Это была потрясающая новость!
Я знаю, что думала моя учительница мисс Джордан. Она улыбалась и кивала, как будто говорила: «Вот видишь, чего можно достичь, если приучить себя к дисциплине».
На каникулах мне пришлось подрабатывать. Потом наступили учебные дни в колледже. Но даже там я продолжала слышать замечания по поводу своей одежды. Большая ее часть была куплена в магазинах секонд-хэнд, а некоторую сшила сама мама. Только я всегда помнила мамины слова: «Главное не во что вы одеты, а что вы собой представляете». Но до сих пор я часто плакала, когда меня никто не видел.
И все же я знаю, что ничго не сравнится с болью и страданиями мамы, через которые она прошла ради меня.
Некоторые мои друзья по колледжу приходили в ярость, когда кто-нибудь начинал глумиться по поводу их социального статуса. И они старались не подкачать, чтобы «идти в ногу с модой». Но мисс Джордан и ее пример самодисциплины дали мне хорошую закалку. И я все время занималась, что не оставляло мне времени на отчаяние.
— Мэри Элис, если тебе не нравится что-то, пытайся это изменить, — говорила она. — А если ты споткнешься, то вставай и начинай все сначала!
С тех пор упорство и умения, которым я научилась от мамы и мисс Джордан, работали на меня с удвоенной силой, они руководили всей моей жизнью. Я долгое время была учителем в Александрии и недавно стала президентом Национальной ассоциации работников просвещения. В своей деятельности я пыталась руководствоваться маминой смелостью и ясностью ума мисс Джордан. В моей битве против дискриминации женщин и за права учителей я познала необходимость ценных советов моей мамы. И все же один вопрос продолжал мучить меня на протяжении более чем тридцати лет.
Как-то мама навестила меня. Мы стояли рядом друг с другом на кухне и мыли тарелки после семейной вечеринки. Я решилась на вопрос и набрала в легкие воздуха.
— Мама, почему ты всегда больше требовала от меня, чем от моих младших сестер?
Она положила на стол кухонное полотенце и задумчиво взглянула на меня. Но почему-то так. ничего и не ответила.
На следующее утро мы с мамой сидели за завтраком и смотрели в окно на цветущий сад. Мы болтали о том о сем и ни о чем конкретно, потом я налила нам по очередной чашке кофе. Минуту-другую мы сидели молча, а потом мама снова, как тогда, давно в детстве, взяла меня за подбородок, посмотрела мне прямо в глаза и сказала:
— Вчера ты задала мне вопрос, Мэри Элис. Все это время я думала над ответом. Ты сильная. Но у тебя есть еще и упорство. Я должна была тебя лучше воспитывать, больше
требовать от тебя, потому что в тебе было заложено больше способностей, ты могла больше дать миру, и поэтому тебе было важно пройти эту школу. Я знала: в будущем многие люди будут зависеть от тебя. Вот мой ответ на твой вопрос, Мэри Элис.
Она все еще держала мое лицо в своих руках, и я могла слышать, как тикают настенные часы дедушки, такая стояла тишина. Я кивнула, и тогда она опустила руку.
— Я поняла, мама.
Наконец-то я поняла.
Мэри Хэтвуд Фатре.ы
КОГДА МАМА ЗАДУЕТ 75 СВЕЧЕЙ
Она всегда знала, что сил ей хватит на сто жизней.
Годами она молилась: «Господи, святая Мария и Иосиф, даруйте мне терпение!» 1 245 187 раз.
Ее руки развешивали мокрые пеленки, стерилизовали бутылочки, спускали детей с четвертого этажа, гладили летние костюмы и гордо катали коляски.
Она за свою жизнь начистила столько картошки, сколько не начистили шестьсот взводов провинившихся солдат.
Ее волосы всегда были уложены в аккуратную прическу, заколоты разноцветными заколками, а на ночь завиты на бигуди. Сначала она носила прическу в стиле мальчишек с глянцевых обложек журналов, постепенно же волосы приобрели сверкающий серебристый оттенок.
«Гостиной» называлось место, где она развлекала компанию, «буфет» содержал все необходимые продукты, в холодильнике всегда лежала добрая порция мороженого, а «вертящаяся стиральная машина» всегда была к ее услугам по вторникам.
Она набирала опыт няни, с упорством продираясь сквозь такие неприятности, как корь, детская простуда, воспаление легких, телевизор, лихорадка, грипп, ссадины на руках и разбитые сердца.
Когда-то, были времена, в ее шкафу хранились шляпы с перьями, белые перчатки, юбки с оборками и длинными кистями, выходные костюмы, шифоновые платья, воскресное пальто и рождественские игрушки, которые она заказывала по каталогу.
Ее сердце знало мужскую любовь, радость ребенка, боль ошибок и просчетов, тепло дружбы, празднование помолвок, восхитительное благословение внуков и правнуков.
Кто может сосчитать все вымытые ею полы, все обеды, которые она приготовила, подарки на дни рождения, которые завернула, домашние задания, которые проверила, сказки на ночь, которые она прочитала, извинения, которые выслушала, молитвы, которые шептала Господу каждый день?
Ее руки вырастили несколько поколений детей. Ее руки приготовили бесчисленное количество любимых блюд. Сколько раз она становилась на колени и молилась за тех, кого любит. Сколько раз ее губы целовали ушибленные места. Спина занемела стирать грязные ковбойские одежды сорванцов, пальцы давно исколоты иголками от штопанья порванных штанин и рукавов. Эти же руки собирали цветы и постепенно старели.
Она прошла по жизни с улыбкой на губах, несмотря на слезы и горечь, наблюдала каждый закат с надеждой увидеть завтра новый день, обещавший много и много нового. Благодаря ей и мужчине, который когда-то предложил ей руку и сердце, жизнь и любовь в нашей семье имеют продолжение в следующих поколениях.
Когда моя мама задует 75 свечей, пусть Господь благословит ее и всех тех, кто собрался рядом с ней в этот момент.
Элис Коллинз Записала Джеральдина Дойл
СЕМЬ ЧУДЕС
— Я бы этого никогда не сделала, не будь у меня семерых детей, — призналась мне мама, когда мы ехали с ней по пустынным местам Нью-Мексико в нашем открытом «шевроле».
Она прибыла в Тусон двумя днями раньше, чтобы сопровождать меня в моей поездке в Вашингтон. Когда я сказала, что собираюсь совершить путешествие, она не стала ждать особой просьбы об одолжении. Она просто взяла отпуск на работе, заказала билет и вылетела из Чикаго, чтобы составить мне компанию.
Я частенько слышала, что в семьях, где растут семеро детей, кто-то всегда бывает обделен вниманием, как будто здесь имеют значение математические методы подсчета (количество часов, деленное на количество детей, равняется количеству внимания к каждому ребенку). В нашей семье было не так. Я не знаю, как маме это удавалось, но я никогда не чувствовала себя на заднем плане — ни по отношению к моим братьям-сестрам, ни по отношению к ее работе и карьере, ни даже по отношению к отцу.
Помню, я сидела у нее на коленях и слушала, как она рассказывает о восьми равных частях своего сердца: по одной на каждого из нас и одна — отцу. И все же я понятия не имела, где бывали мои братья-сестры в то время, как мы с мамой играли в нашу любимую игру «Миссис О'Лири и миссис Фоли», или когда пили чай с печеньем, или бродили по окрестностям. Или же когда она читала мне на ночь сказку и пела любимую колыбельную «Спи, моя радость, усни».
Когда я пошла в школу, мама подсказала мне удивительный способ не чувствовать себя одинокой. Она говорила: если тебе одиноко, то пошли мне воздушный поцелуй, я получу его и отвечу тебе поцелуем, и ты получишь его обратно. Я по-настоящему в это верила и думала, что получаю ее поцелуи в ответ. Да я до сих пор в это верю. И почему-то телефон звонит всякий раз, когда я как раз нуждаюсь в ней.
Где бы я ни была, что бы со мной ни происходило, я всегда в первую очередь рассказываю обо всем ей. Иногда я думаю: что будет, когда я останусь одна? Но тут же вспоминаю: нет, я никогда не буду одна, она навсегда останется рядом со мной. Потому что самые лучшие ее качества воплотились в каждом из семерых ее детей. Поэтому-то я никогда не буду одинока...
Если мне нужно ее мнение по поводу воспитания моих собственных детей или по поводу новой стрижки, то я звоню своей сестре Лизе. От нее я получаю мамино трезвое решение, честный, искренний совет.
Когда мне надо решить сложную задачу, я звоню брату Биллу, который унаследовал материнскую мудрость и творческие способности. Еще у него есть способность видеть мир по-другому и убеждать меня в том, что все будет хорошо, именно так, а не иначе.
Если на меня навалилась куча дел, а времени не хватает, если мне нужна материнская сила и юмор, я непременно звоню Гэй, которая сама растит четверых детей и работает на трех работах, но всегда находит время поговорить и выслушать, да еще и посмеяться.
Если временами жизнь кажется скучной и однообразной, я звоню своему брату Джиму за очередной порцией маминой магии. Как и она, он видит в обыкновенных вещах чудеса. Говорит ли он со взрослым или с ребенком, он равно утверждает, что на Рождество сам видел, как сказочный эльф клал подарки в чулок.
За материнским сочувствием я обращаюсь к Мэри. Если мне нужен внимательный слушатель, то это она. Посадит
меня за чашкой чая на кухне и даст нареветься вдоволь, зная, когда надо и помолчать.
А когда мне нужно материнское мужество, когда я не могу заставить себя выполнить то, что обязана сделать, я всегда звоню своей сестричке Долли. У нее, несмотря на ее довольно юные годы, безмерно развито шестое чувство, и она всегда знает, как правильно поступить...
Итак, мы ехали с мамой по пустыне, разговаривая о том, чего бы она никогда не совершила, не будь у нее семерых детей. Да уж, а мы-то, семеро ее детей, точно не могли бы по достоинству оценить все то, чем нас наградила мама, если бы у нее не было семерых детей. Ведь те самые семь чудес — это мы и есть.
Джейн Харлесс Вудуард
ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК
Почтовый ящик нашей семьи стоял далеко в конце улицы. На нем большими белыми буквами было написано для всех, кто проходил мимо: «БАРРИС». Для нас, детей, этот металлический ящичек, укрепленный на длинном столбе, был источником бесконечных ожиданий и заверений в самой чистой любви.
Мама специально придумала для нас это приключение. Возможно, это произошло чисто интуитивно. Она полагала, что дети должны изучать мир. Для мамы каждый момент мог быть поучительным, и она была превосходным педагогом.
Каждый день около полудня мама шла в конец улицы, чтобы проверить почту. Когда дети видели, как она направляется к почтовому ящику по субботам, то бросали все свои дела и весело бежали за ней. Мама всегда находила величайшее удовольствие в том, чтобы играть с нами в разные игры. Да, полмили до почтового ящика — это не так уж мало для маленьких ножек, зато они всегда того стоили, эти полмили. Во время этих прогулок настроение всегда поднималось. Это была одна из немногочисленных возможностей для нас заполучить внимание и любовь нашей мамы.
Каждый раз, когда мы доходили до почтового ящика, мама вынимала почту и, просматривая ее, заявляла, что если для кого-нибудь из нас и пришло письмо, то она не назовет имени счастливчика до самого дома. Таким образом она всегда держала нас в трепетном неведении до тех пор, пока мы не добирались до дома, и только тогда отдавала заветное письмо. «Вот, — говорила она, — это твое». Нам разреша-
лось вскрывать письма, которые приходили на наши имена, и мама не смотрела нам через плечо.
Удивительно, но время от времени каждый из нас получал по письму. Что еще удивительнее — каждый из нас получал писем поровну. Иногда на имя ребенка присылали журнал, иногда это была записка от тети или дяди, бабушки или дедушки, или от школьной учительницы (которая была нашей соседкой и маминой хорошей подругой). Ни одного ребенка не оставляли без внимания. Не важно, было написано письмо от руки или с помощью печатной машинки, получить письмо на свое имя было огромной радостью для каждого из нас.
Мы получали письма всегда-всегда, до того самого дня, когда, став взрослыми, покинули дом. Я не понимала до сих пор, какой труд это был для мамы.
Каждый раз, когда мы шли к почтовому ящику, маме приходилось придумывать самые разнообразные истории. Иногда она шла рядом с нами и рассказывала о Господе Боге. Мама использовала каждую возможность, чтобы помочь нам осознать очевидность чудес мира. Мы замечали по пути каждую букашку, каждую пчелку и птичку, каждый цветочек и деревце. Мы узнавали о повадках животных на земле и птиц в небе. Мы могли отличить один цветок от другого по форме его лепестков и по цвету. Мы понимали, что делает пчела, перелетая с одного цветка на другой. Знали, что без солнца не было бы жизни на земле.
Мы обожали нашу маму. Это была веселая женщина, полная оптимизма.
С тех пор, когда я вижу очередной придорожный столб с почтовым ящиком, особенно стоящий в конце улицы, я вспоминаю наши дни с мамой. Вспоминаю, как она излучала радость, любовь и уважение и каждый день учила этому нас.
Бетти Б. Янгс
СОКРОВИЩА МОЕЙ МАМЫ
Я могу рассказать много интересных вещей о женщине, которая растила дочь в условиях крайней бедности. Я даже и не знала, что мы были бедными, до тех пор, пока не пошла во второй класс. У меня было все, что нужно: девять братьев и сестер, с которыми я могла играть, книжки, которые я могла читать, кукла-подружка, с которой мы играли, и чистенькая одежда, которую мама аккуратно штопала и шила сама. Мои волосы всегда были чистыми. Мама каждое утро заплетала их в тугую косу. Мои коричневые ботиночки сверкали чистотой и не были рваными. Мне было удивительно интересно в школе. Мне нравился запах новых карандашей и плотной бумаги для рисования, которую нам выдал учитель. Я впитывала знания как губка, и меня даже приводили в пример старшеклассникам.
Я до сих пор помню тот день. Я поднималась по ступенькам, чтобы заплатить за школьный завтрак. Свернув к своему классу, я встретила двух старших девочек, которые шли вниз.
— Смотри, какая бедная девочка, — прошептала одна другой, и они втихомолку захихикали.
Мое лицо мгновенно вспыхнуло, на глаза навернулись слезы обиды, и день превратился для меня в кошмар.
Возвращаясь в тот день домой, я пыталась понять, что имели в виду эти девочки. В чем было различие. Я тщетно пыталась понять, почему они думали, что я бедная. Я критически осмотрела свое платьице и тут впервые заметила, какое оно полинявшее. И то, что подол подшит вручную,
слишком бросалось в глаза. Да, мои тяжелые мальчишеские ботинки были крепкими и не промокали, но тут я впервые заметила, что они отвратительного коричневого цвета.
К тому времени, когда я пришла домой, мне уже стало безумно себя жаль. Я вдруг почувствовала себя другим человеком, который неожиданно зашел в наш дом и стал критически ко всему приглядываться. Тут я словно впервые увидела, что линолеум на кухне местами порван, а на дверях и ручках видны серые пятна от рук. Расстроенная, я не ответила на приветливые мамины слова. Она что-то готовила на кухне. Это были лепешки с порошковым молоком. Я была уверена, что у других девочек на обед было настоящее молоко, а не из порошка. Я бродила по комнате в тяжких раздумьях, не зная, как приступить к нелегкому разговору о нашей бедности. Почему мама мне никогда ничего не говорила, удивлялась я. Почему об этом я должна была узнать от кого-то другого?
Набравшись наконец-то смелости, я вошла на кухню.
— Мы бедные? — выпалила я, почему-то мой голос дрогнул.
Я думала, она тут же начнет все отрицать, как-то оправдываться или по крайней мере хоть объяснит, чтобы я не чувствовала своей ущербности. Но мама сочувственно посмотрела на меня и ничего не говорила целую минуту. Потом я услышала ее тихий голос.
— Бедные? — повторила она за мной и положила нож, которым чистила картошку, на стол. — Нет, мы не бедные. Ты только посмотри, что у нас есть, — сказала она, указывая в сторону моих братьев и сестер, игравших в соседней комнате.
Ее глазами я увидела каменную печь, наполнявшую дом теплом, разноцветные занавесочки на окнах и ручной работы соломенные коврики, украшавшие дом. А на столе стояла целая тарелка свежеиспеченных лепешек. За окном я увидела широкое пространство, которое предлагало свои объятия десяти ребятишкам. Там мы могли бегать и рез-
— Может быть, некоторые люди и подумали бы, что мы бедные в смысле денег, но у нас ведь так много всего есть, кроме этого.
И с мудрой улыбкой моя мама снова стала готовить обед для семьи, не понимая, что в тот вечер она наполнила не только пустые желудки. Она наполнила радостью мою душу и сердце.
Мэри Кеньон
СОВСЕМ НАОБОРОТ
Сказать, что моя мама была простой женщиной, — значит ни похвалить ее, ни покритиковать. Она была одной из тех женщин, которых люди никогда не замечают. Мир полон таких незаметных людей.
Родившись в семье потомственных алкоголиков, моя мама в семнадцать лет решила покончить с этой жизнью и уехать из Сент-Луиса. «Я больше ни минуты не могла выдержать этой бессмысленной борьбы с пьянством и безумием», — рассказывала она. Переехав к своей кузине в Калифорнию, она начала там новую жизнь. Это было в 1959 году.
В 1960-м она вышла замуж за моего отца, летчика, и в течение последующих четырех лет у них появились Тэмми, Тина и я, Джерри. Мои родители купили маленький простенький домик в округе Ориндж в 3967 году. В 1975-м, сделав все, что было в их силах, для укрепления семьи, они развелись. Мне тогда было двенадцать лет.
Может быть, это произошло из-за огромных перемен, которые принес с собой развод, не знаю, но неожиданно я увидел в своей маме не просто маму, а личность, женщину. Я начал замечать, что лицо ее все покрыто морщинами. Под глазами залегли темные круги, а фигура стала бесформенной после трех родов. Мужчины мою маму просто не замечали. Они никогда не обращали внимания на ее горящие глаза. Их выражение я заметил совсем недавно.
После развода мама устроилась на вторую работу — на СКЛаД ВИННОГО магазина. Она носила тяжелые бутылки под
дружное одобрение мужчин, стоявших за прилавками. Казалось, они не воспринимали мою маму как женщину.
Когда я вырос и стал молодым человеком, мне стало очень горько оттого, что люди не интересуются моей мамой. Я же знал, какими усилиями ей давалось все в жизни. Я знал, какой она интересный человек, как много она читала и знала. С ее точки зрения, все было в порядке. Нет, я не собирался ее критиковать, как это обычно делают подростки по отношению к своим родителям. Я просто видел, как моя мама героически молча идет по жизни, никем не замеченная, не одобренная. И это ранило меня.
19 февраля 1986 года в моем доме посреди ночи раздался телефонный звонок. Звонила мама. Она сообщила, что простуда, с которой она тщетно боролась на протяжении двух месяцев, перешла в воспаление легких, а потом в опухоль и повредила левое легкое. Неделю спустя ее положили на операцию. Хирург определил, что опухоль располагается слишком близко к сердцу. Он что-то быстро заговорил о химиотерапии, но его глаза выдали правду.
Моя мама героически сражалась с опухолью, как истинный боец, и никто этого, казалось, не видел. Она выдержала многочисленные процедуры. Ей приходилось не говорить, а шептать, она с трудом глотала и дышала. Мама мужественно выдержала весь кошмар химиотерапии. Даже купила кричаще красный парик, пытаясь развеселить всю семью. Не сработало. Она клялась, что поборет это чудовище, до самого последнего момента, когда потеряла сознание. Это произошло 2 февраля 1987 года. Она умерла. Рядом с ней находились трое ее детей. Они держали ее за руки и гладили морщинистые щеки.
Я был зол на весь мир за то, что он ее не заметил. Я заметил ее. Я видел борьбу и одиночество, навалившееся на прекрасную женщину. Как могли они не замечать, что эта внешне непривлекательная женщина на самом деле была самым замечательным человеком? Я злился вплоть до церемонии похорон.
В простенькую часовенку, где маму провожали в последний путь, начали приходить люди, которых я не знал. При-
шли те, кто работал с ней десять лет назад, и сказали, что помнят меня еще ребенком. Друзья с работы, которых я никогда не видел, сочувственно обнимали меня и моих сестер. Пришел даже начальник из того магазина, где она работала, он пожал мне руку и сказал, что моя мамочка была самой доброй женщиной, которую он когда-либо знал.
Я-то начал замечать свою маму как личность только в двенадцать лет, и я думал, что ее жизнь проста и незамысловата. Я оглядел маленькую часовню, заполненную добрыми людьми, которые заметили мою маму и которые вовсе не считали ее заурядной. Она что-то значила в их жизнях, а я этого не знал. Я никогда в жизни так не радовался своей ошибке. Они всегда все замечали. И теперь мое сердце освободилось от обиды.
Джералд И. Терспюн-мл.
ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА
Мне кажется, что моя мама была самой прекрасной женщиной, которую я когда -либо знал... Я встречал в жизни немало людей, но никогда не видел женщину более утонченную, чем моя мама. Если бы я и написал о ком, то только о ней.
Чарли Чаплин
Помню, когда я учился в четвертом классе, ты однажды ночью не спала и шила мне костюм Зорро на Хэллоуин. Я знал, что ты хорошая мама, но не представлял, какой замечательной женщиной ты была.
Помню, что ты иногда работала сразу на двух работах и еще работала в магазине парфюмерии напротив нашего дома — и все это лишь для того, чтобы мы сводили концы с концами. Ты работала очень много и все же пыталась улыбаться. Я знал, что ты была труженицей, но не представлял, какой замечательной женщиной ты была.
Я помню, как однажды подошел к тебе поздно ночью и сказал, что мне дали роль короля в школьной пьесе и она будет завтра. Каким-то образом ты умудрилась к утру сшить королевскую красную мантию с черными ромбами (сделанную из хлопчатобумажной ткани с нарисованными фломастером фигурами). И после всех твоих трудов я так и забыл повернуться к публике вполоборота, чтобы все могли увидеть твою великолепную работу. И все же ты улыбалась и смеялась даже в такие моменты. Тогда я понял, что такой,
как ты, мамы больше нет. Но я не знал, какой замечательной женщиной ты была.
Я вспоминаю, как однажды в школе разбил до крови голову, но ты только сказала школьному учителю: «С ним все будет в порядке. Пусть он отдохнет. Я приду и заберу его чуть позже». Все знали, что ты сильная и мужественная, но я не понимал тогда, какой же замечательной женщиной ты была.
Я помню, как в младших классах ты всегда помогала мне справляться с многочисленными домашними заданиями, делала костюмы для праздников в школе, приходила на все мои игры. Я знал тогда: ты сделаешь все для своих детей, если потребуется, но я не понимал до конца, какой замечательной женщиной ты была.
Я помню, как однажды привел домой сорок три ребенка в половине четвертого утра (я тогда работал в детском саду) и спросил, можно ли им остаться у нас на ночь, а потом позавтракать. Помнится, ты встала с постели и доблестно сражалась с этим нашествием саранчи. Я всегда знал, что ты веселая и щедрая, но я не понимал, какой же замечательной женщиной ты была.
Я помню, ты приходила на мои футбольные и баскетбольные матчи, когда я учился в старших классах. Даже находясь посреди поля, я слышал, как ты за меня болела. Я знал, что ты всегда за меня переживаешь, но не понимал, какой замечательной женщиной ты была.
Я помню все жертвы, на которые ты шла, лишь бы я мог учиться в Стэнфорде, — дополнительная работа, посылки, которые ты регулярно мне присылала, письма, которыми напоминала мне, что я не одинок. Я знал, что ты самый лучший в мире друг, но я не понимал, какой замечательной женщиной ты была.
Помню, как, закончив Стэкфорд, я решил работать за двести долларов в месяц в организации «Молодая жизнь», потому что любил детей. Вам с отцом казалось, что я существую на грани бедности, и вы все время поддерживали меня и вдохновляли. Однажды вы даже приехали помочь мне обустроиться В МОеЙ МаЛеНЬКОЙ комнате. Своими матерински
ми заботливыми руками ты навела порядок в комнате. Тогда я заметил, какая ты творческая личность, но я не понимал, какой замечательной женщиной ты была.
Шло время, я становился старше и вот женился, обзавелся собственной семьей. Ты стала бабушкой и приспосабливалась к новой роли, но все же не старела. Тогда я понял, что Господь создал тебя в особенный час, но все же я не знал, какой замечательной женщиной ты была.
Я попал в аварию. Жизнь стала для меня труднее. Но ты все так же стоишь рядом. Кое-что, я думаю, никогда не изменится — и я благодарен тебе за это. Я понял тогда, что ты отличная сиделка, но я не знал, какой замечательной, замечательной женщиной ты была.
Я написал несколько книг, и людям они нравятся. Вы с отцом гордились, показывая экземпляры моих книг друзьям. Вот, мол, один из наших детей стал писателем. Я понял тогда, что ты хороший рекламный агент, но я не знал, какой замечательной, замечательной женщиной ты была.
Времена меняются... проходят годы, и один из самых близких мне людей ушел в мир иной. Я до сих пор помню тебя на поминальной службе. Ты стояла прямо и гордо в своем красивом бордовом платье, словно напоминая людям, что мы должны быть благодарны жизни за жизнь. Я увидел в тебе человека, который может выдержать удары судьбы и не пасть духом. И тогда я начал понимать, какой замечательной женщиной ты была.
В тот последний год, когда ты стала одинока как никогда, я вспомнил и заново пересмотрел всю нашу жизнь. Несмотря ни на что, твой смех стал только ярче, твоя сила крепче, любовь — глубже, а я наконец-то понял, какая же
ты замечательная женщина!
Тим Хансел
ПОСЛЕСЛОВИЕ
МОЛИТВА ЗА МАМУ
Господи!
Теперь, когда я уже не молода, у многих моих друзей матери ушли в мир иной. Я так часто слышу от них, что они никогда не могли в полной мере оценить своих матерей до тех пор, пока не было уже слишком поздно.
Мне необычайно повезло — моя мама еще жива. С каждым днем я ценю ее все больше и больше. Нет, это не мама меняется, это меняюсь я. Становясь старше и мудрее, я осознаю, какой она удивительный человек. Как жаль, что я не в силах сказать эти слова ей, они гораздо легче вылетают у меня из-под пера.
Как может дочь отблагодарить свою маму за саму жизнь? За любовь и терпение, за тяжелый каждодневный труд, с которым она растит ребенка. За то, как она внимательна с малышом, за понимание «слетевшего с катушек» подростка, за умного студента, который все на свете знает. За терпеливое ожидание того драгоценного момента, когда дочь наконец-то поймет, какой мудрой была ее мать.
Как может взрослая женщина отблагодарить свою маму за то, что та всегда остается ее мамой? За готовность в любую минуту дать нужный совет (когда спросят) или промолчать (когда не спросят). За то, что не упрекает: «Я же предупреждала», хотя и могла бы уже сотни раз произнести эту расхожую фразу. За то, что она всегда и везде оставалась сама собой — любящей, мудрой, терпеливой и всепрощающей.
Я не знаю, как это сделать, Господи! Я только могу попросить тебя благословить ее так, как она того заслуживает, и помочь мне следовать примеру, который она подала мне своей жизнью. Я молюсь за то, чтобы в глазах собственных детей я выглядела так же, как теперь мама выглядит в моих.
Дочь
Энн Ландерс Предоставлено Линн Калиновски
БОЛЬШЕ ИСТОРИЙ ДЛЯ ДУШИ
Многие из рассказов и стихотворений, с которыми вы познакомились в этой книге, были предоставлены нам такими же читателями, как и вы. Мы планируем и дальше публиковать книги этой серии и приглашаем вас принять в этом участие, прислав свой рассказ.
Рассказы должны быть по объему не больше 1200 слов и являться возвышающими или вдохновляющими по своему содержанию. Вы можете предложить оригинальное произведение или же вырезку из местной газеты, журнала, церковных ведомостей или информационного бюллетеня какой-либо фирмы. Это может быть также ваша любимая цитата, которую вы поместили на дверцу холодильника, или какой-либо эпизод из жизни, который глубоко затронул вас лично.
Присылайте ваши рассказы по следующему адресу:
Chicken Soup For The Soul P.O. Box 30880 Santa Barbara, CA, 93130
Факс: 805-563-2945
Адреса в Интернете: www.chickensoup.com, www.clubchickensoup.com.
Права на публикацию собранных в этой книге историй предоставлены следующими авторами и издателями.
Посвящается матери. Reprinted with permission of David Weatherford. ©1997 David Weatherford.
Выбор. Reprinted with permission from Guideposts Magazine. ©1985 by Guideposts, Carmel, NY 10512.
Детский самолет. Reprinted by permission of Sharon Linnca and LeAnn Thieman. ©1997 Sharon Linnea and LeAnn Thieman.
Подарок маме. Reprinted by permission of Sarah A. Rivers. ©1997 Sarah A. Rivers.
День матери. Reprinted by permission of Niki Scpsas. ©1997 Niki Sepsas.
Все эти годы. Reprinted by permission of Alice Collins. ©1997 Alice Collins.
Заколки для волос. Reprinted by permission of Linda Goodman. ©1997 Linda Goodman.
Сожми мою руку, и я скажу, как люблю тебя. Reprinted by permission of Mary Marcdante. ©1997 Mary Marcdante.
Гены?.. Reprinted by permission of The Economics Press. Excerpted from The Best of Bits & Pieces. ©1995 The Economics Press.
Родился ребенок. Reprinted by permission of Reverend Michael Lindvall. ©1997 Reverend Michael Lindvall.
Самый лучший сын. Reprinted with permission of Sharon Drew Morgen. ©1997 by Sharon Drew Morgen.
Дети рождаются только раз. Reprinted by permission of Joseph C. Rosenbaum. ©1997 Joseph C. Rosenbaum.
Мы — три сестры. Reprinted with permission by Faith Andrews Bedford. ©1997 Faith Andrews Bedford.
Открытая дверь. Reprinted by permission of New Leaf Press. Excerpted from Moments for Mothers by Robert Strand. ©1997 New Leaf Press.
Мама на один день. Reprinted by permission of Anne Jordan. ©1997 Anne Jordan.
Наша маленькая девочка. Reprinted by permission from the January 1990 Reader's Digest. ©1990 by The Reader's Digest Association, Inc.
Прочесть, когда тебе одиноко. Reprinted by permission of Mike Staver. ©1997 Mike Staver.
С легкой маминой руки. Reprinted with permission from Guideposts Magazine. ©1994 by Guideposts, Carmel, NY 10512.
Так сказала мама... Reprinted by permission of Robert F. Whittle Jr. ©1997 Robert F. Whittle Jr.
Проверка. Reprinted by permission of Glenn Van Ekeren. ©1997 Glenn Van Ekeren.
Какого цвета объятия? Reprinted by permission of Loretta Hall. ©1997 Loretta Hall.
Чесночные сказки. Reprinted by permission of Mike Lipstock. ©1997 Mike Lipstock.
Зубная фея. Reprinted by permission of Suzanne Moustakas. ©1997 Suzanne Moustakas.
Любовные записки. Reprinted by permission of Antoinette Kuritz. ©1997 Antoinette Kuritz.
Их спас ремень безопасности. Reprinted by permission of Randee Goldsmith. © 1997 Randee Goldsmith.
День общей неудачи. Reprinted by permission of Judith Towse-Roberts. ©1997 Judith Towse-Roberts.
Полуночный гость. Reprinted by permission of Edith Dean. ©1997 Edith Dean.
Мой сын Рапан. Reprinted by permission of Jeanne White. ©1997 Jeanne White.
Все хорошо, мама? Reprinted by permission of Christine Perez. ©1997 Christine Perez.
Сдвинуть горы. Reprinted by permission of Thomas Nelson Publishers. ©1997 Jim Stovall. Excerpted from You Don't Have to Be Blind to See. All rights reserved.
Любовь через расстояние. Reprinted by permission of Amsheva Miller. ©1997 Amsheva Miller.
Настоящее зрение. Reprinted by permission of Marsha Arons. ©1997 Marsha Arons.
Каждое утро — дар. Reprinted by permission of Deborah Bebb. ©1997 Deborah Bebb. Excerpted from Woman's World Magazine.
Любовь без границ. Reprinted by permission of Chet Dembeck. ©1997 Chet Dembeck. Excerpted from Woman's World Magazine.
Борьба за ребенка. Reprinted by permission of Tom Mulligan. ©1997 Torn Mulligan.
Добро пожаловать в Голландию. Reprinted by permission of Emily Perl Kingsley. ©1987 Emily Perl Kingsley.
Слово матери. Reprinted by permission of Deborah Shouse. © 1997 Deborah Shouse.
Материнство — «Простая игра»? Reprinted by permission of Jacklyn Lee Lindstrom. ©1997 Jacklyn Lee Lindstrom.
Первый рисунок. Reprinted by permission from the December 1995 Reader's Digest. ©1995 by The Reader's Digest Association, Inc.
Письмо матери сыну, идущему в школу. Reprinted by permission of Rebecca Christian. ©1997 Rebecca Christian.
Спортивная мама. Reprinted by permission of Judy Bodmcr. ©] 997 Judy Bodmer.
Больше никаких поцелуев на ночь. Reprinted by permission, ©Newsday, Inc., 1969.
Признаки взрослого материнства. Reprinted by permission of Liane Kupferberg Carter. ©1997 Liane Kupferberg Carter.
Всегда, навсегда и навечно! Reprinted by permission of Jcanette Lisefski. ©1997 Jeanette Lisefski.
Молчаливый герой. Reprinted by permission of Denny McConnick and Lisa McCormick. ©1997 Denny McCormick and Lisa McCormick.
Вырастить ребенка. Excerpted from Babies and other Hazards of Sex by Dave Barry. ©1984 Rodale Press. Reprinted with permission. All rights reserved. Reprinted with permission from the Reader's Digest Association, Inc.
Ребенок идет в колледж. Reprinted by permission of Stanley Volkens, executor for Phyllis Volkens.
Мамина помощница. Reprinted by permission of Jane Jayroe. ©1997 Jane Jayroe.
Мачеха. Reprinted by permission of Jennifer Graham. ©1997 Jennifer Graham.
Радость пришла в мир. Reprinted by permission of W. Shirley Nunes. ©1997 W. Shirley Nunes.
Неописуемый подарок. Reprinted by permission of Jennifer Graham. ©1997 Jennifer Graham.
Материнская интуиция. Reprinted by permission of Amy Hilliard-Jones. ©1997 Amy Hilliard-Jones.
Она похожа на нас. Reprinted by permission of Judy Farris. ©1997 Judy Farris.
Мама. Reprinted by permission of Barbara L. Warner. ©1997 Barbara L. Warner.
Я не хочу нового ребенка. Reprinted by permission of Rosemary Laurey. ©1997 Rosemary Laurey.
He в наших сипах. Reprinted by permission of Colleen Derrick Horning. ©1997 Colleen Derrick Horning.
Бесценное сокровище. Reprinted by permission of Sandra Julian Barker. ©1997 Sandra Julian Barker.
Избранная. Reprinted by permission of Sue West. ©1997 Sue West.
Потанцуй со мной. Reprinted by permission of Jean Harper. ©1997 Jean Harper.
Предсказание. Reprinted by permission of Rochelle M. Pennington. ©1997 Rochelle M. Pennington.
Семейный обед. Reprinted by permission of Shari Cohen. ©1997 Shari Cohen.
Прыжок назад. Reprinted by permission of Harper Collins Publishers Inc. ©1997 by Joan Rivers. Excerpt from Bouncing Back by Joan Rivers.
Моя дочка — мой учитель. Reprinted by permission of Janet S. Meyer. ©1997 Janet S. Meyer.
Сломанная кукла. Reprinted by permission of Dan Clark. ©1997 Dan Clark.
Мир по-детски. Reprinted by permission of Sherwin Kaufman. ©1997 Sherwin Kaufman.
Майский день. Reprinted by permission of Donna Getzinger. ©1997 Donna Getzinger.
Как узнал Санта- Клаус?'Reprinted by permission of Faye Porter. ©1997 Fave Pni-tpr
День, когда я очень занята. Reprinted by permission of Cindy Ladage. ©1997 Cindy Ladage.
Игра с ребенком. Reprinted by permission of Pocket Books, a division of Simon & Schuster from / Am a Mother of Sons by Jayne Jaudon Ferrer. ©1996 by Jayne Jaudon Ferrer.
В мгновение ока. Reprinted by permission of Daryl Ott Underbill. ©1997 Daryl Ott Underhill.
Когда мама пришла на вечеринку. Reprinted by permission of Margie M. Coburn. ©1997 Margie M. Coburn.
Подарок за дверью. Reprinted by permission of Christina Keenan. ©1997 Christina Keenan.
Ангел в униформе. Reprinted by permission of Jeannie Ecke Sowell. ©1997 Jeannie Ecke Sowell.
Сердце сына. Reprinted by permission of Sandy Jones. ©1997 Sandy Jones.
Удочерить мечту. Reprinted by permission of Kathryn Lay. ©1997 Kathryn Lay.
Дорогой, тебе лучше присесть. Reprinted by permission of Sheryl Nicholson. ©1997 Sheryl Nicholson.
Обещание в День матери. From the book Where Miracles Happen: True Stories of Heavenly Encounters by Joan Wester Anderson. ©1995 by Joan Wester Anderson. Published by Brett Books, Inc. Reprinted by permission.
Мама и сын находят друг друга. Reprinted by permission of Carolyn Campbell. ©1997 Carolyn Campbell.
Спустя сорок лет. Reprinted by permission of Linda O'Camb. ©1997 Linda O'Camb.
Четыре ангела. From Angel Lettersby Sophy Burnham. ©1991 by Sophy Burnham. Reprinted by permission of Ballantine Books, a division of Random House, Inc.
Решающий гол для мамы. Reprinted by permission of John Morris. ©1997 John Morris.
Вспомни наши дни. Reprinted by permission of Victoria A. Lapikas. ©1997 Victoria A. Lapikas.
Мамин юбилей. Reprinted by permission of Terry Marotta. ©1992 Terry Marotta.
Ребенок без матери. Reprinted by permission of Jane Kirby. ©1997 Jane Kirby.
Робин. Excerpted from Barbara Bush: A Memoir. Reprinted with special permission from Simon & Schuster ©1994. All rights reserved.
Позволить уйти. Excerpt from Lessons of Love by Melody Beattie. ©1994 by Melody Beattie. Reprinted by permission of Harper Collins Publishers, Inc.
Джон. Reprinted by permission of Muriel Cochrane. ©1997 Muriel Cochrane.
Капитану Канди и женщинам, покорившим небо. Reprinted by permission of Diana L. Chapman. ©1997 Diana L. Chapman.
Я рождена для такой работы. Reprinted by permission of Billie B. Chesney. ©1997 Billie B. Chesney.
Бабушкин сад. Reprinted by permission of Lynnette Curtis. ©1997 Lynnette Curtis.
Ужин в ресторане. Reprinted by permission of Maryann Lee Jacobs. ©1997 Maryann Lee Jacobs.
Нам нужен камень. Reprinted by permission of Kathy Ryan. © 1997 Kathy Ryan.
Мама и мисс Джордан. Reprinted by permission from the July 1989 Reader's Digest. ©1989 by The Reader's Digest Association, Inc.
Когда мама задует 75 свечей. Reprinted by permission of Alice Collins. ©1997 Alice Collins.
Семь чудес. Reprinted by permission of Jane Harless Woodward. ©1997 Jane Harless Woodward.
Почтовый ящик. Reprinted with permission by publisher Health Communications, Inc., Deerfield Beach, Florida, from Values from the Heartland by Bettie B. Youngs. ©1995 Bettie B. Youngs.
Сокровища моей мамы. Reprinted by permission of Mary Kenyon. ©1997 Mary Kenyon.
Совсем наоборот. Reprinted by permission of Gerald E. Thurston Jr. ©1997 Gerald E. Thurston Jr.
Замечательная женщина. Excerpted from Holy Sweat by Tim Hansel. ©1989 Word, Inc., Dallas, Texas. Reprinted with permission. All rights reserved.
Молитва за маму. Permission granted
by Ann Landers and Creators Syndicate.
|
|